Правота желаний (сборник) - Михаил Армалинский

Успех в этой области был достигнут огромный. Обнажённое тело стали использовать не по назначению, а для религиозных церемоний, для протеста, для загара, для искусства, для моды и ещё хуй не знает для чего.

Когда перед мужчиной обнажается проститутка, то никто не будет сомневаться, что она это делает для привлечения мужчины к половому акту. Когда на публике обнажается «приличная» женщина под предлогом искусства, то тут на вставших хуй мужчины взирают с укором или вовсе отводят глаза. А сам мужчина погружается в пучину стыда, в отчаянии сжимая яйца в кулаке, чтобы придушить эрекцию.

В то же время мужики полутайно пасутся на всевозможных стриптиз-барах, в которых голое женское тело не представляет никакого иного смысла, кроме сексуального. То есть – как и есть на самом деле.

Факт исключительно и безапелляционно сексуального отношения к наготе, где нет места ни искусству, ни протесту, ни религии, в наше время существует только по отношению к наготе детской: обнажённое тело ребёнка автоматически трактуется как порнография, растление малолетних, криминальное извращение, за что с чувством глубокого удовлетворения единогласно навешивают солидный срок тюрьмы. Причём часто бессрочный, ибо сексуальных преступников продолжают держать в заключении даже после истечения официального срока приговора. Американское общество обустроилось так: если ты убил кого-то, то тебя выпускают из тюрьмы, и часто досрочно, за хорошее поведение. А если ты показал хуй девочке, то тебя посадят за растление малолетних и свободы тебе не видать до конца жизни.

Законодательства во всех странах запрещают появление нагими в общественных местах – это ли не абсолютное подтверждение того, что государство честно и трезво видит в голом теле его сексуальную суть. Стало бы государство так бояться наготы, если бы она была просто эстетична или священна – нет, нагота в общественных местах – это приглашение к ебле в общественных местах, что, по просвещённому мнению государства, является для него смертельной угрозой.

Чем государство нетерпимее к сексу, тем острее реакция государства на публичное обнажение тела, и даже маленькая искра открытого женского тела может вызвать пожар карательной операции (известный случай открывшегося соска Дженет Джексон во время её выступления), – а всё потому, что любая степень наготы правомерно воспринимается государством как призыв к публичной ебле, которая уничтожила бы основы нравственности и порядка.

В отличие от государства, его граждане мечтают о всё большей наготе. Степень приемлемой обнажённости за последнюю сотню лет несказанно увеличилась (по экспоненте, как научно-технический прогресс). Если недавно женщины на пляжах ходили в закрытых костюмах и обнажённый пупок считался неприличным, то теперь повсеместны не только бикини и thongs[95], но и нудистские пляжи с голыми телами.

Чтобы государство не бросалось бешеной собакой на каждую обнажившуюся женщину и не кусало её за ляжку, хитрые граждане решили (чаще всего сами не осознавая принятого решения и его смысла) замаскировать сексуальность наготы, заговорить государству зубы, успокоить его, уверить, что голые сиськи и не сиськи вовсе, а предмет искусства, протеста или просто естественны, а значит, допустимы для всеобщего обозрения.

Кроме того, демократическое государство слабосильно в борьбе с собственным народом, так что, когда женщины, науськиваемые мужчинами и охваченные собственной жадностью на всеобщее внимание, всё больше и больше выглядят, ведут себя и обнажаются, как раньше это делали только проститутки, государство вынуждено идти на компромисс и позволять женщинам разгуливать в шортах, из которых вываливаются ягодицы, и в маечках, из которых выпирают голые соскастые сиськи. Однако по-прежнему существует черта, за которую государство не позволяет перейти при обнажении в общественных местах: женщина с разведёнными ногами и губами, и мужчины со стоящим хуем, ну и, конечно, сама госпожа Ебля. Здесь гражданам пока не удаётся уговорить либерально-демократическое государство, что это тоже является искусством или хотя бы протестом. Здесь государство и его граждане договорились считать сие уголовным преступлением.

Так как нагота относительна, то повсеместный и неизбежный рост её будет стремиться к своему пределу, никогда его не достигая. А что можно назвать пределом наготы? Тело с содранной кожей? (Шутка.) Нет, я бы называл абсолютной наготой такую картинку (не шутка): женщина с раздвинутыми ногами, с растянутыми малыми губами, где во влагалище светится окровавленный зев шейки матки, и с растянутым анусом, где из прямой кишки выглядывает коричневый кончик. И это зрелище украшает фонтанчик мочи.

Разумеется, государство не допустит до такого предела публичной наготы. Однако бесконечное приближение к этому пределу будет происходить, если экстраполировать тенденцию растущего женского публичного оголения за последний век.

Но пока до этого не дошло – саморегуляция (?) общества осуществляется следующим методом: ослаблением и подавлением сексуальной реакции мужчин на обнажение женщин.

Многим понятно, что напор наготы в современном обществе лучше всего нейтрализовать безразличием к наготе. Задача только в том – как его выработать у пожирающих глазами наготу.

Основной метод заимствуется государством из опыта долгого сожительства мужчины и женщины. Если обнажённые тела будут маячить день и ночь перед глазами людей, то их сексуальная суть притупится. Полностью сексуальность не исчезнет, как у опостылевших друг другу сожителей, так как перед глазами граждан появляются не одно и то же, а разные голые тела. Но, тем не менее, постоянное присутствие наготы позволяет хоть как-то к ней привыкнуть и не терять голову от прошедшего мимо полуголого выпукло-вогнутого тела. С помощью повсеместной порнографии и публичной обнажённости женщин восприятие обыкновенных мужчин уподобится восприятию наготы гинекологом или порнорежиссёром, которые, пресытившись пиздой, смотрят на неё без всякой похоти. Для них одетая женщина становится более сексапильна. А это значит, что пресыщение голыми бабами толкает пресытившегося мужчину в направлении одетых баб, что и требуется государству. То есть от похоти избавиться невозможно, но пресыщение наготой вызывает влечение к наготе с отрицательным знаком – к сокрытому одеждой телу.

Второй метод лишения наготы её сексуального смысла – это на каждом шагу причитать или восклицать о натуральности и естественности голого тела. Мол, сняла трусики – ну и что? Мы ведь родились голыми, вот и будем ходить, как родились, – что может быть более логично? – гундосят и нудят нудисты. Но колени ведь голые нудисточки не разводят, а старательно сжимают. А если и разводят, то издевательски наблюдают за возбуждением мужчин, не смеющих подступиться к пизде по кодексу нудистов. Так процветают нудистские движения, бани, где друг перед другом драят пемзой свои половые органы мужчины и женщины, не помышляя о совокуплении отполированных органов.

Нагота обязывает, накладывает ответственность тем, что вызывает желание. Общество же старается сделать наготу асексуальной, а следовательнои – безответственной.

Вот недавняя мормонская ложь на всю жизнь напуганной женщины:

I want to show that womens bodies can be seen nude in a non-sexual way – that we can see a naked body and not objectify and sexualize that body, but just accept it as it is.

Я хочу показать, что смотреть на обнажённые женские тела можно не вожделея к ним, что можно смотреть на голое тело не как на сексуальный объект, а просто принимать его таким, какое оно есть.

http://www.huffingtonpost.ca/2013/ll/28/mormon-women-bare_n_4357169.html?ncid=edlinkusaolp00000009

У таких людей рыльце в пушку, и они озабочены только одним при виде голого тела – как бы не увидеть в нём чего сексуального, а то, не дай бог, потянет ебаться.

Третий метод – эстетический. Одни валяют дурака и делают вид, что нагое тело вовсе не является приглашением к ебле, а просто, видите ли, красиво. Другие с вонючей пеной у рта восторгаются красотой обнажённого тела, заговаривая зубы похоти искусством. Так художники придумали рисование и прочее копирование обнажённой натуры для того, чтобы тайно ебать натурщиц. А вот фотограф Спенсер Туник манипулирует тоннами человеческого голого мяса, чтобы задавить его обилием установленную нами суть наготы (см. эссе Художественная нагота, с. 11 в сб.: М. Армалинский. Максимализмы. М.: Ладомир, 2013. ISBN 978-5-86218-513-3).

Вот намедни он собрал и заснял кучу голых (в основном женщин) на улицах Амстердама. Бабы разделись сфотографировались, оделись и безнаказанно смылись. Они ведь любят обнажаться, зная, что общество защищает их провокационное поведение, держа мужчин за прирученных кастратов, коими они и являются, позволяя женской наготе торчать перед их носами (хуями) и быть не использованной по назначению.

Всё это для меня уподобляется огромному количеству вкусной еды, разложенной на длинных столах по всей улице. Еду эту демонстрируют праздношатающимся, дают толпе насмотреться на различные дымящиеся и пахучие блюда, но не подпускают к ним, а потом всю эту еду быстро собирают и увозят. А мужской народ, сглотнув слюну, даже не попытавшись протянуть руку за вкусными кусочками (во какие цивилизованные!), попёрся восвояси дрочить.