Черное пламя - Стенли Вейнбаум

Как обычно бывает везде и повсюду, осваиваемые земли — вслед за первопроходцами — заполняли авантюристы всех мастей. Они предпочитали выбирать так называемые медвежьи углы и находили там то, чем были обделены в обыденной жизни, будь то стремление изведать опасность или найти успокоение в одиночестве. Их ряды обычно пополняли отпетые сорви головы или изгои общества.

Хэм не относился ни к одной из этих категорий. Поставив себе целью как можно быстрее разбогатеть, он выбрал занятие бродячего торговца, обменивая у коренных обитателей Венеры свои товары на стручки растения зикстчил, до сих пор не встречавшегося — как ему было известно — ни в одном из колонизированных человеком миров. Экстракт, который потом добывали из этих стручков на Земле, представлял собой мощное средство омоложения человеческого организма и продавался по баснословным ценам любителям вернуть ощущения молодости.

Препарат, получаемый из венерианского растения, не продлевал жизнь, а как бы возвращал стариков к годам активной половой жизни, меняя даже внешний вид прошедших курс лечения пациентов: вместо немощных старцев клиники покидали зрелые мужчины средних лет, с густыми шевелюрами без единого седого волоса и цветущими — без морщин — лицами. Читая о подобных случаях, Хэм только удивленно пожимал плечами, но — рассуждал он — поскольку богатых людей на его век хватит, надо поставлять этот ходовой товар и самому сколотить кругленькую сумму.

Для роста зикстчил а требовался жаркий климат, и поэтому Хэм вынужден был промышлять в основном в Хотленде. За время, проведенное на Венере, он прекрасно представлял себе опасность внезапно оказаться в эпицентре грязевой купели и постоянно был начеку. И все же превращение твердого грунта в кипящее месиво застало его врасплох: случайно выглянув из окна своего жилища, он остолбенел от неожиданности, увидев повсюду пузырящиеся лужи.

Усилием воли он преодолел оцепенение, привычными движениями натянул защитный комбинезон, плотно облегавший тело, сунул ноги в высокие сапоги и ремешками прикрепил к ним специальные устройства для передвижения по грязи. По форме они напоминали глубокие бескилевые лодочки со скругленными носом и кормой: при определенной сноровке эти приспособления позволяли выбираться из грязевой ловушки. Закинув за спину всегда собранный в дорогу мешок с небольшим запасом еды, необходимым в пути скарбом и драгоценными стручками, Хэм рывком отворил дверь и, заметив, что грунт за порогом еще не раскис, устремился прочь от своего жилья.

И как раз вовремя — почва вокруг вдруг заколыхалась, забурлила, словно заработали беспорядочно плюющиеся гейзеры. Хэм оглянулся и непроизвольно застыл на месте: его жилище накренилось и медленно начало погружаться в булькающую трясину. Вскоре грязь сомкнулась — о стоявшей здесь хижине в последний раз напомнил только лопнувший воздушный пузырь да небольшое завихрение на глянцевой поверхности разжиженной почвы.

Однако для переживаний не оставалось времени: единственный способ спасения — в движении. Хэм понял, что вскоре зыбун примется и за него — чавкающие звуки раздавались все ближе, а если жижа, перехлестнув через край, заполнит чаши защитных грязе-ходов, их владельцу придет конец.

С трудом преодолев вязкие объятия трясины, Хэм сдвинулся с места и, плавно переставляя ноги, словно при ходьбе на снегоступах по рыхлому снегу, заскользил по морю закипевшей почвы. Теперь надлежало неусыпно следить за тем, чтобы носы приспособлений не зарывались в грязь, а вес тела распределялся на обе ноги одновременно, поэтому о скорости движения говорить не приходилось. Такой шаркающий способ передвижения, подумалось Хэму, удобен старикам, да вряд ли их слабые тела смогли бы осилить сопротивление разбушевавшейся хляби.

Хэм держал путь на запад — в сторону Ледяной Стены, — поскольку лишь в более прохладной части либрационного коридора, так называемом Фрэшленде («прохладная земля»), он мог отыскать твердый грунт, не подверженный внезапному катастрофическому разжижению. А сейчас он мечтал почувствовать под ногами хоть какой-нибудь участок твердой почвы, чтобы немного передохнуть. Пот заливал глаза, по телу бежали горячие ручейки, комбинезон, казалось, раскалился, а ноги отказывались тянуть вязнувшие в трясине грязе-ходы.

Однако лишь два часа спустя он наткнулся на скальный выступ и остановился, чтобы отстегнуть от сапог опостылевшие «лодки». Больше всего на свете ему хотелось поднять защищавшее лицо прозрачное забрало, чтобы прохладный ветер освежил пылающие щеки и полной грудью вдохнуть воздух планеты. Поймав себя на этой мысли, он усмехнулся, подумав, что тогда не стоило тратить силы, стараясь выбраться из трясины, а остаться возле собственного жилища: результат оказался бы тот же самый.

Воздух Хотленда содержал бесчисленное количество грибковых спор, попадание которых в организм человека неизменно приводило к смерти настолько ужасной и мучительной, что даже врагу Хэм не пожелал бы подобной участи. Споры венерианского грибка, попавшие в легкие, мгновенно прорастали, образуя омерзительную плесень, пронизывающую живые ткани, разлагая плоть, охватывая один за другим все органы человека. Именно поэтому в конструкции комбинезона были предусмотрены надежные воздушные фильтры.

Однако к такому же результату приводило и простое соприкосновение ничем не защищенной кожи с воздухом Хотленда. Однажды Хэм наткнулся на останки какого-то бедолаги, погибшего оттого, что неосторожно порвал на боку материал комбинезона: вездесущая плесень не упустила своего шанса полакомиться.

Постоянная угроза, исходившая от венерианского грибка, заставляла снабжать фильтрами даже самые немудреные жилища, иначе простой глоток воды мог оказаться последним.

Еще хуже дело обстояло с теми, кто находился в пути. Однако здесь бич местного климата — дождь превращался в благо: водяные струи прибивали к земле смертоносные споры и давали путнику передышку примерно на полчаса после того, как упадет последняя капля. Но и тогда кипятить воду и открывать жестянки с консервами следовало непосредственно перед едой: небольшое промедление — как это неоднократно случалось с Хэмом — приводило к тому, что обед доставался все той же неистребимой плесени.

Окинув взглядом оставленное им бескрайнее пузырящееся пространство, только что проглотившее его дом и едва не закусившее им самим, Хэм подумал, что главной чертой этого мира является именно страсть к пожиранию — не важно чего или кого — просто появиться на свет и жрать, жрать… Вот и сейчас. Еще не закончился грязевой беспредел, уничтоживший весь покров растительности, а из недр на черную поверхность уже полезли острые стебли жесткой травы, которая тут же покрылась ползущими вверх улиткоподоб-ными созданиями; набухли шарами грибы, вытягивая из все еще мокрой почвы питательные соки; какие-то извивающиеся твари, возникшие ниоткуда, принялись с остервенением уничтожать друг друга.

Хэма всегда поражала и неукротимая жажда уничтожения, присущая большинству обитателей планеты, и способность к мгновенной регенерации всего того, что только что подверглось уничтожению. Ящерица, потерявшая в пасти хищника свой хвост и отрастившая новый, своей приспособленностью к существованию вызвала бы в этом сборище многоголовых многоногих ненасытных тварей лишь издевательский смех.

Даже растения, взращенные под проливными дождями Сумеречной Страны, приобретали замашки хищников вместе со способностью переваривать органическую пищу — так что земные Виктория Регия и росянка показалась бы здесь безобидными полевыми цветочками.

Фантастический мир, явившийся порождением либрации планеты и стиснутый между раскаленными песками и Ледяной Стеной, возмещал ограниченность пространства неограниченностью возможностей. Подчас трудно было даже определить, к растениям или животным принадлежит то или иное чудовище, возникшее из тумана перед пришельцем с Земли. Поэтому главным правилом для человека стала осторожность: не стоило определять опытным путем, опасен или безвреден встречный феномен местной флоры или фауны, — следовало принять все меры, чтобы как можно скорее он остался далеко позади… если это, конечно, возможно.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Хэма, пока он позволил себе немного расслабиться. А тем временем — словно в подтверждение его мнения о планете — цепкие стебли какого-то растения принялись оплетать неподвижно стоявшие ноги. Проворчав в адрес этого мира нечто совсем не лестное, он принялся отрывать от себя непрошеного прилипалу, и тотчас в местах излома на появившемся соке возникли шевелящиеся комья отвратительной плесени.

Хэм расстегнул ремни грязеходов, стряхнул с них засохшую почву, сложил одну «лодку» в другую и, прикрепив их к лямке мешка, снова двинулся в путь.