Одинокий Адам - Альфред Бестер

Рон Тьюл посмотрел на город Титанов, а потом — с сожалением — на потомка великих мечтателей, который разучился мечтать…

Шор Нун кивнул и повернулся к паритянам.

— Ищем переходы на нижние этажи, — сказал он, — все самое важное должно быть там. И главное — силовая станция.

Все ниже и ниже спускались они в недра огромного здания; опаловый свет, пробивавшийся сквозь стены, мерк, пока не сменился розоватыми сумерками. Коридоры ветвились, разбегались в разные стороны. За незапертыми дверьми в стенах коридоров открывались комнаты, залы, где царило полное запустение. По главному коридору, через который они вошли, когда-то проплывали воздушные корабли. В самом сердце здания, в гигантском ангаре, они стояли и теперь — стремительные птицы, покрытые пылью. Запустение и пыль… Никому не нужные прекрасные машины… Сьюн сказал, что их устройство ему не знакомо, и неторопливо пошел дальше, осторожно огибая корпуса кораблей. Паритяне включили атомные ручные прожекторы. Там, где древний покров пыли порвался, поблескивал и рассыпал искры материал, из которого они были построены.

— Они не могут летать, — сказал Сьюн, — они получали энергию от Центральной Силовой Станции. Покидая город, мои предки ее отключили.

— Центральная Станция, — сказал как бы про себя Шор Нун. — Я не ошибся. Необходимо посмотреть прежде всего на нее.

Сьюн продолжал пробираться к какой-то одному ему ведомой цели. В конце концов вся группа оказалась перед дверью; Сьюн прикоснулся к ней рукой, и открылось небольшое помещение, которое время как бы не удостоило своим вниманием. У археолога перехватило дыхание: настенные фризы рассказывали о долгом, полном трудных и великих свершений, пути народа Рхтс. В вереницах образов, отражающих чужую историю, многое было непонятно; паритяне лихорадочно фиксировали ставшие зримыми миллионолетия. У них будет время, они разберутся во всем. Наконец Сьюн тронул одну из панелей, она скользнула в сторону и в образовавшемся проеме открылось нечто, видимо, завершающее серию картин. Смысл ее полностью ускользал от сознания паритян. Сьюн снова коснулся панели, и прошлое планеты Рхтс исчезло.

— Когда я был молодым, — сказал Сьюн, — меня завораживал город и его строители. Их история очень любопытна.

«Любопытно…» — это слово поразило Рон Тьюла. Свершения, о которых мог только мечтать его народ, покорение Галактики, сокровища, собранные на неведомых планетах и бесплодно пылящиеся в циклопических недрах города Титанов — все это «любопытно» для потомка расы великих созидателей, который ведет буколическую жизнь в жалком селении — и больше ни к чему не стремится. Труды тысяч поколений оказались тщетны… Но они, паритяне, нарушили этот мертвящий покой — покой склепа, в котором забывчивые потомки замуровали живые дела своих великих предков.

Наконец коридор слился со всеми другими и превратился в грандиозный туннель, или подземный проспект, плавно спускающийся к Силовой Станции, к сердцу города, к средоточию всего, что когда-то олицетворял город. Шор Нун замер у входа. Сквозь серый саван пыли поблескивали установки невероятной мощи, выключенные последним из уходящих жителей города… Рядом с командиром остановился инженер, к ним подошел Сьюн.

— Золотые боги Париты! Это же энергосниматели!

— Немыслимая энергетика…

— Здесь вырабатывалась энергия для города и космических кораблей, в какой бы точке пространства они не находились. Перед вами лучшее из созданного древними, — услышали паритяне голос-мысль Сьюна.

Шор Нун вошел в зал. Его взгляд заскользил по исполинским энергоснимателям, по тускло мерцающим из-под пыли приборам, пока не остановился на каком-то предмете в центре Станции… Командир дико закричал, потом зашелся истерическим смехом, перешедшим в рыдания. А потом он застонал и опустился на колени.

— Не сметь, — хрипел он, судорожно прижимая ладони к глазам, — не сметь! Взгляд на него…

Но Шор Нун не смог договорить: он рухнул на пол, его корчило, как в эпилептическом припадке. Легко и стремительно подошедший Сьюн склонился над неожиданно поверженным паритянином.

— Шор Нун, — проник в угасающий мозг голос Сьюна, — встань, Шор Нун.

Шор Нун медленно, словно не по своей воле, поднялся. По его телу все еще пробегала дрожь; из глазниц смотрело что-то белое и страшное.

— Смотри на меня, — продолжал Сьюн. Глаза Сьюна были ярче яркого света, заливавшего Силовую Станцию.

Когда глаза командира обрели цвет, когда черты его лица смягчились, тело полностью расслабилось и он тяжело опустился на какой-то изогнутый брус, Сьюн, наконец, перестал смотреть в зрачки командира.

— Со мной что-то случилось… что-то потянуло за собой мой взгляд и увело его в другое измерение… Что это было, Сьюн? — немного отдышавшись, спросил Шор Нун.

— Станция снабжала энергией город и корабли в космосе, где бы они ни находились. Энергия передавалась посредством специального устройства — соргана. Это самый важный блок Силовой станции. Он мгновенно направлял энергию на любой корабль в любой точке пространства, пока там был настроен энергоприемник. Сорган генерировал поле, вращающее… — тут сознание слушателей не восприняло термин — который включает и время.

Когда сорган был построен и включен, он начал вращаться. В первом же обороте сорган дошел до конца пространства-времени и возвратился обратно, но охватил все настроенные на него блоки — те, которые есть, и те, которые будут. И… словом, хотя город покинут, а запустившая его энергия иссякла, тот первый оборот все еще длится. Сорган нельзя уничтожить. Уничтожение будет в настоящем, а он пребывает в будущем. Точнее, там, где кончается время. И ничто во всей вселенной не имеет власти над ним. Он исчезнет лишь тогда, когда разорвется связь времени и пространства. А энергия, возникшая при его вращении, заполняет Вселенную. Ее можно черпать где угодно. Так мы завоевали пространство.

Рон Тьюл посмотрел на сорган и тут же отвел глаза. Сорган и вращался, и одновременно оставался неподвижным, переливаясь всеми цветами радуги в своем странном стремительном покое. Рон Тьюл смотрел на сорган долю секунды, но тело его застыло, мысли остановились… Ему показалось, что за этим маленьким сфероидом открывается Вселенная, мириады иных миров, движение которых связано непостижимой, но прекрасной в своем совершенстве гармонией; ему показалось, что он видит саму вечность…

Корабль неподвижно завис над заброшенным городом. За дальними холмами гасли звезды, неторопливо разгоралась чистая алая заря, расцвечивая перламутрово-розовыми бликами древние башни. Рассвет смягчил даже суровый серый тон парящего корабля, и в лучах восходящего солнца он казался оторвавшейся наконец от земли мечтой, взлетевшей в небо башней — может быть, именно это грезилось городу в бесконечные годы бесплодного ожидания?