Буря мечей - Джордж Мартин

Астапор — странный город даже для той, кто побывал в Доме Праха и купался в Чреве Мира под Матерью Гор. Все его улицы сложены из того же красного кирпича, которым вымощена площадь. Из него же выстроены ступенчатые пирамиды, глубокие бойцовые ямы с амфитеатром сидений, серные фонтаны, мрачные винные погребки и древние городские стены. Повсюду старый кирпич, который ветшает и крошится. По сточным канавам при каждом порыве ветра несется красная пыль. Неудивительно, что многие астапорские женщины ходят с закрытыми лицами: кирпич ест глаза хуже, чем песок.

— Дорогу! — кричал Чхого, ехавший перед носилками. — Дорогу Матери Драконов! — Но когда он стал щелкать своим кнутом с серебряной рукоятью, подаренным ему Дени, она высунулась и попросила его не делать этого.

— Не здесь, кровь моей крови, — сказала она на его родном языке. — В этом городе и без того слишком часто щелкают кнутами.

Улицы были почти пусты, когда утром они ехали сюда из порта, и теперь народу на них почти не прибавилось. Мимо прошагал слон с ажурной беседкой на спине. В сухой кирпичной канаве сидел голый мальчик с облупленной кожей, ковыряя в носу и наблюдая за движением муравьев. Услышав стук копыт, он поднял голову и уставился на колонну конных гвардейцев, со смехом скачущих в облаке красной пыли. Медные диски, нашитые на их желтые шелковые плащи, сверкали как солнца. Под плащами они носили вышитые полотняные рубахи, легкие складчатые юбки и сандалии. Непокрытые, рыжие с черным головы каждый намасливал, взбивал и причесывал по-своему, укладывая волосы в виде рогов, крыльев, клинков и даже когтистых рук. Это делало всадников похожими на скопище демонов из седьмого пекла. Голый мальчик проводил их взглядом вместе с Дени, а потом опять запустил палец в нос и вернулся к своим муравьям.

Да, странный город, но далеко не столь многолюдный, как во дни своей славы: до Кварта, Пентоса и Лисса ему далеко.

На перекрестке носилки остановились, чтобы пропустить процессию рабов, подгоняемых кнутом надсмотрщика. Это были не Безупречные, а обыкновенные, совершенно голые мужчины и женщины с бледно-коричневой кожей. Детей среди них не было. Позади на белых ослах ехала пара астапорцев: мужчина в красном шелковом токаре и женщина в голубом полотняном покрывале, вышитом ляпис-лазурью, с костяным гребнем в рыжих с черным волосах. Мужчина прошептал ей что-то и засмеялся, обращая на Дени не больше внимания, чем на своих рабов или надсмотрщика с плеткой-пятихвосткой. На мускулистой груди надсмотрщика, коренастого дотракийца, красовалась татуировка — гарпия с цепями.

— Из кирпича и крови выстроен Астапор, — пробормотал Белобородый, — и люди в нем из кирпича и крови.

— Что-что?

— Этому изречению научил меня в детстве мейстер, но только теперь я понял, насколько оно правдиво. Кирпичи Астапора красны от крови сделавших их рабов.

— Охотно верю, — сказала Дени.

— Тогда покиньте это место, пока и ваше сердце не превратилось в кирпич. Прикажите отплыть нынче же, с вечерним приливом.

Хорошо бы, подумала Дени.

— Сир Джорах говорит, что Астапор я должна покинуть не иначе, как во главе армии.

— Сир Джорах сам занимался работорговлей, ваше величество, — напомнил ей старик. — В Пентосе, Мире и Тироше есть наемники, которых вы можете взять к себе на службу. У людей, убивающих за деньги, нет чести, но они по крайней мере не рабы. Наберите вашу армию там, молю вас.

— Мой брат побывал и в Пентосе, и в Мире, и в Браавосе — почти во всех Вольных Городах. Магистры и архоны угощали его вином, кормили обещаниями и морили голодом его душу. Не может мужчина кормиться всю жизнь из чашки для подаяний, оставаясь при этом мужчиной. Я попробовала вкус милостыни в Кварте, и с меня довольно. В Пентос с нищенской чашкой я не явлюсь.

— Лучше уж быть нищим, чем рабовладельцем.

— Это слова человека, которому не довелось быть ни тем, ни другим. — Ноздри Дени раздулись. — Знаешь ли ты, каково это, когда тебя продают, оруженосец? Ну а я знаю. Мой брат продал меня кхалу Дрого за обещание золотой короны. Ну что ж, Дрого в самом деле увенчал его золотом, хотя и не так, как ему бы хотелось, а я… мое солнце и звезды сделал меня королевой, но будь на его месте другой мужчина, вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Думаешь, я забыла, что это значит — все время бояться?

Белобородый склонил голову.

— Я не хотел обидеть ваше величество.

— Меня может обидеть только ложь, но не честный совет. — Дени погладила сморщенную, в старческих пятнах руку Арстана. — У меня драконий нрав, только и всего. Пусть это тебя не пугает.

— Постараюсь запомнить, — улыбнулся Арстан.

У него хорошее лицо, и в нем чувствуется большая сила. Дени не понимала, почему сир Джорах относится к старику с таким недоверием. Быть может, он ревнует из-за того, что у нее теперь появился другой собеседник? Мысли Дени помимо ее воли вернулись к той ночи на «Балерионе», когда рыцарь-изгнанник поцеловал ее. Он не должен был этого делать. Он втрое старше меня, слишком низкого для меня рода, и я не давала ему на это позволения. Ни один истинный рыцарь не должен целовать королеву без ее разрешения. С тех пор Дени стала заботиться о том, чтобы никогда не оставаться наедине с сиром Джорахом. На корабле при ней всегда находится кто-то — служанка или один из кровных всадников. По глазам рыцаря Дени видела, что он жаждет новых поцелуев.

Дени не могла сказать, чего хочет она сама, но поцелуй Джораха пробудил в ней что-то, накрепко уснувшее после смерти кхала Дрого. Лежа на своей узкой койке, она представляла, что вместо служанки рядом с ней лежит мужчина, и мысль об этом волновала ее больше, чем следовало. Порой она закрывала глаза и предавалась мечтам, но ее воображаемый любовник никогда не походил на Джораха: он был моложе и красивее, хотя его лицо всегда оставалось в тени.

Однажды, измаявшись этими мечтами и не в силах уснуть, Дени коснулась себя между ног и вздрогнула, ощутив там влагу. Чуть дыша, она стала водить пальцами по своим нижним губам, медленно, чтобы не разбудить спящую рядом Ирри. Потом она нащупала особенно чуткое место и остановилась на нем, теребя его сперва робко, затем все быстрее, но желанное облегчение все не наступало. Драконы закопошились, один из них закричал. Ирри проснулась и увидела, что делает ее госпожа.

У Дени пылали щеки, но в темноте Ирри этого видеть не могла. Служанка молча положила руку ей на грудь, взяла в рот сосок. Другая рука скользнула вдоль легкой выпуклости живота, прокралась сквозь поросль серебристо-золотых волос и стала двигаться между ног Дени. Всего через несколько мгновений бедра Дени напряглись, грудь поднялась, и по всему телу прошла дрожь. У нее — а может быть у Дрогона — вырвался крик. Ирри, все так же молча, свернулась калачиком и в тот же миг уснула опять.