Наполеон Бонапарт - Альберт Манфред

Французская армия врезалась в тыл австрийцев. Мелас, ожидавший не скоро «резервную армию» — скопище хромоногих стариков — со стороны Генуи, пребывал в счастливом неведении, когда французы шли уже на Милан. 2 июня армия Бонапарта вступила в Милан; невероятное оказалось явью, смеяться надо было уже не над французами…

4 июня Массена, отбивавшийся в Генуе от осаждавших его австрийцев, исчерпав все свои ресурсы, должен был капитулировать; австрийцы вынуждены были согласиться на почетные условия капитуляции Тем не менее это была победа, и Мелас спешил донести о ней в Вену в восторженных выражениях, депеша эта была перехвачена, и из нее французы узнали, с каким презрением отзывался австрийский главнокомандующий о так называемой резервной армии[561]

В Милане французов встречали восторженно Год авс трийского господства заставил забыть все былые обиды на французов. Канделоро, прогрессивный итальянский историк, справедливо писал: «…приход французов был встречен всем населением, включая духовенство и знать, с еще большим энтузиазмом»[562].

Первый консул провозгласил в Милане восстановле ние Цизальпинской республики и ее законодательства отмененного австрийцами Казалось, он снова заговорил языком 1796 года В бюллетене «резервной армии» 14 прериаля (3 июня), сразу же после вступления в Милан, вслед за сообщением о насилиях и зверствах австрийских угнетателей заявлялось «Необходимо чтобы французский народ знал, какая судьба ему уготована королями Европы, если бы контрреволюция восторжествовала. Это соображение должно преисполнить нацию чувством признательности к отваге республиканских фаланг, навсегда утверждающих торжество равенства и свободолюбивых идей»[563].

Как и в 1796 году, Бонапарт стремился усилить французскую армию поддержкой итальянского населения и итальянских войсковых соединений, формирование которых стало одной из его забот Антидемократические законы, установленные австрийскими властями были громогласно отменены В Ломбардии были восстановлены ранее существовавшие органы власти Цизальпинской республики

Казалось, стрелка времени передвигалась вспять. Beчером 3 июня Бонапарт и окружавшие его такие же молодые, как он, генералы, чьи имена теперь знала вся Европа, были снова в залитой светом праздничной зале театра «Ла Скала», и снова их окружали улыбки итальянских женщин, дружеские взгляды миланцев и как и четыре года назад, с тем же азартом молодости они рукоплескали красоте и покоряющему голосу Грассини — знаменитой примадонны миланской оперы На другой день Бонапарт в уважительном и дружественном тоне вел беседу с высшими служителями католической церкви. Все шло своим чередом.

***

Как ни важны были многочисленные заботы, окружавшие Бонапарта в Милане, он понимал, что главные задачи кампании — стратегические — еще не решены. Завтрашний день был неясен.

Рассредоточение французской армии, позволившее обеспечить секретность продвижения войск и внезапность их появления в тылу австрийцев, создало французам не только преимущества. Достоинства превращались в свою противоположность. Корпус Монсея несколько отставал от главных сил. Большая часть артиллерии все же завязла в горах. Продвигаясь вперед по разным дорогам, армия Бонапарта дробила свои силы. Ланн и Мюрат контролировали линию реки По, Монсей — линию реки Тичино, Дюшен — дороги вдоль реки Адды. Это было необходимо, чтобы сковать инициативу Меласа. Но при этой разбросанности сил Бонапарт лишался преимущества, которое всегда стремился сохранять, — сосредоточения сил в ударный кулак. Мелас же, напротив, наталкиваясь повсеместно на французские аванпосты, сжимал свои части, накапливая быстро мощную ударную группу. Как это было ни парадоксально, но выгоды, приобретенные первоначально французами, переходили на сторону австрийцев. Это сказалось уже в сражении 10 июня при Монтебелло, где Ланн с восемью тысячами должен был противостоять двадцати тысячам австрийцев под командованием генерала Отта. Сражение закончилось победой французского оружия, но эта победа была достигнута лишь благодаря блестящему военному таланту Ланна и бездарности Отта[564]. К тому же стремление к быстроте и внезапности в продвижении французских войск влекло за собой также и недостаточную осведомленность французской ставки о расположении сил противника. Знаменательно, что в бюллетенях армии, в приказах Бонапарт многократно пользовался столь неопределенным и непривычным для военной речи словом, как «кажется».

Можно считать несомненным, что примерно 8—14 июня, в течение последних четырех-пяти дней накануне решающего сражения, Бонапарт не имел точных сведений о расположении главных сил австрийцев и даже полагал, что армия Меласа двинулась к Генуе[565].

Может быть, этим следует объяснить, что, когда 14 июня утром у деревни Маренго, вблизи Алессандрии, армия Бонапарта вступила в генеральное сражение с армией Меласа, соотношение сил сторон оказалось крайне неблагоприятным для французов. Австрийцы располагали сорока пятью тысячами против двадцати трех тысяч солдат Бонапарта[566].

За несколько часов до начала сражения Бонапарт все еще не имел точных сведений ни о силах Меласа, ни о его намерениях. Незадолго перед тем прибывшего в ставку Луи Дезе, вырвавшегося из Египта и английского плена, самого блистательного из молодых полководцев Республики, Бонапарт направил с дивизией по дороге в Нови — отрезать путь Меласу, если он туда пойдет. Одновременно был отдан приказ корпусу Лапуана следовать в направлении к Валенца.

Так, накануне сражения главнокомандующий вследствие фатальных просчетов в оценке сил и намерений противника ослабил свои собственные силы.

Сражение началось утром 14-го. Его ход определило прежде всего решающее, огромное превосходство австрийской артиллерии над французской. Убийственный огонь австрийцев внес опустошение в соединения Виктора и Ланна. «Люди падали градом», — писал один из участников битвы. Дивизия Шамберлака была почти полностью уничтожена. Виктор и Ланн, несмотря на упорное сопротивление, должны были отступить. К десяти часам утра могло казаться, что сражение полностью проиграно.

Бонапарт провел ночь с 13-го на 14-е в ставке армии в Торре-ди-Гарофоли. В восемь часов утра он узнал о начавшемся по инициативе австрийцев сражении. Он сразу распорядился послать гонцов к Дезе и Лапуапу с приказом спешно возвращаться. С дивизией Монье, которую накануне он чуть было не отправил вместе с Дезе, и с консульской гвардией он поспешил на поле битвы.