Тюрьма народа - Алексей Широпаев

Бывший телохранитель Сталина А. Рыбин вспоминает: "Тяжелая и мрачная (для евреев и коммунистов – А.Ш.) картина была в Москве в октябре и ноябре 1941 г. Столица кипела. Появились в городе дезертиры и провокаторы. Как установлено, председателю исполкома Моссовета В.П. Пронину несколько раз звонил провокатор и требовал вместе с аппаратом покинуть Москву…"

А. Рыбин приводит воспоминания секретаря МГК и МК ВКП (б) Г. Попова: "Нас срочно вызвал Берия. С порога он, заикаясь, нам сказал: "В Одинцове немецкие танки"…" Это была середина октября 41-го. Один из главных функционеров режима, грузинский еврей Берия чуял близость расплаты…

Не надеясь на русских красноармейцев, и вообще страшась гнева белого населения страны, совдеп открыто взывал к помощи иудо-масонского руководства США и Великобритании, уже поддержавшим однажды "Советскую Иудею" в годы "гражданской войны": Сталин в своей речи 6 ноября 1941 года подобострастно говорил: "Чтобы прикрыть свою реакционно-черносотенную сущность (явный намек на антиеврейскую политику Гитлера, рассчитанный на кошерных банкиров Нью-Йорка и Лондона – А.Ш.), гитлеровцы ругают англо-американский внутренний режим плутократическим режимом. Но в Англии и США имеются элементарные демократические свободы (вот, "б…дь", о демократии вспомнил! – А.Ш.), существуют профсоюзы рабочих и служащих, существуют рабочие партии, существует парламент, а в Германии при гитлеровском режиме уничтожены все эти институты (а в СССР? О азиатское лукавство! – А.Ш.)… По сути дела, гитлеровский режим является копией того реакционного режима, который существовал в России при царизме (опять сигнал для еврейско-банкирской масонерии, финансировавшей свержение германо-русских Романовых – А.Ш.)… Кто может сомневаться в том, что СССР, Великобритания и США окажут полную поддержку народам Европы в их освободительной борьбе против гитлеровской тирании?" Далее Сталин успокоил аудиторию, что США вот-вот предоставит Советскому Союзу заем в 1 миллиард долларов, а Великобритания уже обеспечивает СССР "алюминием, свинцом, оловом, никелем, каучуком".

На следующий день, 7 ноября, Сталин, напутствуя отправляемое на фронт "пушечное мясо", произнес с Мавзолея еще одну речь, в которой перечислил имена Александра Невского (упомянув его первым!), Дмитрия Донского и других функционеров Проекта, увенчав этот ряд именем Ленина. То, что нашим православным патриотам представляется нелепым и кощунственным национал-большевистским гибридом (или знаком "эволюции" режима в сторону "национальных ценностей"), в действительности является весьма цельной антизападной евразийской идеологемой, прозвучавшей с главной трибуны Евразии из уст "лица кавказской национальности". Стоит особо отметить, что содержимое Мавзолея – Мумия, этот драгоценный оккультно-расовый аппарат воздействия на "советский народ", был заботливо вывезен из Москвы в Тюмень при первом же появлении на горизонте "знамени Одина", в ночь на 7 июля 1941 года. Тогда же, ночью, Мумию посетили Сталин и Калинин. В присутствии последнего Сталин, обойдя саркофаг, произнес, по сути, ритуальную клятву, замаскированную под пропагандистские штампы: "С именем Ленина мы установили Советскую власть, создали индустрию и превратили СССР в оплот мира. С именем Ленина мы победим и фашизм, освободим нашу Родину от иностранных захватчиков". Ровно через четыре месяца, 7 ноября, Сталин своим ритуальным выступлением перед войсками, по сути, принес советскую биомассу в жертву Ленину – этому оккультно-расовому божеству Евразии. Ровно четыре года спустя после начала Войны "знамя Одина" было брошено к подножию вновь обитаемого мавзолея.

Но не все, далеко не все согласились быть "мясом". Через год после ритуальной сталинской речи, вспоминает А. Рыбин, "6 ноября 1942 года на Красной площади в чаше Лобного места появился часовой с карабином, который никого не подпускал к себе. Он ждал выхода классной машины из Спасских ворот. Но выехал не Сталин, а Микоян. Часовой открыл огонь по машине Микояна. Пострадавших не было. Стрелявшим оказался ефрейтором 1-го запасного полка ПВО сын священника С. Дмитриев (слава герою! – А.Ш.). Он вел круговой обстрел.

Но когда из Кремлевской охраны офицер подполз к Лобному месту и кинул туда гранату, Дмитриев был ранен и взят сотрудниками милиции, затем доставлен следователям. По этой причине (!) торжественное заседание, которое было посвящено 25-й годовщине Октября, из ГАБТа было перенесено в Кремль".

За привычные древние стены.

Одним словом, бздели.

И было отчего. Уже в 1941 году четверть миллиона подсоветских белых людей были готовы сражаться под знаком свастики.

К концу 1942 года, при участии эмигрантов, возникла семитысячная Русская народная национальная армия (РННА) с царскими знаками различия.

Осенью того же начинает формирование Русской освободительной армии (РОА) генерал Власов.

Тогда же на Брянщине возникает Русская освободительная народная армия (РОНА) под командованием Б. Каминского, ставшая позднее одной из двух русских дивизий СС.

Решительно встали на сторону немцев истинно-православные христиане (катакомбники). "В тех местах, где ИПХ были посильнее, они часто уничтожали (еще до прихода немцев) всю советскую администрацию, быстро открывали закрытый храм и встречали освободителей колокольным звоном, если, конечно сохранялись колокола. Таких случаев известно очень много в Брянской области и, особенно, на казачьих территориях…" "Известно, что очень многие ИПХ вступили в местную полицию… из них же были сформированы охранные батальоны (в том числе и в Латвии), удачно боровшиеся с партизанами и НКВДешными диверсантами" ("Русское православие" №1 (15), 1999). Уже в 41-м году многие русские "катакомбники" сражались и в боевых частях Вермахта. Немало ИПХ было в бригаде СС Дирливангера, в дивизиях СС "Бранденбург" и "Рутения", в казачьих частях. "Всем известны ожесточенные бои за Орел и Курск в 1943 г., однако, почти нигде не указывается, что на немецкой стороне весьма самоотверженно сражались русские части… В обороне Орла участвовали почти все боеспособные ИПХ из местных жителей… Не менее страшные бои развернулись за Курск, где поддержка немцам местного русского населения оказалась еще более сильной, – видимо, вследствие действий карательных органов НКВД на Орловщине… Схимонах Леонтий (Мымриков) (†1989) рассказывал, как проходили богослужения в русских частях перед началом битвы на т.н. "курской дуге". Некоторые присутствовавшие при сем немцы (по-видимому, из репатриантов), говорили, что как будто погрузились в средневековье…" (там же).

"Что русские против нас вправду есть и что они бьются круче всяких эсэсовцев, мы отведали вскоре, – вспоминает А. Солженицын. – В июле 1943 под Орлом взвод русских в немецкой форме защищал, например, Собакинские выселки. Они бились с таким отчаянием, будто эти выселки построили сами. Одного загнали в погреб, к нему тогда бросали ручные гранаты, он замолкал; но едва совались спуститься – он снова сек автоматом. Лишь когда ухнули туда противотанковую гранату, узнали: еще в погребе у него была яма, и в ней он перепрятывался от разрыва противопехотных гранат. Надо представить себе степень оглушенности, контузии и безнадежности, в которой он продолжал сражаться.

Защищали они, например, и несбиваемый днепровский плацдарм южнее Турска, там две недели шли безуспешные бои за сотни метров, и бои свирепые, и морозы такие же (декабрь 1943)".

"Поведение этих людей, – продолжает Солженицын, – с нашей пропагандной топорностью объяснялось: 1) предательством (биологическим? текущим в крови?) (да! Биологическое, расовое "власовство" – А.Ш.) и 2) трусостью. Вот уж только не трусостью! Трус ищет, где есть поблажка, снисхождение. А во "власовские" (условно говоря – А.Ш.) отряды вермахта их могла привести только крайность, запредельное отчаяние, невозможность дальше тянуть под большевистским режимом да презрение к собственной сохранности… В нашем плену их расстреливали, едва только слышали первое разборчивое русское слово изо рта…

Эта война вообще нам открыла, что хуже всего на земле быть русским (выделено мной – А.Ш.).

Я со стыдом вспоминаю, как при освоении (то есть, разграбе) бобруйского котла я шел по шоссе среди разбитых и поваленных немецких автомашин, рассыпанной трофейной роскоши – и из низинки… услышал вопль о помощи: "Господин капитан! Господин капитан!" Это чисто по-русски кричал мне о защите пеший в немецких брюках, выше пояса нагой, уже весь искровавленный – на лице, груди, плечах, спине, – а сержант-особист, сидя на лошади, погонял его перед собою кнутом и наседанием лошади. Он полосовал его по голому телу кнутом, не давая оборачиваться, не давая звать на помощь, гнал его и бил, вызывая из кожи новые красные ссадины…