Степан Разин - Андрей Сахаров

Он продолжал наступление. В конце месяца освободил от блокады отряд майора Перского в дворцовом селе Елабуге. Здесь каратели перебили до 200 человек, затем, 30 января, вступили в Мензелинск. Повстанцев, отступивших из него и собравшихся в селе Пьяный Бор, верстах в 15 от города, разбил все тот же Бедряга, имевший незначительные потери — 8 раненых; у повстанцев же — до 400 убитых, 60 пленных.

Следом Бибиков занял Нагайбак, южнее Мензелинска, тоже на реке Ик. Потом, 11 февраля, разбил в Бакалах повстанцев (до 4 тысяч), потерявших до 400 убитыми и ранеными. Бибиковский же отряд (около 500 человек) потерь не имел. После этих побед полковнику велели идти на соединение с отрядом князя Голицына. Генерал приказал ему повернуть из Нагайбака к Бугульме.

Для действий в тех местах, которые оставлял Бибиков, главнокомандующий направил отряд генерал-майора Ларионова, своего свободного брата, — он должен был идти к Бугульме, от нее якобы к Оренбургу, на самом деле неожиданным маневром повернуть к Уфе, чтобы освободить ее от блокады.

Ларионов выступил из Казани 6 февраля. Через две недели, 21 февраля, он был в Кичуе. За два дня до его прибытия повстанцы, воспользовавшись уходом Бибикова, снова взяли Нагайбак, сожгли его. Ларионов, присоединив к своему отряду более полутора сотен солдат и казаков из Бугульмы, медленно двинул свои силы, 27 февраля прибыл в село Большой Акташ. В Нагайбак он вышел только 4 марта. Повстанцы отступали. Жители окрестных селений перешли снова на их сторону, хотя недавно приносили повинную Бибикову, получали у пего билеты с прощением вины.

Нагайбак Ларионов занял 6 марта. Потом пошел к Бакалам, где засели отступившие повстанцы. Но глубокие снега, завалы, сделанные восставшими, заставили его вернуться. Ночью 8 марта двинулся к Стерлитамаку, где находилось, по разным сведениям, от 1,5 тысячи до 3 тысяч башкир. Они отступили в Бакалы. Ларионов же снова вернулся в Нагайбак — его испугали известия о подходе к Бакалам брата Чики-Зарубина с помощью и сборе у Мензелинска «новых толп с разными старшинами». Однако 13 марта генерал взял Бакалы, потеряв при этом до 30 человек убитыми и ранеными. Здесь он стоял неделю.

Главнокомандующий открыто высказывал недовольство медлительностью и нерешительностью Ларионова. Последний в оправдание говорил о плохих дорогах — узких, расположенных в лесах, заваленных снегом и засеками из больших деревьев («разрубить их способу нет»), об отсутствии мостов, которые сжигались повстанцами. Бибиков же требовал решительных, энергичных действий, но Ларионов, ссылаясь к тому же на слабое здоровье, на них не был способен. «За грехи мои, — говорил в сердцах главнокомандующий, — навязался мне братец мой, который сам вызвался сперва командовать особливым деташементом, а теперь с места сдвинуть не могу».

В конце концов Ларионов сдал дела полковнику Кожину и просил главнокомандующего, ставка которого находилась в это время в Кичуе, освободить его от должности. Тот с радостью это сделал — как раз подошел Санкт-Петербургский карабинерный полк, и подполковник Михельсон, прибывший в его составе, получил новое назначение: возглавить отряд, направлявшийся к Уфе. В письме к Лунину 10 марта Бибиков снова сетует: «Дворянского шефа (Ларионова, командующего корпусом Казанского дворянского ополчения. — В. Б.) принужден переменить со всеми его куртками, а послать Михельсона; он (Ларионов. — В. Б.) за болезнью попросился. Я уже и тому рад. Упетал[19] меня сей храбрый герой: не мог с места целый месяц двинуться!»

Михельсон служил в полку, которым в свое время командовал Бибиков. Главнокомандующий знал его как очень способного, деятельного и храброго офицера, отличившегося в Семилетней и русско-турецкой войнах. Он был несколько раз ранен, награжден орденом Георгия 3-й степени. Это назначение лишний раз показывает, что на театр военных действий против Пугачева правительство присылало лучших своих генералов и офицеров, хорошо оснащенные и вымуштрованные войска. Имелись, конечно, и исключения.

Михельсон 18 марта принял отряд у Ларионова в Бакалах, а на второй день вышел по направлению к Уфе. Дорогой он безуспешно старался добыть «языка» — «из них, злодеев, ни один живой не сдавался». Только 23 марта, встретив у деревни Караяпуловой авангард из 400 человек, Михельсон захватил пятерых из них в плен. Узнал, что в деревне Жуковой стоят 2 тысячи повстанцев с 4 пушками, в Чесноковке — сам Зарубин — «граф Чернышев» с 10 тысячами человек и многими орудиями. При подходе Михельсон разбил отряд повстанцев в одну тысячу человек в селе Третьяковке. Потом направился к Чесноковке. Навстречу ему Зарубин выслал 7 тысяч человек к деревне Зубовке. Бой здесь шел несколько часов. Повстанцы очень энергично атаковали авангард майора Харина и другие части михельсоновского отряда, обстреливали их из орудий. Но в конце концов искусные действия солдат привели к бегству восставших в Чесноковку. В тот же день, 24 марта, Михельсон захватил этот важный повстанческий центр. Потери опять были несравнимыми: со стороны карателей — 23 убитых, 22 раненых, со стороны Зарубина — до 500 убитых, 1560 пленных, 25 орудий со всеми припасами.

Зарубин со свитой в 20 человек бежал в Табынск. Михельсон повесил в Чесиоковке двух предводителей, трех высек. Многих пленных отпустил по домам «после увещаний». Но не все приходили с повинной. Многие продолжали сопротивление. Особым упорством, по словам Михельсона, отличались башкиры, «в коих злость и жестокосердие с такою яростию вкоренились, что редкий живой в полон отдавался. А которые и были захвачены, то некоторые вынимали ножи из карманов и резали людей, их ловивших». Многие из них прятались в сенях и подпольях; когда же их обнаруживали, они «выскакивали с копьями и ножами, чиня сопротивление».

Михельсон пошел к Табынску. По дороге получил сообщение: местный казачий есаул Кузнецов со своей командой захватил и сковал Зарубина, Ульянова, Губанова и других предводителей. 28 марта подполковник вступил в Табынск. В рапорте Бибикову он сообщил о замирении всех «здешних мест», установлении в них «старого порядка», своих планах — возвратиться в Уфу, а потом идти к Уральским горам для дальнейших действий. В местах, но которым прошли правительственные отряды, «уфимские жители», по словам Михельсона, «в окрестных деревнях, в отмщение, делают великие разорения». Речь идет, можно полагать, о богатых людях, чиновниках и прочих, которым нанесли ущерб восставшие.

Михельсон 4 апреля вернулся в Уфу, куда незадолго перед тем отправил Зарубина и его помощников. Вскоре к нему доставили и пугачевского атамана Торнова, продолжавшего действия в окрестностях Бакалов. Тяжелые поражения повстанцев в этих местах, наступление карателей со всех сторон имели следствием быстрое прекращение сопротивления, захват большого числа пленных, выдачу предводителей.