Сборник статей, материалов и документов - Был ли Сталин агентом охранки - неизвестен Автор

Мой корреспондент известен многим как человек с хорошей репутацией, и он готов представить свое конфиденциальное свидетельство любому беспристрастному расследованию.

Последним авторитетом Аронсона является А. Байкалов, который спешно направил из Лондона в "Новое русское слово" материал, даже не ознакомившись со статьями в журнале "Лайф", а основав этот материал на информации, полученной из Нью-Йорка из вторых рук. Его и цитирует Аронсон. Байкалов, в частности, категорически заявил, что "в г. Енисейске никакой Охранки никогда не было".

Обратимся теперь к Борису Николаевскому, хорошо известному читателям "Нью лидера", который также сомневается в подлинности документа Еремина. Находившийся в ссылке в Сибири Николаевский прибыл в Енисейск через пару дней после падения царского режима и был немедленно избран председателем Комитета общественной безопасности. Когда я сказал ему, что узнал о том, что жандармский полковник Руссиянов привез в Китай письмо Еремина из архивов сибирской Охранки, Николаевский заявил:

"Отчего же, я лично подписывал приказ на арест полковника Руссиянова в Енисейске по просьбе городского головы. Когда его пришли арестовывать, то застали его за сжиганием дел у себя в кабинете". На мое замечание: "Значит, в Енисейске было отделение Охранки!", г-н Николаевский ответил: "Там был своего рода Охранный пост, но мне кажется, он не назывался отделением".

Аронсон, вероятно, может стыковать это с огульным утверждением Байкалова. Но как он может объяснить то, что не процитировал заявление Байкалова из той же статьи, в которой говорилось: "Если Сталин не был постоянным и плат

ным агентом Охранки, он несомненно был время от времени осведомителем этого учреждения".

8. Самым весомым аргументом в арсенале Аронсона явилось указание на томе седьмом "Падения царского режима", где сказано, что Еремин был шефом финской полицейской администрации начиная с 11 июня 1913 года, т. е. за месяц до того, как якобы был написал этот документ. Каким образом, однако, Аронсон не смог обнаружить в пятом томе того же издания на стр. 94--97 памятную записку агента-провокатора Екатерины Шорниковой, утверждавшей, что она 20 июня приходила к помощнику директора Еремину, который дал ей 50 рублей?1 Дело в том, что 11 июня было датой назначения Еремина. Между назначением на должность и занятием нового поста в другом городе проходило много времени.

Но это только начало истории. 10 июня этого года "Новое русское слово" опубликовало пространную корреспонденцию бывшего чиновника русского департамента полиции Николая Веселаго, сейчас живущего в Лос-Анджелесе, который выразил сомнения относительно письма Еремина. Веселаго, однако, добавил:

"Полковник Еремин был потом произведен в генерал-майоры и был начальником Финляндского жандармского управления, но в пятницу 12 июля 1913 года он еще находился в Особом отделе Департамента полиции. Это время связано с одним моим личным делом, а потому память мне в этом изменить не может".

Почему Аронсон опускает любое упоминание об этом? И почему он также избегает ссылаться как-нибудь на мой ответ в "Новом русском слове" после того, как он впервые использовал свое открытие в этой газете 20 мая? В своем сообщении я сослался на частное письмо от 14 июля 1949 года бывшего царского полицейского чиновника генерала Спиридовича его старинному знакомому2. В этом письме он объяснил, что Ере

1 И. Дон Левин ошибается, причем эта ошибка, отчасти, вызвана путаным

русским текстом, в котором не разобрался Дон Левин. В документе написано

следующее: "До 13 числа товарища министра не было в С. -Петербурге, а

потому я пошла в департамент, где меня принял заведующий особым отделом

полковник Еремин со своим помощником. Я объяснила свое положение, что

у меня нет средств, и просила доложить обо мне директору [... ]. Полковник

Еремин сказал, что директора нет в департаменте, обещал обо мне доложить

и дал 25 рублей. После я несколько раз просила свидания с директором через

помощника полковника Еремина, так как последнего не было. Он просил

меня обождать, так как еще не мог получить распоряжений директора. 20

июня я пришла в департамент полиции и заявила помощнику заведующего

особым отделом, что у меня вышли деньги. Он принес мне 50 рублей" (Па

дение царского режима, т. 5. М.; Л., 1926, с. 97). Таким образом, очевидно,

что деньги Шорниковой выдавал не Еремин, "так как последнего не было",

а его помощник. -- Примеч. Ю. Ф.

2 Видимо, речь идет о письме А. Спиридовича В. Макарову от 14 июля

1949 года. -- Примеч.. Ю. Ф.

мин, вероятно, оставался на своем посту на протяжении нескольких недель после назначения, особенно в связи с тем, что летом 1913 года праздновался трехсотлетний юбилей династии Романовых, и большинство жандармских офицеров путешествовали с царской семьей.

Подлинный документ, сохранившийся в государственных архивах Финляндии (факсимиле доступно для проверки) улаживает весь спор. Это сообщение из штаба корпуса жандармерии от 21 июня 1913 года, извещающее генерал-губернатора Финляндии о том, что 11 июня полковник Еремин назначен служить под его началом. Печать канцелярии генерал-губернатора официально зарегистрировала получение этого сообщения только 7 июля. Поскольку Санкт-Петербург лишь 21 июня собрался проинформировать генерал-губернатора о назначении Еремина 11 июня шефом его Охранки, то, очевидно, он не мог занять свой новый пост 11 июня.

Когда Аронсон утверждает, что разоблачение Сталина, как агента Охранки, наносит ущерб делу антикоммунизма, то он проявляет поистине потрясающий подход к историографии. Он, очевидно, считает, что цель ученого не стремление понять правду и раскопать скрытые факты, а оценивать результаты исследований по их политической целесообразности до их обнародования.

Но даже если посылка Аронсона верна, так уж ли он прав, утверждая, что доказательство факта провокаторства Сталина отвлекло бы внимание от центральной политической задачи дня -- разоблачения фактов сталинского террора? Как мне кажется, центральная задача состоит в подрыве веры миллионов людей в советской империи в идеализм коммунистических руководителей. Если будет установлено, что Сталин был царским шпионом и предателем дела революции, этот удар потрясет советскую диктатуру до основания.

Наконец, мы подошли к вопросу, имеющему первостепенное значение. Был ли Сталин царским агентом? Если бы Аронсон рецензировал мою книгу, а не ограничился рассмотрением документа Еремина, он мог бы способствовать освещению темных пятен. Позвольте мне вкратце изложить главную идею книги "Величайший секрет Сталина".

Краеугольным камнем биографии Сталина и культа личности, воздвигнутого вокруг его революционной карьеры, является известная хронология, составленная Берия в его книге "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье", в которой его герою приписывается шесть арестов, шесть ссылок и пять побегов. Потом тот же Берия в опубликованном 21 декабря 1939 года сборнике, посвященном 60-ле-тию со дня рождения Сталина, насчитал уже восемь арестов, семь ссылок и шесть побегов.

Это действительно стало началом увлекательного поиска сведений относительно службы Сталина в царской полиции, службы, о которой длительное время ходят слухи. Моя книга "Величайший секрет Сталина" всего лишь начальная глава в поиске решения большой тайны в жизни Сталина. После публикации разоблачительного материала в "Лайфе" на свет появилось много новых источников информации. Среди всех свидетельств документ Еремина имеет лишь второстепенное значение. Даже если по причинам иным, чем полагает Аронсон, будет доказано, что документ сомнительного происхождения, собранные исторические сведения, которые я опубликую в свое время, не оставят и тени сомнения в том, что Сталин был царским агентом.

Григорий Аронсон ОТВЕТ И. ДОН ЛЕВИНУ1

В своей рецензии на книгу Исаака Дон Левина, анализируя документ, приведенный автором для доказательства того, что Сталин был агентом царской Охранки или тайной полиции, я пришел к выводу, что документ является подделкой.

Большинство вопросов, которые сейчас поднимает Левин, носят в высшей степени технический характер. Поскольку они направлены главным образом в мой адрес, я должен на них ответить.

Левин возвращается к вопросу, который первым бросил сомнение на подлинность документа, а именно вопросу о том, почему в письме из царского департамента полиции от 12 июля 1913 года Иосиф Джугашвили также упоминается как Сталин, т. е. псевдонимом, который стал известен намного позже. Левин говорит нам, что Джугашвили первый раз подписался этой фамилией в статье в "Правде" 1 декабря 1912 года, но появление одной подписи в большевистской газете не могло быть достаточным, чтобы ее использовать в официальном документе царской полиции.