Набат-2 - Александр Гера

— Вот это да! — порадовало Судских стечение имен. — Гора с горой не сходится!

— А им и расходиться не надо, — улыбнулся Смольников. — Все намного проще: Сунгоркины и Трифы родственники. Как писал Грибоедов: «У нас чужие очень редки: все больше сестрины, свояченицы детки». Вот еще интересная деталь: второй сын Иосифа Сунгоркина, Вениамин — полковник МВД. Офицер по личным поручениям у Мастачного. Правда, фамилию носит своей жены — Мамонтов.

— Лихо накопал, Леонид, — с удовольствием похвалил Смольникова Судских. — Ниточки, прямо скажем, драгоценные. — В его голове рождался встречный план.

Было уже девять утра, и Судских вызвал к себе Бурмистрова.

В последнее время он недолюбливал Ивана, однако именно сейчас в раскладе не хватало Бурмистрова.

— Ленечка, дорогой, — попросил он Смольникову, — сделай мне ксерокс с бумаг, сегодня же прочту, а сам срочно займись связями братьев подоскональней. Удачи! — отпустил он повеселевшего Смольникова. Много ли надо человеку?

Бурмистров столкнулся со Смольниковым в дверях. Поздоровались сухо: был Бурмистров любимчиком, стал Смольников. Хотя Судских вряд ли кого выделял среди подчиненных. За успехи поощрял и приближал к себе плотнее.

Судских внимательно оглядел Бурмистрова. Помятый какой-то Ваня, согбенный. Не сгорбатился, но внутренний стержень явно прогнулся.

— Ваня, почему плохо выбрит? — спросил Судских, тая улыбку. Последнее время Бурмистрова вызывали на разнос к Бехтеренко чаще других. Что-то расклеилось в парне.

— Электробритва подвела, Игорь Петрович. Не бреет, а скребет, — пробубнил Иван виновато.

— Больше спрашивать не буду. Забыл первую заповедь работника УСИ? «Офицер Управления должен быть готовым в любой момент очутиться в спальне королевы»? Смысл ясен?

— Зачем? — И с пониманием у Бурмистрова стало хуже.

— Вдруг пожелает приветить. А ты небрит, обувь плохо чищена. Еще спроси: в ботинках, что ли, в постель ложиться?

«А мне из него преуспевающего бизнесмена делать», — без энтузиазма думал Судских.

— Ваня, если не ошибаюсь, твоя жена шведским владеет?

— И норвежским, и английским, — бубнил Иван. Даже смена темы не оживила его. — Только мы разводиться собираемся.

— Из-за чего такое решение?

— Не знаю, — вздохнул Бурмистров. — Наперекосяк жизнь пошла последнее время.

— Это что за фокусы? Через мой труп!

Судских так резко вознегодовал, что Бурмистров испугался.

— Кому это надо? — буркнул он.

— Стать как положено! — прикрикнул Судских. — Развинтился! Завтра к десяти ноль-ноль быть у меня вместе с женой. А для тебя лично следующее: вам обоим предстоит покататься по Европе. Остров Готланд, Швеция, Франция, Бельгия. Дело государственной важности. Отнесись к поездке с полной серьезностью.

Подобного поворота Бурмистров не ожидал. Вопросительный и восклицательный знаки сплелись в его взоре, даже закачался парень. Вот тебе и пословица: всегда будь готов очутиться в спальне королевы.

— Иди-иди, — весело одобрил Судских. — Прямо к Смольникову, он введет тебя в курс дела. Да побрейся сначала, литератор наш плохо реагирует на небритых.

С обычным докладом появился у Судских Бехтеренко Как обычно, гладко выбритый, в жизни доволен всем.

— Новость слышали? — спросил он, усаживаясь. — Мастачный попал в автокатастрофу.

— Каким образом? — оживился Судских. День начинался с сюрпризов. Приятных ли, нет, но с сюрпризов.

— Его «форд» столкнулся с «КамАЗом» на тридцать пятом километре Минки. Час назад. Так передал оперативный дежурный Воливача. Их следственная группа уже на месте.

— Жив?

— Игорь Петрович, позвоните Воливачу. Вам проще, и ответ исчерпывающий.

— Уговорил, — кивнул Судских и связался с Воливачом.

— Легок на помине, — со смехом говорил Воливач. — Поговаривают, это ты ему «автодафс» устроил.

— Какая глупость! — рассердился Судских.

— Может быть. Только кроме «КамАЗа» его «форд» обстреляли из проезжавшей мимо «девятки». Прямо еду на место аварии. Давай и ты присоединяйся.

— Виктор Вилорович, скажите главное: жив Мастачный?

— Увезли в реанимацию. Больше ничего не знаю, — категорично ответил Воливач. — Так едешь?

Через десять минут дежурный вертолет УСИ подлетал к месту аварии на Минском шоссе. Сверху открывалась картина полного обзора события. «КамАЗ» выскочил справа, и «форд» задел его левым боком, отчего развернулся на влажном шоссе, и следом идущий трейлер вытолкнул «форд» на обочину.

Столько милицейских чинов Судских не доводилось видеть вместе. И это после чистки? Одних генералов он насчитал десяток. Слов нет, случай неординарный. Судских и Воливача они встретили недружелюбно, именно их считая виновниками происшествия.

Брошенную «девятку» обнаружили километрах в трех по трассе. Нашелся очевидец, который утверждал, что трое пассажиров пересели в «Москвич» с номерами 21–31 МАЮ. Только рванул он с места не хуже гоночного автомобиля. Вместе с Мастачным ехали два офицера сопровождения. Оба погибли. В момент аварии один из офицеров, Мамонтов, был жив, его добили из проезжавшей «девятки». Мастачный, сидевший рядом с водителем, отделался переломами шейных позвонков, шейки правого бедра и обеих рук. Увезен в шоковом состоянии.

— Видишь, как оно все станцевалось? Тогда не арестовали, сейчас выглядит сведением счетов. Как оправдываться будешь? — спросил Воливач с усмешкой сведущего человека.

— Не собираюсь, — ответил Судских. Голова была занята Мамонтовым. В него всадили шесть пуль. — Скажите лучше, Виктор Вилорович, а Мамонтов попадал к вам на заметку?

— Шустрый ты, — раскусил вопрос Воливач. — Только это особая статья. Другие дела, другие люди.

— А о родстве с Сунгоркиным знаете? — словно невзначай спрашивал Судских.

— Знаю, — с прищуром смотрел на Судских Воливач.

— Не лучше ли нам объединить действия?

— Давно предлагаю, Игорь Петрович. Давай, как президент советовал: тебе книжки, мне остальное. Консультации и раскладки по обоим вопросам. И держу пари, завтра верну тебе сына.

— Принимается. На что? — протянул руку Судских.

— Отдай назад Шмойлова. Как понимаю, ты его выпотрошил, а я с ним найду общий язык по другим темам.

Пожали руки.

— Виктор Вилорович, — козырнул подошедший оперативник Воливача и замолчал.

— Говори, — ободрил Воливач, — Игорь Петрович мне как родной сын, роднее не бывает.

— Вот, — разжал ладонь оперативник. — Из такой «астры» был убит майор Зуев. Из нее же рязанский хлопец.

Воливач пояснил:

— Помнишь происшествие на Рязанке? Тогда мы считали, что водитель погиб при столкновении. При вскрытии оказалось — застрелил Шмойлов. А теперь я очень в этом не уверен. Не было ли в «ауди» третьего, а Шмойлов скрывает?

— Мало ли таких моделей? — усомнился Судских.

— В данном случае — одна и та же, — повернулся к Судских оперативник. — Патрон вскрывался для добавки пороха. Видите следы? — показал он гильзу. — Ее обжимали после вскрытия. Вот следы от пассатижей или тисков.

— Найдем стрелка? — спросил у него Воливач.

— С номерами? Нет проблем, постараемся, — уверенно ответил оперативник. По его тону угадывался знаток своего дела. В пору ельцинских глупостей Воливач умудрился сохранить опытных работников и костяк Лубянки.

Судских позавидовал. Его хлопцы работали ответственно, однако хватка у оперативников Воливача была жестче, без церемоний. Дать по зубам, если вежливый разговор не получается, считалось вполне приемлемым делом. От такого поворота собеседник становился податливее. Метод или пережитки бериевской практики? С одним уточнением: по зубам давали зубастым, ушастым перепонки не рвали, те слушали хорошо, а глазастые видели сразу, что церемониться с ними не станут.

Воливач поднес к губам мобильную рацию и запросил:

— «Лагуна», как там землячок поживает?

«Москвич», — догадался Судских.

— Ведем миленького! — живо откликнулась рация. — Засекли с воздуха, передали наземной службе. Движется к Тверской.

— Где перехватывать надумали?

— На светофоре у «Белорусской». Ждут уже.

— Не брать, — передал оперативнику Воливач. — Пусть до точки ведут.

«Лагуна» приказ приняла.

— Видишь, как у нас? — поддел Воливач Судских. — Я полагаю, это наезженная дорожка. Третий раз этот маршрут засекаем. По коням, Игорь, тут нам больше делать нечего, — оглядел он скупо краснолампасных виповцев из милиции, цыкнул языком и пошел к своему вертолету. Милицейские чины рассаживались с завистью по служебным машинам.

И Воливач, и Судских поняли сразу: охотились не столько за Мастачным, он стал отработанным материалом, его не трогали, поскольку не было распоряжения президента, его хотели припугнуть, и не больше, а помощники его были на особом счету, от них шли какие-то нити, теперь они обрывались. Кто именно охотился — не обсуждали. Понятно без слов. Оба еще лучше поняли.