Высота смертников - Сергей Михеенков

— Сашка, что? Начинается?

Воронцов оглянулся. Перед ним стоял лейтенант Гридякин. Лицо его было бледным. То ли от усталости, то ли от того, от чего всегда бледнеет солдат перед атакой.

— Вам приказано прибыть на НП командира роты, — сказал Воронцов, стараясь не смотреть ему в глаза.

Лейтенант Гридякин это заметил. В такие мгновения, когда в человеке напрягаются все силы, и физические, и иные; видится многое и многие мысли приходят, и многие откровения охватывают душу, чтобы напоминать потом о себе всю оставшуюся жизнь. Если ее суждено прожить. Если жить человеку не до первого разрыва мины и не до первой пули…

— Чего ж ты отворачиваешься, Сашка? А? Уже заранее меня презираешь, да? Он, мол, сейчас в тыл поползет, шкуру спасать. Чтобы донесения писать, как мы тут храбро дрались. А нам — умирать… Ну, скажи честно, ты это подумал?

Воронцов посмотрел в глаза Гридякину. Губы лейтенанта дрожали.

— Никуда я не пойду. У меня еще два диска патронов, две гранаты.

— Бойцов у меня во взводе хватает. Тогда иди к Прохоренко. Он там один остался. Ему помощь нужна. — И Воронцов вытащил из противогазной сумки еще один диск и сунул в руки лейтенанту Гридякину.

Они обнялись. Лейтенант Гридякин, пригибаясь после каждого взрыва, пошел на правый фланг. А Воронцов вскинул винтовку и снова обшарил в прицел углы сарая. Наблюдателя-корректировщика он просмотрел. Или тот подполз со стороны леса и так же незаметно поднялся наверх. Или сидел там все время, пока рота обживала траншею, и просто не обнаруживал себя. Надо было послать кого-нибудь в разведку. То, что наблюдатель там, Воронцов знал точно: мины, прилетавшие откуда-то из-за гряды смешанного леса, ложились прицельно, плотно накрывая полосу траншеи, с каждым взрывом обжимая ее все плотнее и плотнее.

Воронцов осмотрел черные провалы в крыше. Их всего оказалось пять. Возле одного из них сейчас стоит немец, наблюдает за огнем своих минометов и передает поправки.

Уже слышались крики раненых.

— Санитара сюда! — закричали сразу несколько голосов.

Свист мины, раздавшийся совсем рядом, заставил Воронцова прижаться к стенке отводной ячейки. Немцы, видимо, начали рыть запасной ход сообщения, но не успели. И Воронцов теперь стоял на коленях в этом недорытом окопе и ждал взрыва мины. Взрыв! Мина взорвалась в двух шагах от него. Запахло толовой гарью. Осколков он не услышал. Заложило уши. Выглянул. Поднял винтовку. И раз за разом, быстро перезаряжая, положил пять пуль в нижний обрез проломов в крыше сарая. Перезарядил винтовку и зачехлил прицел.

Гула моторов он не услышал. В ушах еще звенело. Да и минометный обстрел продолжался, сдвигаясь на левый фланг, ко второму и первому взводам. Но крик командира отделения бронебойщиков услышали все:

— Танки! Расчеты! Приготовиться к бою!

Карим делал свое дело. Он знал, что наступил его час, что его работу, кроме его самого и расчетов бронебоек, не сделает уже никто.

Вот они, показались, красавицы… Воронцов смотрел в бинокль на дальний поворот дороги, где происходило основное движение. Справа и слева виднелся лес и перед лесом болотина. Там танкам не пройти. Вот и выползали они по дороге, чтобы потом развернуться здесь, на лугу.

— Расстояние триста метрий! — слышался гортанный голос Карима. В минуты боя акцент степняка становился еще сильнее. — Стрелят подождит! Подождит!

Карим рисковал, стараясь подпустить танки на верный выстрел. Он выстраивал свой бой, и Воронцов понимал, что в его тактику сейчас лучше не вмешиваться. Карим воевал с сорок первого. Под Тулой сжег первый танк и получил орден. Затем был ранен. Вернулся снова в один из ИПТАПов[35], подо Ржевом попал в окружение. Плен, Вяземский концлагерь, русская рота в составе РОА…

— По головному направляющему! — зло заревел Карим. — Залпом! Пли!

Все три бронебойки вздрогнули, поднимая перед окопами облачка снега и порохового дыма.

— Целься в гусеница!

Снова загремели бронебойки, теперь уже не так дружно.

— Взвод! — закричал Воронцов. — Приготовиться! Пулеметчики молчат до моего приказа! До сарая и гряды ракит — только огонь из винтовок! Когда пройдут ракиты, всем взять трофейные автоматы и приготовить гранаты!

Глава тридцать восьмая

В бинокль Воронцов хорошо видел маневр немцев, начинавших атаку. Три танка шли колонной, один за другим, соблюдая одинаковые интервалы. За ними — по взводу пехоты. Дальнейшее можно было предположить заранее: как только минуют лесную дорогу, сразу за болотиной начнут развертываться в цепь. Вот когда их бить! Пока идут колонной! Да где же там артиллеристы?

И в это мгновение несколько фосфоресцирующих трасс низко прошли над головами взвода и исчезли за грядой старых ракит. Одна из них ударила в головной танк, и тот развернулся и пополз к лесу, разматывая по снегу гусеницу.

— Боковой броня! Боковой броня! Беглый огонь! — Это, почувствовав неожиданную добычу, кричал Карим своим бронебойщикам.

Через минуту танк уже горел. Из моторной части начало вытягивать клочковатый черный дым. Открылся верхний люк. Воронцов мгновенно сдернул с прицела чехольчик, вскинул винтовку. Над башней маячила сгорбленная фигура в черном комбинезоне. Он взял ее в прицел, выстрелил. Танкист скатился вниз. К танку кинулись пехотинцы. Двое запрыгнули на броню. Видимо, пытались помочь танкистам. Но из люка больше никто не появлялся. Воронцов взял на мушку одного из пехотинцев и плавно надавил на спуск. Каска, выкрашенная в белое, так и слетела с его головы. Остальные тут же сыпанули вниз. Бывалые солдаты, они поняли, что стреляет снайпер и что снайпер охотится за одиночными целями. Поэтому, сбившись в кучу, они тут же хлынули за танк.

Но железные коробки оказались плохой защитой. Потому что очередные три трассы, хорошо заметные в ранних сумерках, ударили стальными 76-миллиметровыми болванками, срывая с брони T-IV[36] надстройки и срубая куски брони. Один из бронебойных снарядов, миновав танк, скользнул над покореженным крылом гусеницы и исчез в колонне пехотинцев.

Немецкие танкисты поняли, в какой ситуации внезапно оказались. Пехота расступилась, и танки на большой скорости помчались вперед, стараясь выйти из зоны огня ПТО.

И в это время загрохотало на флангах и в тылу. Позиции артиллеристов накрыло черным дымом. В стороне НП командира роты тоже началась стрельба. Рота пополнялась до самого последнего дня. Когда все четыре взвода были укомплектованы под завязку, со сверхштатными отделениями ПТР и пулеметными расчетами «максим», с группами санитаров из расчета один санитар на каждое отделение, ротный начал формировать резерв. Его он держал при себе. Часть использовал в качестве боевого охранения при артбатарее и минометчиках. Судя по всему, в бой вступили боевые охранения. А это означало, что и артиллеристам, и минометчикам теперь не до танков. Там шел ближний бой. И ротного надо было выручать.

— Прорвались!

— С тыла прорвались!

— Окружают! — донеслось с левого фланга.

Окруженцы заволновались первыми. Они-то хорошо знали, чем грозил выход противника в тыл.

Власовцы Воронцова молчали. Бледные лица смотрели то на него, то в сторону гряды ракит, за которыми уже рассыпались в цепь немецкие пехотинцы.

— Кому чего, а цыгану — сало… — проворчал пожилой боец. Он торопливо свертывал большую самокрутку, такую бойцы назвали «семейной» — из последнего табака, на все отделение. Пальцы у бойцы дрожали.

— Чинко! — приказал Воронцов помкомвзвода. — Бери пять человек с пулеметом и — на НП командира роты. Если они там справляются, бегом назад.

Шесть человек с ручным пулеметом тут же ушли в тыл, где все гремело и откуда тащило понизу черный дым. В траншее тут же заняли опустевшие ячейки. Каски теперь торчали реже. Бронебойки продолжали огонь. Резкие и частые сухие их удары пытались остановить гул танковых моторов. Танки и пехота уже развернулись в правильный фронт и густой глубокой цепью двигались на штрафников. Команды открыть огонь не поступало. Наконец в небо взлетели одна за другой две красные ракеты. Должны были взлететь три. Сигнал к началу огня — три красные ракеты. Но, видимо, на НП что-то произошло такое, что помешало сигнальщикам сделать все так, как надо.

— Взво-од, слушай мою команду! — Воронцов посмотрел вправо и влево. Его бойцы уже стояли, привалившись к стенке траншеи и положив винтовки на снежные брустверы и закоченевшие трупы немцев, замерли, нащупывая и поглаживая закоченевшими пальцами спусковые скобы. — По атакующей цепи! Два! В пояс! Первым — залп, затем часто… — Воронцов сделал паузу, прислушиваясь к тому, что происходило на флангах, во втором и четвертом взводах, и рявкнул что было сил: — Огонь!

Цепь приближалась к гряде ракит. Один из танков начал отворачивать левее. Пулемет его плескал клочковатым пламенем. Вот остановился, повел коротким стволом. Выстрел! Крайнюю бронебойку подбросило вверх, разметало искромсанные тела бойцов.