Лазоревый грех - Лорел Гамильтон

— Tres poeitc, ma petite.

— Глядя на вас обоих, я действительно хотела бы быть поэтом, потому что иначе не могу воздать вам должное. Вы восхитительны, чудесны, с-ног-на-фиг-сшибательны.

Ашер отошел в дальний угол комнаты к фальшивому камину. В полумраке было плохо видно, но сегодня кто-то поставил на каминную полку две свечи в хрустальных подсвечниках, и они сверкали, как алмазы, и волосы Ашера тоже сверкали в трепещущем свете. Он оперся рукой на полку и наклонился посмотреть на холодный очаг, будто новый экран, который поставил Жан-Клод перед камином, был весьма интересным. Действительно, это был большой антикварный веер, заключенный в стекло, раскрашенный в сочные красный, зеленый и белый цвета, яркая россыпь цветов и тонкого кружева. Он был красив, но все же не настолько.

Я посмотрела на Жан-Клода в поисках подсказки, и он просто показал мне пройти за Ашером. Я осталась стоять. Тогда Жан-Клод взял меня за руку и отвел к нему.

Ашер слышал, как мы подошли, потому что сказал:

— Я очень злился на тебя, Анита, очень. Так злился, что не подумал, что у тебя тоже могут быть причины злиться на меня.

Жан-Клод стиснул мою руку, будто предупреждая не перебивать, но я понимала, к чему он клонит, и не собиралась ничего говорить. Не надо перебивать, если и так выигрываешь.

— Джейсон нам рассказал, как тебе было плохо после того, как я взял у тебя кровь. Если тебе было так плохо, как он говорит, то ты действительно должна бояться моих объятий. — Он вдруг поднял глаза — расширенные, почти безумные, теряющиеся в сиянии волос и дрожащего пламени свечей. — Я бы никогда не причинил тебе вред. Никогда так не было... ужасно, — подыскал он слово, — у других... — он снова запнулся, — жертв.

Я не знала, что сказать, потому что частично с ним соглашалась. Я чувствовала, что он сделал меня жертвой своей силы, не спросив меня. Но хотя я этого, быть может, и не осознавала, мысли об этом крутились у меня в голове целый день, потому что одну вещь я знала точно. Я тоже не была здесь во всем права, черт побери.

Мне пришлось отпустить руку Жан-Клода, потому что ощущение его кожи на моей мешало сосредоточиться.

— Я понимаю, откуда у тебя могла взяться мысль, будто я понимала, что значит дать тебе кровь. Я действительно попросила тебя об этом, я предложила тебе кормиться и — ты прав — действительно знала, что твой укус может сокрушить мою естественную защиту. — Пришла моя очередь уставиться на каминный экран, никогда не знавший прикосновения пламени. — Я была настолько не в себе от... желания, — с трудом выговорила я это слово, — что не могла ясно мыслить. Но это не была твоя вина. Ты мог действовать лишь на основании того, что я сказала вслух.

Я подняла глаза, встретила его взгляд.

— Да и если бы ты мог прочесть мои мысли, в этот момент я хотела, чтобы ты меня взял, что бы это ни значило. У меня в голове не было ни правил, ни запрещающих сигналов. — Я выдохнула, и выдох получился прерывистый, потому что я этого боялась, боялась признать вслух боялась вообще всего, боялась, что меня поглотит желание, или любовь, или как эту чертовщину ни назови. — я хотела, чтобы ты меня взял, пока Жан-Клод владел мною. Хотела, чтобы все мы были вместе, как в давние времена.

— Для тебя это не давнее, Анита, — сказал Ашер и поглядел на стоящего позади меня Жан-Клода. — Видишь? Всё как мы боялись. Она очарована мной через твои воспоминания. То, что она чувствует ко мне, — ненастоящее. С моей властью чаровать или без нее, это ненастоящее.

— Это примерно то, что я говорила, Ашер. Когда ты протрахал мой разум, я теперь не могу сказать, настоящее ли у меня чувство к тебе. Но я могу тебе вот что сказать: то, что я чувствовала к тебе раньше, было настоящее. И я думаю о тебе не до святой воды, а о теперешнем, о таком, какой ты есть.

Он покачал головой и отвернулся, скрылся за занавесом волос.

— Но я воспользовался силой, чтобы чаровать тебя, как змея чарует птицу. Я захватил твой разум, а я не хотел этого делать.

Я тронула его волосы, и он отдернулся, отодвинулся от меня вдоль каминной полки. Я не пыталась следовать, а набрала побольше воздуху и очень медленно выдохнула. Мне легче было бы перенести встречу с дюжиной бандитов, чем следующий момент разговора.

— В твою защиту: мы были голые и делали нехорошее до того, как ты подчинил мой разум.

Он поднял голову. Даже в слабом свете и черной тени, в которой он скрыл лицо, было видно, что он озадачен.

— Нехорошее?

— Занимались сексом, — пояснил Жан-Клод. — Такой у американцев странный термин — делать нехорошее.

— А! — произнес Ашер, хотя недоумение его ничуть не уменьшилось.

Я вела свою борозду. Уж чего-чего, а последовательности в выполнении уже принятого решения у меня не отнимешь.

— Я хочу сказать вот что: мы уже занимались сексом. Ты не подчинял мой разум, когда я согласилась, чтобы все разделись. Ты не подчинял мой разум, когда мы начали любовную игру. Ты не подчинял мой разум, когда я лизала тебя под коленками и в других местах. — Я заставила себя посмотреть в его постепенно успокаивающиеся глаза. — Я на все это пошла добровольно. Если бы я придумала способ, чтобы ты оказался внутри меня без клыков, я бы это сделала. Но я хотела, чтобы вы оба были во мне.

Мне пришлось закрыть глаза, потому что вдруг возник столь сильный зрительный образ, что колени подкосились. А с ним накатила волна ощущений. На этот раз она не заставила меня когтить воздух, но я вцепилась мертвой хваткой в каминную полку и задышала прерывисто.

— Ma petite, ты хорошо себя чувствуешь?

Я замотала головой:

— По сравнению с первым разом, когда нахлынули воспоминания об оргазме, — как огурчик.

— Quelle? — спросил Ашер.

— Она сегодня уже испытала удовольствие от нас.

Ашер помрачнел.

— У нее все симптомы. Я не думал, что так будет. Я полагал, что некромантия ее защитит.

— И еще я должна вам сказать, что Белль Морт, по-моему, имеет некоторое отношение к моей болезни. Она через вас двоих кормилась от меня и Ричарда.

Жан-Клод прислонился к стенке, сложив руки на груди.

— Джейсон нам это рассказал, ma petite. И все же я думаю, что твоя сила целый день боролась с силой Ашера. Старый вопрос: что будет, если неудержимая сила натолкнется на недвижимый предмет.

— Ашер — неудержимая сила, а я — недвижимый предмет?

— Oui.

Я хотела бы оспорить такое разделение труда, но оно было чертовски уместным.

— Так что для нас значило бы снова стать menage a trois?

У Жан-Клода что-то мелькнуло на лице, но тут же оно стало непроницаемым из непроницаемых. А ответил Ашер:

— Ты бы пожелала проделать это еще раз?

Я стала было отпускать полку, потом решила, что на всякий случай не надо, и ответила: