Лев - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Артабаз стиснул зубы – прочь сомнения. Платеи далеко – и во времени, и в пространстве. Их тень не бесконечна. Здесь он ступал по своей земле, тысячи лет орошавшейся кровью его предков. Цивилизация была здесь еще в те времена, когда греки жили в пещерах и пугались каждой бури. Артабаз вспомнил фразу, произнесенную много лет назад почти шепотом. Бурей был он и его люди. И сейчас они разметают греков, как ветер, сорвавшийся с гор. Он помолился об этом, глядя вслед Ксерксу и его личной страже, устремившимся к указанному им холму.
Сегодня царь увидит, как искупило свою вину это поколение, пообещал себе Артабаз и сглотнул, хотя горло пересохло, словно от пыли. Он ощутил вкус пыли на языке, как будто снова был у Платеев, но покачал головой, отказываясь подчиниться страху.
– Лучники, приготовиться!
Они первыми нанесут удар, как это было при Фермопилах, и заставят врага дрожать и испуганно, как дети, пригибаться. Это будет первый гром, первая кровь.
– «Бессмертные»! Приготовиться!
Как бы ни старался Артабаз, его голос не мог достичь всех, и поэтому приказ передавали от полка к полку; слова накладывались друг на друга и звучали как стихи. По телу прокатилась волнительная дрожь. Утро прохладное, сказал он себе, да еще и ветерок с реки. В этом дело, а не в том, что он едет навстречу собственной смерти.
Ритм движения ускорился, и ему, чтобы не отстать, пришлось пустить лошадь рысью. Он счел это хорошим знаком. Все-таки его люди готовились к этому, хотя и ожидали встретиться с греками в другой стране и не в этом году. Но, возможно, их также возмутило присутствие гоплитов на их собственной земле и сожжение кораблей и лагеря, о чем напоминал поднимающийся в небо дым. За день и ночь греки показали себя страшной разрушительной силой. И вот теперь он несет им ответ.
Артабаз понял, что бормочет себе под нос, и прикусил губу.
Он не столько увидел, сколько почувствовал обращенные к нему лица. Стрелы летели только по его слову, а он отвлекся и пропустил несколько десятков шагов, позволив врагу беспрепятственно подойти ближе.
– Лучники! Пошлите им бурю! – проревел Артабаз.
Десять тысяч луков согнулись и распрямились. Стрелы роем врезались в воздух, и он зашелестел, как легкий ветерок. По греческим шеренгам будто прокатилась волна, вскинувшая вверх щиты. Артабаз чувствовал их страх.
– Вперед! За царя Ксеркса! – снова крикнул он.
Его голос затерялся в топоте ног и щелканье тетив, но их повторили от шеренги к шеренге. Слова попали в каждое сердце и отозвались гортанным ревом.
Артабаз уже был вместе со всеми, в третьем ряду. Он видел лица греков, укрывшихся от стрел щитами и опустившихся на колено. К многим из них уже летела смерть. Он видел, как колыхнулся строй, но люди тут же исчезли за сияющей чешуей щитов. Артабаз улыбнулся, спешился и похлопал лошадь по крупу, отгоняя в сторону. На него оглядывались, и он заметил, как люди ухмыляются, видя безумное, дикое выражение на его лице. Он почувствовал, как воспарила душа, когда передние шеренги обоих воинств сошлись, каждая в стремительном порыве вперед. В этот момент Артабаз хотел только одного: чтобы греки сломались и обратились в бегство.
Голоса поднялись до криков, и крики звучали все громче, но это были голоса персов. Крики досады, гнева и боли. Длинные копья пробивали доспехи и, окрасившись кровью, отступали, чтобы в следующее мгновение нанести новый удар.
Первая атака в центре натолкнулась на сомкнутую линию щитов. На флангах лучникам повезло больше, и Артабаз видел, как падают сраженные стрелами греки. Но здесь, в центре, они держались, хотя численное превосходство оставалось за персами.
Червячок сомнения зашевелился, когда захлебнулась атака по центру. Ей недоставало мощи. Мощь дает движение, а для движения не было места. Передние оказались прижатыми к греческим щитам и копьям, задние же только давили, стоя на месте и не имея возможности сделать хотя бы шаг. В такой скученности ожесточение дошло до предела, и люди с обеих сторон гибли сотнями. Оглядевшись, Артабаз заметил, что на флангах персам противостоят греки без золотых доспехов, столь знакомых ему по ночным кошмарам. Они тоже, как и остальные, были вооружены копьями и мечами, но щиты у них были деревянные и плетеные, и эти люди не носили шлемов.
Он отдал приказ усилить давление на флангах. Ждать результата пришлось недолго – греки подались назад. Успех окрылил. Артабаз взревел, привлекая к себе внимание, и бросился в самую гущу боя. Вдохновленные примером военачальника, персы усилили натиск. Но все-таки греческий центр держался, как острие клина, и какие бы силы ни бросал Артабаз, сдвинуть этот золотой камень не удавалось. Зато «бессмертные», сраженные железом и бронзой, устилали землю под ногами.
Кто-то из греческих командиров, заметив продвижение персов на флангах, прокричал приказ. И тут же все их войско внезапно отступило на двадцать шагов. Персы беспорядочной толпой устремились вперед, спотыкаясь о своих и падая. Артабаз замахал руками и закричал, опасаясь ловушки и призывая всех держать строй. Настоящие «бессмертные» сохранили бы боевой порядок и дисциплину. Эти же, взяв чужое имя, остались толпой, покатившейся вслед за противником, который уже перестроился. Щиты снова сомкнулись, а копья встретили тех персов, которые превзошли во рвении остальных, – каждого поразили два, а то и три острия.
Артабаз слышал приказы их командиров и видел, как слаженно работают гоплиты – удар, копье назад, снова удар. В этой деловитости было что-то бесчеловечное, уродливое, но своей цели оно достигало. Какими бы сильными и храбрыми ни были эти «бессмертные», справиться с копьями, бьющими то низко, то высоко, они не могли. Попытки отвести удар не удавались просто потому, что по каждой цели били два-три копья. Прошивая или минуя защиту, железные наконечники рвали бедра, руки, плечи, пока человек не падал замертво.
Отчаяние
