Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах - Андрей Дышев

Адвокат глянул на меня и, должно быть, заметил улыбку, которая блуждала по моим губам. Ничего веселого, собственно, он не говорил, просто его речь над картой очень напоминала инструктаж командира полка перед выходом на войну. Если сбрить ему бороду, думал я, с прищуром глядя на адвоката, то за военного он вполне сойдет. И по возрасту где-то на командира полка тянет… Я перевел взгляд на картавого. А этот экземпляр напоминал клоуна или бездарного артиста, пытающегося сыграть роль военного. Он морщил лоб, наверное, для того, чтобы лучше усвоить обстановку, кивал, как китайский болванчик, но время от времени отвлекался, уродовал гримасой и без того несимпатичное лицо, сжимал кулаки и наносил боковые удары по воздуху, атакуя невидимого противника, возможно очень похожего на меня, и этим занятием он настолько увлекался, что даже не замечал, как Валери беззвучно трясется от смеха и вытирает ладонью слезы. Рамазанов замолчал, посмотрел с укором на Валери, потом — на картавого. Среди них я оказался самым примерным учеником, и адвокат не одарил меня взглядом.

— Он такой забавный, — сказала Валери, все еще шмыгая носом.

— Тренируюсь, — ответил картавый. — Разве я помешал?

Адвокат посмотрел на картавого долгим взглядом, и в течение этого времени я снова подумал о том, какой бес попутал адвоката в ту минуту, когда он брал в компаньоны эту человекообразную обезьяну.

— Мы переходим на тот берег не позднее трех часов ночи, — продолжал Рамазанов, — и, не отдыхая, не расслабляясь, уходим глубже в горы, в сторону Нардары. Дальше нас ведет Кирилл.

— Как мы вернемся обратно? — спросил я.

— Тем же маршрутом. На всю прогулку — десять дней и ни днем больше. За это время Глеб выяснит обстановку на границе и сообщит нам, где безопаснее всего перейти реку.

Он аккуратно свернул карту, сунул ее в полиэтиленовый мешочек и спрятал в карман. Вместо нее на столе появились трубка и пакетик с курительным табаком. Рамазанов выпустил облачко дыма, посмотрел на меня, затем на Валери и, вздохнув, сказал:

— Прошу прощения, но теперь нам надо поговорить.

— Ну вот, уже начинаются тайны, — сказала Валери, засовывая руки в карманы жилетки и поворачиваясь к двери. — Пойдем, Кирилл, тоже пошепчемся.

Мы вышли во двор. Некоторое время мы шли молча в направлении бани, дошли до бассейна и одновременно развернулись в обратном направлении. Валери остановилась, встала передо мной.

— Скажи, Кирилл, только честно: почему ты согласился?

Она переводила взгляд с одной половины моего лица на другую. Я видел свое отражение в ее глазах. В каждом — по одному закамуфлированному Вацуре. Что ты хочешь от меня, девочка? — подумал я и сказал правду:

— Не знаю.

— Но хотя бы догадываешься?

— Хотя бы догадываюсь.

— Ты не жалеешь?

— Еще нет.

— А если… если со мной что-нибудь случится, то ты… будешь грустить?

— Разве с тобой может что-нибудь случиться?

Валери повернулась и пошла дальше. Не оборачиваясь, ответила:

— А вот и посмотрим.

Я попытался отвлечь ее от грустных мыслей.

— Если все обойдется и ты станешь богатой, то что ты купишь себе в первую очередь?

— Как — что? — Валери снова остановилась и обернулась: — Как — что? Я ведь тебе говорила. Или ты думаешь, что я снова…

Я захлопал глазами.

— Валери! Забыл! Начисто вылетело из головы.

— Яхту я куплю. Океанскую. Запомнил? И больше не задавай этого дурацкого вопроса.

— Ах да, помню! И как ты ее назовешь?

— «Арго», — после небольшой паузы ответила она.

— «Арго-два», — поправил я ее.

— Нет, не два, а просто «Арго».

— Но просто «Арго» уже есть.

— Тот мы утопим. Разгонимся на всех ветрах, и о скалы — ба-бах! Чтоб все плохое, что было между нами, ушло ко дну. Ладно?

— Ладно, — согласился я. — Только ты ответь мне: за какие такие способности Рамазанов взял с собой это картавое чучело?

— Я тоже не могу этого понять.

— Но откуда он вообще выполз?

— Картавый был при Рамазанове с первого дня, как мы познакомились. Он возил адвоката на машине, как личный шофер, выполнял разные поручения. Слуга, одним словом. Денщик.

— Но можно было найти себе денщика поумнее.

Валери как-то странно взглянула на меня:

— Можно было бы вообще никого не находить. Разве вы вдвоем не унесли бы весь порошок?.. Ну ладно, к этой идее мы, может быть, еще вернемся.

Смысл ее идеи обрушился на меня снежной лавиной. Я взял Валери за руку, пытаясь увидеть в ее темных глазах совсем не то, о чем я только что подумал.

— Что ты сказала? Что ты имеешь в виду?

— Я сказала, что вы могли и вдвоем унести весь порошок, — повторила Валери. — Только это и ничто больше. Чего ты всполошился?

Мы подошли к крыльцу. Я подергал дверь. Она была заперта изнутри.

— Многое я сейчас отдал бы за то, чтобы узнать, о чем можно секретничать с картавым, — сказал я.

— Может быть, вынашивают план, как бы нас с тобой тюкнуть? — то ли серьезно, то ли шутя ответила Валери.

— А зачем им нас тюкать? — Я сделал вид, что не понял.

— Как зачем? Ты покажешь, где спрятаны мешки, они тут же дадут нам по балде и утащат весь порошок вдвоем. Зачем им делиться с нами?

— В худшем случае прибьют только меня. Ты им нужна, потому что твой братишка обеспечивает им переправу.

— Переправиться можно и в другом месте.

Мы говорили будто бы шутя, не переставая улыбаться друг другу, хотя оба прекрасно понимали, что речь идет о совершенно серьезных и вполне вероятных вещах. Надо было сменить тон, и я убрал с лица эту противоестественную улыбку.

— Ну ладно, посмеялись, и хватит. Они в самом деле могут убрать меня, и об этом я уже думал. Мне нужно оружие, Валери.

Она, мельком глянув на дверь, прижала палец к губам, взяла меня под локоть и отвела в сторону.

— Запомни, — тихо сказала она, когда мы сели на скамейку, — у картавого редкостный слух.

— Чего не скажешь о его дикции… А чего мы, собственно, теряем время?

Я, показав ей знаком, чтобы она оставалась на месте, подошел к калитке и открыл дверь.

Сидя на крышке багажника, охранник баловался пистолетом. Увидев меня, кивнул.

— Ну что? — спросила Валери, когда я вернулся к ней.

— Ничего, — ответил я. — Рамазанов, как я и предполагал, человек предусмотрительный.

И подумал: «Кажется, я начинаю ей слишком доверять».

Через час стало темнеть, и безмолвный водитель с азиатским лицом занял свое место за рулем.

Глава 21

Рамазанов, безусловно, был человек интеллигентный и, как я уже говорил, весьма предусмотрительный. Обращался он со мной вежливо, что заметно и выгодно отличало его от картавого, который хоть и изредка, но все же позволял себе некоторые вольности, за большинство из которых я расплачивался с ним единственно приемлемым способом; и все-таки адвокат ненавязчиво подчеркивал, что я компаньон особого рода, которому еще предстоит долгий испытательный срок, и пока не имею права на полное доверие. Я, собственно говоря, и не старался завоевать это доверие, и очень хорошо понимал Рамазанова, сохраняющего между нами необходимую дистанцию, дабы я не чувствовал себя слишком уверенно. Потому я, как само собой разумеющееся, воспринял его предложение сесть впереди, рядом с водителем. Девушку Рамазанов и картавый посадили между собой, вдобавок положили ей на колени мой рюкзак. Он был хоть и не слишком тяжелым, но объемным, и она не могла чувствовать себя комфортно. Когда Валери пожаловалась на тесноту и дискриминацию, картавый отделался плоской шуткой, что просторно будет на нарах в зоне. Мне же показалось, что такая расстановка сил в салоне «жигуленка» не была случайной и что адвокат не слишком-то доверяет и Валери.

Перегруженный автомобиль с трудом тащился по разбитой гусеничными машинами грунтовке, время от времени ударяясь днищем о камни и комки ссохшейся глины. Водитель-робот судорожно вращал руль из стороны в сторону, но делал это молча — я бы на его месте безостановочно ругался матом. Либо у него были железные нервы, либо ему хорошо платили, и на все остальное было наплевать.

Спустя минут пятнадцать после того, как мы выехали, я обернулся, чтобы перекинуться с Валери парой ничего не значащих слов, и с удивлением заметил, что за нами, в густых клубах пыли, следует «хвост» — защитного цвета «уазик». Рамазанов на мой вопросительный взгляд ответил:

— Не волнуйтесь. Это наше сопровождение. Почетный эскорт.

— Персональный катафалк, — со свойственным ему остроумием добавил картавый.

«Узи» мешал ему сидеть, магазин, похожий на точильный брусок, вылез из-за пазухи, и картавый постоянно заталкивал его под жилетку судорожными движениями, будто у него нестерпимо чесалась грудь. Валери смотрела на меня из-за рюкзака взглядом великомученицы и на каждом ухабе морщилась, словно от боли. Я подумал, что это настоящий подвиг с ее стороны — согласиться на такое авантюрное путешествие, где отсутствие мягкой, теплой постели и душа — самая пустяковая трудность. А если учесть, что этому подвигу предшествовала долгая и утомительная поисковая работа, то оставалось только восхититься ее алчностью и стремлением разбогатеть. Впрочем, в истинности последнего я уже стал крепко сомневаться. Рамазанов сидел, закрыв глаза, будто спал. Его бледное лицо было совершенно спокойным, лишенным каких бы то ни было эмоций. Он напоминал законопослушного гражданина, возвращающегося в воскресный вечер с дачи, где провел уик-энд, заполненный вдохновенным трудом на земле и размышлениями о добре и вечности. Я же был излишне возбужден, хотя и пытался это всячески скрыть. Сердце в груди колотилось с такой силой, что, должно быть, это было заметно через куртку. Давно забытый мир ощущений и предчувствий хлынул на меня из прошлого. Выезд на войну! Ни с чем не сравнимые по остроте восприятия минуты. Даже не сам бой, а его ожидание наполняло душу невообразимыми ощущениями. Что впереди — смерть или жизнь? Слава или позор? Честь или бесчестье? Всякий, кому предстояло испытание огнем, никогда не мог наверняка ответить на эти вопросы, как бы уверен в себе ни был. Ожидание боя — это последние минуты зыбкой стабильности и целостности человеческой сущности, которая в большинстве случаев перерождалась сразу и навсегда после первого выстрела в нее.