Убить фюрера - Олег Курылев

Нижегородский заметил пробирающегося вдоль заднего ряда зрителей молодого парня в длинном расстегнутом сюртуке явно с чужого плеча. В одной руке он держал громадный букет роз, другой отбивался от каждого встречного-поперечного на своем пути. Он двигался к мосту и все время оглядывался.

— Вижу, — сказал Нижегородский и рванулся вперед.

— Куда! — схватил его за рукав Савва.

В это время только что смолкло эхо последнего, двадцать четвертого орудийного залпа. Кортеж приближался. Машины ехали медленно, никакого эскорта возле них не было. Стоявшие по обе стороны мостовой люди махали руками и что-то выкрикивали. Полицейские с болтающимися на левом боку длинными саблями, повернувшись к публике и раскинув руки, сдерживали людей, а когда машины подъезжали ближе, они оборачивались и брали под козырек. Под колеса, на капот и подножки автомобилей летели цветы.

— Куда же он идет? — услыхал Вадим голос Каратаева и обернулся.

Парень с букетом уже миновал мост и чуть ли не бегом двигался дальше вдоль набережной. Компаньоны не сговариваясь подались за ним, но через несколько шагов Каратаев резко затормозил:

— Стой! Это не он!

Они повернули назад. Первый автомобиль уже поравнялся с мостом, и было хорошо видно сидящих в нем людей. Однако внимание соотечественников было обращено на вторую машину. Нижегородский, привстав на цыпочки, сумел даже разглядеть ее номер — «А III 118». За рулем справа сидел водитель в форменном кителе и фуражке. Слева от него — сухощавый человек средних лет в парадном военном мундире. Вадим знал, что это генерал Оскар Потиорек. На заднем сиденье справа в этот солнечный день ярко выделялось белоснежное платье графини Хотек. На ней была широкая белая шляпа со страусиным пером, на груди, под высоким, почти до самого подбородка воротником поблескивало алмазное колье. Нижегородский сразу отметил, что все газетные фотографии совершенно не передавали обаяния, грации и женственности этой сорокапятилетней кареглазой красавицы. Вадим перевел взгляд на ее спутника. В течение секунды он рассмотрел его ярко-зеленый плюмаж из перьев попугаев, почти полностью закрывавший невысокий кивер. Мощный торс эрцгерцога туго обтягивал голубой китель с орденской лентой через правое плечо и звездами, но главной деталью были все же громадные, закрученные вверх черные усы, прозванные в Германии «Дело сделано!». Уже по прошествии нескольких лет они будут казаться чрезмерными до карикатурности.

В этот момент кто-то толкнул Нижегородского. Он обернулся, краем глаза заметил смотрящего на часы Каратаева и услыхал позади себя удивленный возглас:

— Ты что делаешь, мерзавец!

Раздался взрыв. Из-под третьего по счету автомобиля вырвались клубы желтоватого, подсвеченного вспышкой дыма. Фаэтон подпрыгнул, развернулся влево и, наехав на тротуар, замер. Все пространство вокруг заволокло едкой гарью. С верхнего этажа здания напротив почти беззвучно сыпались оконные стекла. Несколько человек упало, кто-то истошно завопил. Заскрипели тормоза, и три других автомобиля, проехав немного вперед, остановились, при этом последняя машина заняла место вылетевшей в сторону третьей. Толпа охнула и оцепенела. Но уже в следующую секунду к машинам со всех сторон двинулись люди.

— Вот он! — раздались голоса. — Держите его!

Слева от Нижегородского, сбрасывая на ходу уже почти сорванный с него пиджак, к реке бежал человек. Он только что вырвался из рук австрийского офицера, на которого зачем-то с криком накинулся полицейский. Вадим видел, как беглец попытался на ходу открыть зубами небольшой аптекарский пузырек, но выронил его в воду. Он забежал в реку по пояс и бросился вплавь. За ним устремилось не меньше десятка горожан, среди которых были сцепившиеся друг с другом офицер и ополоумевший от всего произошедшего полицейский. Впрочем, на противоположном берегу злоумышленника уже поджидали, так что деваться тому было некуда. Некоторые сбрасывали одежду и обувь, готовые последовать за ним в воду.

— Уф! Слава богу, — выдохнул Каратаев. — Секунда в секунду. Пошли, посмотрим на герцога.

Они посторонились, уступая дорогу бежавшим в обоих направлениях людям и, выждав несколько секунд, стали пробираться в сторону кортежа. К этому времени полицейские уже пришли в себя, окружив плотным кольцом место вокруг автомобилей. Им помогали какие-то люди в гражданском платье, вероятно венские секьюрити, приехавшие в Сараево заранее. Появилось несколько открытых повозок и фиакров, в которые стали усаживать пострадавших. Нескольких человек несли на руках и укладывали в повозки по одному.

— Эй ты, давай быстро в аптеку за бинтами, — распоряжался полицейский вахмистр. — Тащи сюда и аптекаря. А ты гони в госпиталь! — приказывал он кучеру. — И смотри у меня! Потом мигом назад.

Эрцгерцог некоторое время провел рядом с женой. Сопровождавшая герцогиню фрейлина, смочив из бутылочки платок, осторожно вытирала ей шею, что-то приговаривая. Герцогиня была бледна и не произносила ни слова.

— Ну, ну, все обошлось, — успокоил ее эрцгерцог.

Он надел свой кивер с зеленым плюмажем и направился к стоявшему в стороне поврежденному автомобилю. То место, где произошел взрыв, было отмечено неглубокой, еще дымящейся воронкой. Если бы не прочный корпус фаэтона, жертв было бы не избежать.

— Сколько раненых, граф? — спросил Фердинанд у бегущего следом с обнаженной саблей Гарраха. — Послали за врачом?

— Двое, ваше высочество, один серьезно…

— Я спрашиваю вас о раненых вообще, а не только из числа свиты! — резко обернулся наследник. — И нечего бегать за мной и размахивать саблей. Займитесь лучше пострадавшими… А вы кто такой?

Немного в стороне стоял мокрый офицер, белый мундир которого украшали следы речной тины и водорослей.

— Лейтенант Морсей, ваше высочество.

— Хорош!

— Ваше высочество, — к эрцгерцогу подошел Потиорек, — вот этот мерзавец.

Двое полицейских вели под руки мокрого молодого человека в разодранной белой рубашке с пятнами крови на груди. Он был основательно избит, из носа его сочилась кровь. Вероятно нахлебавшись воды, он сильно кашлял и отплевывался.

Фердинанд некоторое время смотрел на бомбиста, потом спросил:

— Как вас зовут?

— Уедненье или смрт, — произнес тот тяжело дыша.

— Ничего, он скажет, ваше высочество, — убедительно произнес удерживавший парня унтер-офицер.

Фердинанд отвернулся. К нему снова подошел граф Гаррах.

— Все раненые отправлены в госпиталь: два десятка гражданских и двое наших офицеров. Один ранен тяжело, в голову.

— Кто?

— Граф Мерицци.

— Мы навестим его. — Фердинанд выдержал паузу. — Что удалось узнать? Как Софи?

— Держится мужественно, — быстро заговорил Гаррах. — На заднем сиденье мы нашли запальный капсюль, которым, вероятно, и оцарапало шею герцогини. Бомба самодельная. В стене дома напротив места взрыва обнаружены обрезки гвоздей и свинцовой проволоки, а судя по дыму, это кордит или что-то в этом роде.

— Благодарю вас, граф.

Подошел Потиорек.

— Ваше высочество, разрешите нам убрать с улиц толпу?

— Ни в коем случае!

— Может быть, вызвать гусар из Тарчина?

— Вы хотите сделать меня посмешищем, генерал? — Эрцгерцогу стоило большого труда не сорваться. — Лучше посоветуйте, как нам быть дальше: ехать в ратушу или сразу во дворец? Вы уверены, что больше не будет сюрпризов?

— Ваше высочество, два покушения за один день — это маловероятно, — стал убеждать наследника генерал. — Если вы помните, в десятом году студент Жераич стрелял здесь же в тогдашнего губернатора. Следствие установило, что он был один. Я почти убежден — это аналогичный случай.

Фердинад кивнул, подошел к своему автомобилю и протянул руку жене. Та вложила в нее свою подрагивающую ладонь и улыбнулась. Герцог снял кивер, нагнулся и, целуя белую перчатку герцогини, заметил на ней капельку крови.

— Ты не забыла, какой сегодня день?

Он выпрямился и поднял кивер с зелеными перьями высоко над головой. Толпа пришла в движение.

— Да здравствует эрцгерцог! — крикнул кто-то по-немецки.

— Будь славен наш добрый герцог и наша матушка-герцогиня! — закричали со всех сторон на сербско-хорватском.

Гости и сопровождающие стали рассаживаться по машинам. Народ расступился, освобождая дорогу. На мостовую снова полетели цветы.

— Едем, — распорядился Фердинанд. — Нужно срочно послать телеграммы: императору в Хофбург и детям в Артштеттен.

Три автомобиля двинулись дальше на прежней скорости.

— Что скажете, господин поэт? — спросил Нижегородского Каратаев. — Как вам первый акт? Отыграно точно по сценарию. Нет, лично я потрясен! — Он взял Вадима под руку и повлек в сторону. — Жаль все же ломать эту мировую пьесу. Сегодня здесь я ощутил себя если не богом, то Фаустом или Хромым Бесом Лессажа. Ведь я знал наперед каждое их движение… Впрочем, ладно. В сторону лирику — в нашем распоряжении двадцать минут, после чего мы вступаем в игру.