Падение царского режима. Том 5 - Павел Щёголев

Челноков. — Я с Салтыковым говорил: «Будьте осторожнее, уверяю вас, что там ничего нет». Мне казалось, что их просто ловят. Но некоторые из них находились в таком подъеме, что легко на это шли. Так и оказалось.

Председатель. — На этом мы закончим. Позвольте вас поблагодарить, Михаил Васильевич.

LVIII.

Допрос ген. Н. И. Иванова.

28 июня 1917 года.

Содержание: Назначение Иванова главнокомандующим петроградским округом. Разговор с бывш. царем об общем недовольствии и необходимости реформ. Телеграмма Родзянки и начальника генерального штаба. «Ориентировка». Вопрос о продовольствии. Неудачные переговоры с военным министром в 1914 году. Непосредственное обращение к царю. Об ответственном министерстве. Решение не вводить войска. Предварительный поход в Царское Село. На станции Дно. Беспорядки. Станция Вырица. Вести об аресте министров. В Царском. У бывшей императрицы. Разговор о причинах недовольства. Приготовления к отъезду. Телеграмма царя. Отъезд. Решение не итти на Петроград. Телеграммы инженера Бубликова. Политические вести. Возвращение в ставку и весть об отречении. Причины отставки ген. Иванова. Шпионаж. Австрийские сведения. Попытки австрийцев использовать дурное отношение Иванова к военному министру. Следственная комиссия. «Через Вену». Первые сведения о Распутине. Наступление на юго-западном фронте в 1916 году. Последствия убийства Распутина. Разговор с бывш. государем о Распутине. Перемена отношения бывш. царя и ее причины. 3аписка ген. Алексеева. Просьба об увольнении и Распутин. Отношение ставки к бывш. императрице. Перенесение сессии Государственной Думы. Кауфман и его отставка, как следствие доклада о Распутине. Бывш. императрица и Распутин.

Председатель. — Николай Иудович. К нам в комиссию поступило заключение генерала Алексеева, касающееся вашего дела. Комиссия, прежде чем вынести окончательное решение, сочла необходимым задать вам некоторые вопросы, касающиеся тех объяснений, которые вы изволили уже дать. Но мне бы представилось более целесообразным, если бы вы сами, в кратких чертах, изложили нам ход событий с того момента, как вам стало известно ваше назначение. Будьте добры, передайте Комиссии то, что вы помните.

Иванов. — 27 февраля я пришел к обеду у государя около 8 часов. Генерал Алексеев вышел с доклада от государя и передал мне, что я назначаюсь в Петроград. Я несколько удивился, потому что я желал остаться в армии. Нужно сказать, что в это время пронеслось известие, что Дума распущена.

Председатель. — Значит, в ставке узнали о петроградских событиях и о роспуске Думы?

Иванов. — Я жил на вокзале, в четырех верстах, и почти ни с кем не имел общения.

Председатель. — Но эта весть пришла из Петрограда?

Иванов. — Были телеграммы в газетах.

Председатель. — Значит, у вас составилось впечатление, что в ставке узнали из газет?

Иванов. — Я боюсь это сказать. Одним словом узнали, и были разговоры. После обеда государь мне говорит: «Я вас назначаю главнокомандующим петроградским округом. Там в запасных батальонах беспорядки, и заводы бастуют». Относительно запасных батальонов я должен сказать, что в ноябре был георгиевский праздник, и я видел эти батальоны. 22 декабря меня вызывали в следственную комиссию по делу Сухомлинова, так что относительно состояния запасных батальонов меня это не удивило, потому что я ничего иного ожидать не мог и, к сожалению, не ошибся. Государь говорит: «Отправляйтесь». Я ожидал, что после войны придется делать реформы. Я высказывал это не государю, а некоторым членам Государственной Думы: «Вы устраивайте реформы, но армию оставьте, дайте ей окончить войну».

Председатель. — Кому вы это говорили?

Иванов. — Члену Государственной Думы Демидову, бывшему артиллерийскому офицеру. Нужно сказать, что перед этим я просил государя меня освободить, так как там мое положение было совершенно бесцельно. У меня были известные воззрения относительно Распутина. Мне говорили, что я ушел из-за Распутина, но я его никогда в жизни не видал; очевидно, были какие-нибудь третьи лица и, видя такое положение, я просил государя меня уволить. Сначала я говорил с графом Фредериксом, а государю сказал, что вопрос здесь идет о причине довольно серьезной, что недовольство идет давно. Тогда он говорит: «Кому же поручить, кому доверить?». Я говорю, что в делах государственного управления я не считаю себя компетентным, не могу указывать, но положение в последнее время стало нетерпимо, недовольство усилилось с половины прошлого года и проникло в войска. Когда я это сказал, он говорит: «Кому же поручить, кому доверить составление такого министерства?»… Я не думаю, чтобы он у меня спрашивал совета, но он так сказал. Я на это говорю, что я Петрограда не знаю. Я в Петрограде служил шесть раз. И ответил: «Не могу вам ничего сказать». Но между прочим сказал, что есть известные лица в Москве, что называют Кривошеина, Самарина, гр. Игнатьева, кн. Львова.

Председатель. — Вы называли эти имена государю?

Иванов. — Да, но сказал, что я их совершенно не знаю. Он ничего не возразил.

Председатель. — Генерал, вы называли эти имена государю или нет?

Иванов. — Называл; но я говорю, я их совершенно не знаю. Я сказал: «Так говорят». Засим он стал прощаться и сказал: «Я прикажу начальнику штаба несколько частей послать в Петроград для освежения». Я не помню, для замены или для усиления гарнизона, как он сказал. Я ему на это доложил: «Ваше императорское величество, я не знаю, какие войска посылаются теперь. Я целый год нахожусь в стороне от армии и не знаю настроения войск. Но должен доложить, что в настоящее время далеко не все части останутся верны в случае народного волнения». Буквально так сказал: «далеко не все части», — это подлинное выражение. Я распрощался и ушел. Пришел к генералу Алексееву и узнал, что с северного фронта посылаются два полка и с западного фронта два полка. И там не знают, какие послать. Я хотел ехать со скорым поездом, на другой день; но ген. Алексеев говорит мне: «Лучше отправляйтесь с батальоном и одной ротой сводного полка, лучше поезжайте с ними, потому что можете наткнуться на неприятности». Затем он кратко кое-что прибавил.

Председатель. — Пожалуйста, воспроизведите, что он сказал.

Иванов. — Он очень сдержанный человек, говорил мало. Показал две телеграммы, но они ничего не говорили. Телеграмму Родзянки от 25 числа я впервые прочитал на страстной неделе, когда освободился из-под ареста, из Таврического дворца. Об этом положении я ничего не подозревал. Но когда мне говорят…

Председатель. — То-естъ вы говорите о какой телеграмме?

Иванов. — Это, где конец телеграммы такой, что он считает долгом заявить опасение, как бы ответственность не пала на главу монарха, который так сказать отсутствует, что растет анархия. Об этой телеграмме ген. Алексеев не знал. Ген. Алексеев сказал, что одна телеграмма осталась у государя. Какая телеграмма, я не знаю. Одна телеграмма была от председателя совета министров или Беляева, или от начальника генерального штаба, о том, что совет министров постановил объявить осадное положение (в показании я это упустил из вида). Вот то единственное и существенное, что я из этих телеграмм узнал. А потом, что Дума распущена: две отправные мои точки зрения.

Председатель. — Простите, генерал, разрешите остановить ваше внимание на этом. Значит, что же? В одной телеграмме говорилось об объявлении осадного положения? А в другой телеграмме?

Иванов. — А в другой телеграмме было сообщение относительно продовольственного вопроса, относительно рабочих. Это начальника генерального штаба, кажется, телеграмма. Об этом я еще раньше узнал, что многие заводы не работают, не работают на оборону, вследствие недостатка топлива; это я от артиллеристов узнал, когда в декабре месяце был.

Председатель. — У вас две отправных точки: Дума распущена и осадное положение?

Иванов. — И продовольственный вопрос. Я и государю сказал, что продовольственный вопрос играет большую роль, но что какая-то причина лежит гораздо глубже. Я сказал… Если угодно, я приведу мотивы?

Председатель. — Несколько позже, чтобы не прерывать изложения внешних фактов.

Иванов. — Алексеева в это время два раза вызывали. Раз Родзянко, — разговор был по прямому проводу; он вернулся и пошел к государю. Другой раз государь его позвал. Я просидел около двух часов в штабе и беседовал с ген. Алексеевым не больше 15 минут. Поминутно приходили по поводу отправления войск и т. д. И в это время я обдумал, что раз я еду, я должен иметь ясное представление о продовольственном вопросе, об объявлении осадного положения и т. д., и потому я тогда составил план, спустился и по телеграфу задал ряд вопросов (было всего 10 пунктов)бывшему командующему петроградским округом, ген. Хабалову. Нужно было ориентироваться.