Записки кельды 2 (СИ) - Владимир Олегович Войлошников

у Олеси Васильевны прямо-таки азарт: определение и поиск съедобных растений, изготовление силков и ловушек на зверя-птицу, разные способы разжечь огонь без спичек и огнива и прочее, и прочее. Вечерами пели песни и рассказывали всякие байки и истории, которых и Вась-Вась, и тот же Кадарчан, и, к её величайшему удивлению, Лида знали великое множество.

РОМАНТИКА ПО-ТУНГУССКИ

Олеся

Ещё одним обстоятельством, которое заставляло Олесю краснеть и иногда ночью подолгу таращиться в потолок их с Лидой шалаша, был тунгус. А точнее — то, что он начал за ней ухаживать. Выглядело это по-своему наивно и трогательно.

В первое же утро, выйдя из своего шалаша, Олеся вскрикнула, едва не наступив на здоровенную чёрную птицу с красными бровями и подобием бороды из перьев.

— Что случилось? — Лида поторопилась выбраться следом. — Надо же, глухарь! — она присела, осторожно его разглядывая. — Подстреленный!

— Уронили, может?

— Может быть. Пошли, в кухню его отнесём. Хороший приварок.

Назавтра на том же месте обнаружилась пара серых зайцев, и стало ясно, что никто их не ронял. Сверху тушек лежал букетик лесных цветов.

— И что это? — растерянно спросила Олеся.

Лидия Григорьевна закусила губу, стараясь не улыбаться.

— По-моему, это твоё.

— Как это?

— Ну… Сложно в лесу найти шоколад, сама понимаешь…

Олеся Васильевна изменилась в лице и потащила подругу обратно в шалаш.

— Ты чего такое сочиняешь?

Лида села на свою постель, аккуратно поджав ноги:

— Ну, Олеська! Ты что, не видела, как он на тебя смотрел?

— Да кто⁈

— Тунгус этот. Кадарчан.

— Кадарчан?.. — Олеся совсем растерялась.

— Ну да! Вполне вписывается в его психологический портрет. Мясо. Мужчина-добытчик. Приятно и полезно.

— Да перестань! — Олеся в замешательстве перебирала пальцами спальник. — Что делать-то⁈

Лидия посмотрела на неё очень внимательно:

— Я вообще не пойму, что ты паникуешь, Олеся? Ну, посмотри на меня! Что за нервы? С этим музыкантом у тебя никаких проблем не возникло!

— Ах, да это не то совсем! Слышала же: Глирдан — он лёгкий, повстречался — разбежался, никаких тебе обязательств.

— И почему ты решила, что здесь дугой случай?

Младшая сердито уставилась на старшую подругу:

— А то ты сама не видишь?

Лида немного помолчала. Цыкнула языком.

— Ну да. Вынуждена согласиться. Это — совсем другой вариант.

— И что мне делать⁈

— Тише ты, не кричи! — Лида выглянула из палатки и убедилась, что рядом никого нет. — Тебя же никто не заставляет! Ну, ухаживает мужчина. Между прочим, довольно оригинально. Давай поищем плюсы в этой ситуации, — она сосредоточенно вперилась взглядом в стенку шалаша. — По местным меркам — отличный кадр, ценный специалист, с огромным жизненным опытом. Интересный собеседник, опять же.

— Сватаешь что ли? — подозрительно сощурилась Олеся.

— Рассуждаю, — строго ответила Лида. — К слову сказать, в плане долговременных отношений гораздо более интересная партия, чем мальчик-музыкант.

Олеся завалилась на свою постель, слабо мыча и прикрыв глаза руками, но детский голос: «Ух, ты! Зайцы!» — заставил её подскочить обратно.

— Так, пойдём этот презент в кухню отнесём, пока тут толпа не собралась!

На следующий день обнаружился… э-э-э… олень?

— Нет, для оленя маленький, — девушки задумчиво стояли у шалаша.

— И рогов нет, — согласилась Лида.

— А, может, это олениха? У олених бывают рога? Или оленёнок?

Лида обошла тушку и присела около головы:

— Я знаю, кто это! Смотри! — из-под верхней губы непонятной зверушки торчали довольно длинные клыки. — Это кабарга!

— Вымирающий вид вроде?

— Что ты, моя дорогая! Только не здесь!

Поверх серо-коричневого шерстяного бока лежал букетик белых цветов, мелких-мелких, словно облачко, покрывающих частую сеточку тоненьких, густо ветвящихся стебельков. Цветы сладко пахли мёдом и немножко чем-то пряным.

Лида встала, примериваясь к тушке.

— Ну что, потащили, пока любопытные не сбежались?

Завтракали старшие обычно со своими отрядами, а вот обедали и ужинали — за отдельным взрослым столом. Иногда просто и времени другого не оставалось, чтобы обсудить какие-то вещи.

Маэ взяла вторую тарелку супа и похвалила:

— Всё-таки классно, когда каждый день мясной суп! В прошлом году нас дети неделю ухой кормили, а нынче — красота! Вот угадал господин барон, что девчонок надо с нами отправить! Глядите, от них какая польза, не то что от вас, салаги!

Понятно было, что Маэтрил смеётся, но мину она умудрялась сохранять совершенно серьёзную. Олеся почувствовала, что краснеет. Нет, даже не краснеет! Был у неё такой режим, когда Олеся Васильевна становилась интенсивно розовой, вот прямо вся. Даже руки. Зато Кадарчан продолжал обед совершенно невозмутимо.

На следующий день он принёс ей кабанчика. Девушки допёрли его до кухни еле как.

— У меня такое впечатление, — пыхтя и отдуваясь высказалась Лида, — что он считает, будто до тебя туго доходит…

Возражать сил не было, и Олеся промолчала. Да и что тут скажешь?

28. БЕСПОКОЙНЫЕ СОСЕДИ

ГОРИ-ГОРИ, МОЯ ЗВЕЗДА

Новая Земля, детский рейнджерский лагерь, 29.02 (июня).0005

Олеся

Вечером все снова сидели у костров, обсуждали день. Что хорошо получилось, что не очень, курьёзы и всё такое. Ангелина уже притащила гитару и потихоньку её настраивала. Лида с Олесей облюбовали удобное брёвнышко как раз на правильном расстоянии от костра: не далеко, не близко.

— Я в молодости тоже играла, — сказала вдруг Олеся и покраснела, радуясь, что в свете костра это, наверное, не будет заметно. Ангелина оживилась:

— Это ж здорово! Попробуете?

Отказываться оказалось бесполезно. Олеся про себя себя ругала. Как говорится, не хотела — не надо было и вспоминать. Зачем полезла? Эх-х… Она осторожно попробовала струны.

— Только… я в основном романсы…

— Отлично!

Что-нибудь из любимого… Руки неожиданно легко вспомнили нужные аккорды.

— Гори-гори моя звезда! — несколько скованно объявила Олеся.

Слушатели однако были не страшные, а напротив — очень даже доброжелательные.

— Гори-гори моя звезда,

Звезда любви приветная…

Голос у неё во время пения уходил вниз, становился более грудным и глубоким.

— Звезда любви, звезда волшебная,

Звезда моих минувших дней,

Ты будешь вечно неизменная

В душе измученной моей!

Как же давно она не пела! Когда в последний раз? На юбилее у Серёжи, кажется… сколько друзей тогда собралось, дети из Москвы приехали… Какой был вечер! Кто же знал, что ему осталось всего два месяца, он ведь до последнего ничего не говорил… Любимая Серёжкина песня…

Голос предательски задрожал.

— Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена;

Умру ли я… — горло перехватило спазмом.

Олеся торопливо поставила гитару, прошептала: «Извините…» — и быстрым шагом пошла в сторону своего шалаша. Внутри было темно и пусто. Она нашла носовой платок, посидела, прислушиваясь к себе. Надо же, а казалось, что выболело уже всё, ведь столько лет прошло… Она полежала на спальнике, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, поняла, что