Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера - Алексей Шерстобитов

Поездка на суд занимает весь день, причем большую часть времени составляет езда в «ЗАКе» и ожидание вызова в зал суда в маленькой камере подвала Мосгорсуда (метр на полтора). Туда же спускают и после окончания заседания, до приезда автомобиля, который возвращает подсудимых снова в тюрьму.

В ожиданиях проходит несколько часов, от пяти до десяти, когда занять себя совершенно нечем, кроме как чтением и писанием чего-нибудь. Прилечь невозможно, ходить тоже, но мне все равно нравилось находиться в этом помещении в гордом одиночестве, где хотя бы никто не курит и не пристает с глупыми расспросами, которые надоели своим постоянным повторением ещё в первым месяцы заключения. К тому же лёгкой жизни никто не обещал, тем более если к ней не стремишься сам. Но, подымаясь уже непосредственно к проведению самого судебного следствия, ловил себя на мысли, что не так много сил остаётся на проведение этого действия.

Свидетели меняли свидетелей, пострадавшие возвращали на землю, а точнее - в болото, напоминая о том, но человек должен жить скорее своей совестью, чем своими поступками. Выжимая из себя попытку извинении, оказывалось, что это совсем не просто, и получается лишь тогда, когда действительно хочешь извиниться. Во время произнесения этих нескольких слов откуда-то из глубины вываливался шершавый комок, прямо на голосовые связки, изменяя голос и тембр. Слова терялись, а вырывалось просто детское, но настоящее: «Простите, пожалуйста», — сил смотреть в глаза этим людям не было, но чувство необходимости заставляло поднимать затуманенный взгляд. Увиденное казалось невыносимым и вызывало желание провалиться в «тартарары», навсегда и безоглядно.

И такие моменты, несмотря на то, что остаёшься в сконцентрированном круге внимания, совершенно не замечаешь этого — все взгляды смотрят на тебя, но чувствуешь их лишь после того, как видишь уходящего человека, у которого ты только что пытался просить прощения, сам же оставаясь наедине со своим стыдом и позором и оставшимся в памяти, передавшимся тебе несчастьем человека, в котором виноват ты. Тогда да и сейчас эти моменты кажутся мне самым большим наказанием. После этого ничего не хотелось предпринимать для своей защиты, но я знал, пройдёт время, и силы появятся — жизнь никто не отменял, как и грядущий срок.

И снова — камера, которая постоянно менялась, смешивая и постояльцев и их эмоциональное состояние с их мыслями и надеждами.

Вечера, впрочем, как и дни, приходили однотипно, приезжающие из судов, за редким исключением, рассказывали о прошедшем с подробностями, дававшими пищу для многочасовых разговоров. Зимой утро начиналось прохладой. Летом, особенно в начале и середине, если позволяло расположение окон, радовали лучики солнца, прокрадывающиеся через узкую щелку, щекоча и согревая полоску тела, которую удавалось подставить. Эта же щёлка была единственным визуальным сообщением с внешним миром, правда, совсем ничего не открывающее взору. Весь объём, открывавшийся взгляду, ограничивался стенками камеры и экраном, зачастую бесившего и надоевшего телевизора. Диву даёшься, какой бред привлекает внимание людей. Огромных сил стоило отвести от него глаза, правда, больше отвлекал и нервировал звук, исходящий от него. Вообще, нахождение здесь я воспринял как школу преодоления невозможного.

Сегодня обсуждаемые тогда темы не то, чтобы удивляют, но просто кажутся странными, с точки зрения меня же, но находящегося на свободе.

В этой тюрьме содержалось много состоятельных людей, и всё, что было сказано о материальных благах, хотя не без бахвальства и выпячивания, но не выдумано или услышано ими, как зачастую бывает в лагерях. Нет, они действительно многое имели. Излюбленные темы их разговоров: машины, часы, места отдыха (понятно, что за границами Российской Федерации), знакомство с высокого полёта «птицами», отношения с известными женщинами, многие из которых, поражали непредсказуемостью, развязностью и развратностью. Разумеется, основная тема — кажущаяся, а скорее — действительная несправедливость правосудия, причём со своеобразным подходом, но, наверное, разумным.

Главной мыслью было, что, безусловно, вина есть, и без преступлений у нас больших денег не наживешь, но сидеть бы хотелось, если уж сидеть, то за своё и, конечно, доказанное, а не придуманно сфабрикованное! По мне, большой разницы нет, более того, мы всё время со смехом обсуждали продолжение этой темы — за своё дали бы больше!

Мне было проще, я знал совершенно точно, зачем, главное, почему я здесь. Это сильно упрощало отношении к происходящему.

Однажды на одном из допросов разговор случайно зашел о преступниках, которым дана возможность попробовать жить заново, дошло до рассуждений не только об этом шансе, но и об отношении к ним общества, как к заново родившимся, а не навсегда потерянным. Сошлись на том, что переубеждать себя вряд ли кто будет, и всегда проще относиться к людям, не задумываясь об их судьбах, зачастую ориентируясь по отношению к ним, исходя из услышанного, увиденного, из сделанных кем-то выводов.

Чужая жизнь, не касающаяся твоей, вряд ли заинтересует, если в ней не будет любопытного, но и эта причина скорее всего, не поможет.

Диалог увлёк обе стороны, и этот день стал нерабочим, но уступившим требованиям духовным. Через несколько часов, мы поймали себя на мысли о чрезмерной откровенности. Не стану вдаваться в подробности, но один из следователей констатировал: «С такими принципами и подходом к жизни, Алексей Львович, если есть Бог, то Он обязательно даст вам второй шанс». Потом, подумав, добавил: «А последние произнесённые предложения - просто великолепная речь для «последнего слова».

Но самое удивительное ждало меня в камере. Находясь под впечатлением разговора, я встал у окна, пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь щель и заглянуть вдаль, и перед расплывчатым взором начало появляться нечто необычное, что не сразу было мною проявлено в сознании — перед глазами, словно готовя душу к чему-то необычному. Ясно проявлялась дуга, а точнее — радуга, да не простая, а двойная. Недавно прошёл несильный дождь, это было как будто бы последствием и, как будто бы, очень своевременным для меня знаком, каким я его и воспринял. Всё произошедшее в тот день говорило о закономерности происходящего. Ведь буквально неделю назад я прочитал в Ветхом Завете, что радуга — символ заключённого между Богом и Ноем завета не уничтожать человечество потопом. Для меня же это стало просто подкреплённой надеждой на «вторую жизнь», пусть и начинающуюся с сегодняшнего дня.

Мы не можем понять природу чудес, потому что не знаем законов её в полной мере, и пытаемся понять, исходя из известного и предполагаемого, помноженного на гордыню своей мнимой правоты и безошибочности…, а значит остается просто верить, как это делают дети…