В стране слепых - Майкл Флинн

В помещении фирмы «Джонсон и Ченг», было темно. «Завтра все снова будет по-старому», – подумал он. Придет конец и этим ночным встречам. Снимут полицейские посты. Ночная Смена заработает снова, и в этих комнатах опять воцарится привычная суета. Вполне естественно, что «Джонсон и Ченг» работает в ночную смену: ведь в это время в Китае день. (Между прочим, Ночная Смена занималась и обычными коммерческими операциями, чтобы непосвященные из дневной смены не удивлялись, почему ночью никогда не заключаются никакие сделки.) Он дошел до середины рабочего зала, с трудом находя дорогу среди багровых теней. Скорее бы покончить с этим малоприятным делом. Он остановился и прислушался.

Ничего не слышно.

Какой-то едва слышный шорох – не то кто-то дышит, не то работает кондиционер.

– Пруденс?

Тишина.

А что, если и в самом деле здесь появился грабитель? Что, если Пруденс мужественно пыталась остановить его? Что, если сейчас она лежит вся избитая, в крови, а он теряет драгоценные минуты?

Кеннисон быстро зашагал по проходу, заглядывая в каждый отсек. Он припомнил, как когда-то она притаилась в одном из них под столом. А что, если и тогда здесь был настоящий грабитель, а теперь он вернулся на место преступления, которое тогда ему не дали совершить? Кеннисон нашел на одном из столов ножницы, вооружился ими и продолжал тихо красться дальше. Если грабитель все еще здесь, даже малейший шум опасен.

Кеннисон прошел последний ряд отсеков, но так и не нашел Пруденс. Сердце его лихорадочно билось. Он подумал, не изнасиловал ли ее грабитель. Грабители – как правило, выходцы из низших классов, а у этой публики подобные вещи всегда на уме. Пруденс, конечно, должна была сопротивляться

– она наверняка изо всех сил отбивалась, пока он срывал с нее одежду. Кеннисон представил себе, как она лежит, избитая и обнаженная, а это грубое животное удовлетворяет свою похоть.

Он вошел в кабинет Ченга и увидел ее. Она сидела одетая в высоком вращающемся кожаном кресле Ченга и молча ему ухмылялась.

«Все те же фокусы, конечно».

Кеннисон почувствовал, что его охватил гнев, словно пахнуло жаром из открывшейся дверцы топки. Он положил ножницы на стол и большими шагами подошел к ней.

– Черт возьми, Пруденс!

Он рывком повернул кресло к себе, и ее голова безжизненно упала на плечо.

Сразу несколько вещей одновременно бросились Кеннисону в глаза. Неподвижная улыбка у нее на лице. Ужасный запах, как в плохо убранном туалете. И обширное темное пятно, покрывавшее перед ее платья от груди до самого подола. В багровом свете пятно отливало черным. Кеннисон протянул руку, дотронулся до него, и рука его стала мокрой.

– О, Пруденс… – произнес он печально. Чувству, которое он вложил в эти слова, он не мог бы подобрать названия.

– Как трогательно!

Он круто повернулся к двери. Там, среди черно-багровых теней, стояла какая-то фигура. На него смотрело дуло пистолета девятимиллиметрового калибра с глушителем. Кеннисон, прищурившись, вгляделся в темноту.

– Это ты!

В кабинет шагнула Женевьева Вейл.

– Встань-ка так, чтобы я тебя видела, Дэнни, мой мальчик.

Она взмахнула пистолетом. Кеннисон медленно обошел стол. Вейл оглядела его с головы до ног, задержала взгляд на его брюках.

– Ну-ну, импотент ты несчастный. Я вижу, иногда он у тебя все-таки встает. Невероятно. Неужели у этой толстой шлюхи есть что-то такое, чего нет у меня?

– У нее даже у мертвой этого больше, чем у тебя живой, – отрезал Кеннисон.

Лицо ее напряглось, дуло пистолета поднялось вверх, и Кеннисон пожалел о своих словах. «Спокойнее, – подумал он. – Нужно держаться спокойнее». Большой любви к Пруденс Бейкер он никогда не питал. И все же если бы эта сцена повторилась, он знал, что снова сказал бы то же самое. Любопытно.

Вейл усмехнулась и чуть опустила пистолет.

– Нет, – сказала она. – Пока не время.

«Пока не время! Значит, есть надежда!» Мозг Кеннисона заработал с бешеной скоростью.

– Так ты осталась в живых? Мы все так волновались…

– Перестань болтать чушь. Я этого не люблю.

– Но тебе, пожалуй, пока еще небезопасно показываться. Правда, массовая истерика, жертвой которой стали Бентон и Руис, немного спадает, но…

Вейл рассмеялась. Кеннисон чувствовал, как пот течет у него по лбу, по всему телу. Колени у него дрожали. Он знал, что от него должно пахнуть страхом.

– Ах, ты, сукин сын, – сказала она. – Всегда тебя терпеть не могла. Какая жалость, что твой папаша оставил тебе место в Совете.

– Но…

– Заткнись и слушай, дерьмо поганое! Ты хочешь знать, как я выжила, когда взорвалась моя машина? Это не так уж сложно. Просто меня в машине не было. Я знала, как публика отреагирует на то, что сделала Сара Бомонт. Я знала, что начнутся погромы. Мать мне это не раз говорила. И я знала, что кто-нибудь из моих преданных последователей постарается не упустить такого случая. В списке были ты, Ульман и Пейдж, так что, когда Пейдж явилась ко мне с этим идиотским планом, я поняла, что она что-то задумала. Не так уж трудно было выяснить, что именно. Джед – мастер своего дела.

– Мы с ней не…

Дуло пистолета снова поднялось.

– Я, кажется, велела тебе заткнуться. Председателя надо слушаться. Я в точности знаю, что ты ей говорил. У меня есть собственные уши в твоем доме.

Отчаяние заставило его продолжать:

– Тогда ты знаешь, что я никогда не говорил…

– Конечно, не говорил. Ты никогда ничего не говоришь. Ты единственный человек из всех, кого я знаю, который объясняется исключительно намеками.

– Она холодно усмехнулась. – Рассказать тебе, как она орала, когда Джед ее допрашивал? Жалко было смотреть. При виде крови она совсем потеряла голову. Но кому нужны все десять пальцев? Она вопила, рыдала, она предлагала перейти на мою сторону и предать тебя. Но ей это не помогло. Мне от нее нужна была только информация. Сама она мне ни к чему. Кто доверится предателю?

Кеннисон почувствовал, что страх и отчаяние понемногу сменяет гнев. Сестра Пейдж была его соперницей. Но когда она пошла к Вейл, она действовала на его стороне. Он чувствовал за нее ответственность.

– Что вы с ней сделали?

– Не будь идиотом. Ты же знаешь, что в машине нашли тело.

– Она была… – «Обугленные останки; руки, пригоревшие к рулю; широко раскрытый рот – хотела крикнуть, но не успела…» – Она была в сознании, когда это случилось?

– О, конечно.

Вейл никогда не страдала сентиментальностью. Конечно, ее жертвы должны были знать. Иначе пропала бы половина удовольствия. Ей мало просто убрать человека. Нужно сделать это жестоко. Кеннисон про себя проклял ее. И ее мать тоже: если бы сна воспитала Женевьеву иначе… «Ну ладно. Думай о том, что происходит, Дэниел. Думай. Возможно, времени на раздумье у тебя осталось совсем немного».

– Она видела, как мы присоединяли провода к взрывному устройству, – сказала Вейл. – Джед даже объяснил ей, как оно устроено и как должно сработать. О, как она корчилась и извивалась! Но ремень безопасности был приварен наглухо. Я так и вижу, какие у нее были глаза, когда я помахала ей на прощание.

Кеннисону очень хотелось сказать ей, что она страшная женщина, но он стиснул зубы и не произнес ни звука. Он попытался представить себе, что чувствовала Пейдж, привязанная в автомобиле, знающая, что ее ждет, но бессильная что-нибудь сделать.

Но Вейл все же прочла что-то в его лице.

– А что, когда это делаешь чужими руками, разве что-нибудь меняется? Разве ты лучше меня только потому, что всегда нанимал кого-то, чтобы тот нанял еще кого-то, чтобы тот это сделал?

Она расхохоталась, поглядела мимо него на труп в кресле и задумалась.

– А эта свинья, с которой ты так любил развлекаться, совсем не визжала. Надо отдать ей должное. Она понимала, что это ни к чему. Ее я могла бы использовать.

– Тогда почему…

– Почему? Ты просто осел. Потому что она в самом деле питала к тебе слабость. Я не хочу называть это «любовью», это мещанское слово. И это трудно себе представить, когда речь идет о такой мрази, как ты. Но у всякого свой вкус. Она в самом деле думала, что ты спасешь ее, словно какой-нибудь сраный рыцарь в какой-нибудь говенной сказке. С копьем наперевес. Она высказала это мне в лицо, сучка этакая.

А он не смог ей помочь. Она ждала, когда он придет и спасет ее, а вместо этого получила пулю в сердце. Кеннисону стало стыдно. Человек должен защищать своих близких, а он не смог. Отважная маленькая Пруденс! Преданная, стойкая помощница, которая ушла во тьму, как герой. Кеннисон знал, что так или иначе отомстит за нее, пусть даже это будет стоить ему жизни.

– Черт меня возьми! – сказала Вейл. – Так вот что тебя заводит. Опасность!

Она прицелилась ему в пах, и Кеннисон весь напрягся. Девять миллиметров