Планируемая история (Сборник) - Александр Зиновьев

«Холодную войну» против Советского Союза вели не только США, но весь западный мир, организовывавшийся в целое глобальным западнистским сверхобществом, – «Вашингтон» в указанном выше втором смысле. В итоге этой войны Советский Союз был дезинтегрирован, советская (коммунистическая) социальная организация была разгромлена, в России сложилась постсоветская (посткоммунистическая) социальная организация. Она сложилась в горбачевско-ельцинские годы под влиянием комплекса исторических факторов, главными из которых являются следующие два.

Первый заключается в том, что постсоветская социальная организация в России возникла не путем некоей естественной, внутренней эволюции советского общества, а была насильственно навязана России силами Запада (извне) и «пятой колонны» Запада в России (сверху) в результате капитуляции Советского Союза перед Западом в «холодной войне», то есть в результате западнизации России. При этом России навязывалась не столько реальная социальная организация западного образца, сколько ее идеологически-пропагандистский образ, какой был выгоден победителю с целью разгрома России и удержания ее под своим контролем.

Второй из упомянутых выше факторов заключается в том, что при формировании социальной организации разгромленной России имел силу (и продолжает действовать) объективный социальный закон регенерации, описанный в целом ряде моих работ на эту тему. Закон этот таков: если в человеческом объединении рушится социальная организация и при этом сохраняются человеческий материал и основные условия его жизни (геополитические условия, какие-то компоненты материальной и духовной культуры, традиции, навыки, преемственность поколений и т. д.), то вновь создаваемая социальная организация оказывается близкой в основных чертах к разрушенной. Так что постсоветская система власти как один из важнейших компонентов социальной организации в целом (наряду с экономической системой, идеологической сферой, сферой культуры и др.) формировалась в России не просто из ничего по западным образцам, но из обломков советской системы и под влиянием ее опыта, который вошел в плоть и кровь российского населения.

В результате действия этих факторов в постсоветской России сложился политический гибрид из воспоминаний о советской системе и ее опыта, с одной стороны, и из идеологически-пропагандистских представлений о западной политической системе, с другой стороны. Получился своего рода политический ублюдок (политическая дворняжка), да и к тому же в значительной степени лишь имитирующий реальную систему власти, практически не способный должным образом действовать в интересах большинства населения и страны в целом.

В последние годы усилились и стали все более очевидным образом ощущаться негативные последствия процесса глобализации (американизации, западнизации) для значительной части человечества, включая народы самих западных стран. Стала обнажаться сущность этого процесса. Это в сильнейшей степени коснулось и России. Сопротивление насильственной западнизации обнаружило себя уже в первые ее годы в Советском Союзе. Можно констатировать две значительные попытки на этот счет. Первая имела место в августе 1991 года. Она кончилась провалом. В результате был разрушен Советский Союз и началось стремительное разрушение советской (коммунистической) социальной организации. Вторая попытка имела место в октябре 1993 года. Она закончилась кровавой расправой над повстанцами и упрочением в России постсоветского (посткоммунистического) режима во главе с Ельциным. К концу 1999 года назрели условия и потребность в третьей попытке. О ней надо сказать несколько подробнее.

Многие расценивают отречение Ельцина от власти накануне Нового года и назначение на его место Путина как политический переворот. Слово «переворот» весьма неопределенно. Но если при этом иметь в виду значительность события и совокупность обстоятельств, при которых оно произошло (характер Ельцина, его предыдущие намерения, мизерный срок до намеченных выборов президента и т. д.), то это слово представляется тут вполне уместным.

Пусть переворот. Но возникает вопрос: какой именно, в чем его социальная сущность? Ведь не сводится же он к тому, что на место дряхлого и полуживого (практически невменяемого) Ельцина к власти пришел молодой, энергичный и умный Путин, который якобы будет следовать ельцинской линии, так что можно будет сказать, будто «Путин – это Ельцин сегодня». Именно в таком виде пытаются представить этот переворот западные политики, выдающие желаемое за действительное, а точнее говоря, высказывающие своего рода инструкции новому правителю России.

Чтобы дать объективную оценку переворота, о котором идет речь (буду для краткости называть его путинским), необходимо исходить из того подхода к современной ситуации в мире и в России, который я очень сжато изложил выше. К концу 90-х годов XX века в России назрела жизненно важная потребность в том, чтобы сделать российскую власть более эффективной с точки зрения интересов большинства населения и интересов России как целого, нормализовать ее, лишить ее вида, в каком она стала посмешищем во всем мире. Путинский переворот объективно (с социологической точки зрения) и явился конкретно-исторической формой реализации этой потребности. Кто бы ни были организаторы переворота и какими бы ни были их субъективные намерения, этот переворот объективно, в сложившихся в России и на Западе условиях, так или иначе содержал в себе элемент сопротивления России гибельным для нее последствиям западнизации, американизации и глобализации. Именно этим главным образом объясняется «чудо» путинского рейтинга. Во всяком случае, широкие слои российского населения именно так восприняли путинский переворот и сфокусировали в личности Путина свои потребности и надежды. Этот переворот не был спланирован в Вашингтоне, так я думаю. Путин появился на исторической арене не как креатура Вашингтона. Скорее всего он «проскочил» по недосмотру, даже по ошибке тех, кто организовывал переворот. Организаторы переворота явно недооценивали личные качества Путина.

Уже сейчас можно констатировать, что путинская власть выражает усиление тенденции постсоветской системы власти России к советскому образцу. И это не просто субъективное желание ее руководителей. Дело тут в том, что в современных условиях и в силу объективных социальных законов организации власти сильная государственная власть, способная справиться с нынешними российскими проблемами, может быть лишь властью такого типа, какая сложилась в советское время в России, причем сложилась независимо от лозунгов марксистского коммунизма и даже вопреки им, сложилась в силу необходимости и по законам власти как таковой.

Но просто сказать, что в путинском перевороте проявился второй из рассмотренных выше факторов (скажем, тенденция к советизации системы власти), мало. Дело в том, что в самой советской системе власти надо различать два периода: сталинский (вождистский) и брежневский (партаппаратский). Уже в горбачевские годы наметилась тенденция возврата к сталинистскому типу власти, что проявилось в стремлении Горбачева к чрезвычайным полномочиям и к возвышению своей власти над партийным аппаратом (отсюда перенос высшей власти из партийного аппарата в надпартийные государственные органы). В нынешних условиях постсоветской России отсутствует партийный аппарат как орган сверхвласти. И тенденция к советизации власти может быть лишь тенденцией к сверхгосударственной власти, причем сталинистского типа. Так называемая «сильная государственная власть» в современных условиях России и контроля со стороны Запада может быть лишь личной властью президента с его личной канцелярией (администрацией) и лично связанными с ним надежными соратниками («номенклатурой»), опирающимися на широкие слои населения, подконтрольные президентской команде средства массовой информации и, само собой разумеется, армию, силы внутреннего порядка и органы государственной безопасности. Не исключено создание массовой партии, связывающей вождя-президента с массами населения (с «народом»). Но такая партия в условиях западнизации не может стать чем-то наподобие КПСС. Она будет служить подсобным средством вождя-президента, станет президентской партией.

Разумеется, этот вариант власти не может быть реализован в открытом, явном и «чистом» (буквальном) виде. Он возможен лишь в тенденции, с какой-то степенью приближения. Но он закономерен. Это значит, что если новая власть на самом деле будет стремиться действовать в интересах самосохранения (выживания) России и российского населения (русского народа в первую очередь), то она в силу социальной необходимости должна будет действовать в рассмотренном духе.

Усиление тенденции к советизации не означает ослабления западнизации. Наоборот, последняя усиливается и будет усиливаться. Не противоречит ли это сказанному выше? Если рассматривать западные страны в привычных понятиях, выработанных применительно к эпохе обществ, противоречие несомненно. Но западный мир уже вступил в эпоху сверхобществ. И в западнистской социальной организации уже сложилась сверхгосударственная власть, важнейшим компонентом которой является механизм денежного тоталитаризма. Реальный Запад отличается от его идеологического образа. Реальная западнизация означает возникновение в сфере власти сверхгосударственной власти западнистского типа – власти денежного механизма. Это и происходит в России фактически в соответствии с объективными социальными законами. А в сознании большинства россиян это воспринимается как некое уклонение от неких норм бытия. В постсоветской России формируется гибрид советизма и западнизма в сфере власти не как гибрид власти на уровне государственности, а как гибрид на уровне сверхгосударственности. Получается российский вариант западнизма, содержащий в себе компоненты сверхгосударственности советизма.