Обречён любить тебя - Яна Мелевич

по фен-шую и строгим правилам йоги: цветы в кадках, звуки природы для медитаций из динамиков, работа системы климат-контроля в помещении.

Сам Ярослав растянулся по всей поверхности синего коврика перед десятком таких же заключенных в спортивном трико. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь прозрачные стекла, зажигали яркие огоньки в светлых волосах отца Марка, пока белая футболка натягивалась на подтянутом теле.

По мнению Антона, дядя Ярик среди этого сброда выглядел как лебедь рядом с драными утками. В отличие от изнуренных тяжелой жизнью мужчин перед ним, Тасманов-старший в свои пятьдесят с хвостиком давал фору любому мужчине от тридцати. Собственно, потому-то так восторженно смотрели на него юные и не очень адепты секты имени Ярослава Марсельевича, повторяя каждое показанное движение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Задержались в позе тридцать секунд, — мягкий голос с бархатистыми нотками заставил преступников замереть на ковриках с вытянутым туловищем.

Взгляд небесно-голубых глаз метнулся к Марку и Антону, которые застыли в дверях зала. Быстро махнув им рукой, Тасманов с грацией пантеры поднялся на ноги, пока остальные неуклюже ползали по полу.

— Поднимаемся, мальчики, — хлопнул Ярослав и ослепительно улыбнулся. — И промните: главное — гармония в мыслях!

— Поверить не могу, — пробурчал Антон, глядя, как мужчины подходят к отцу Марка и жмут ему руку. — Они реально видят в нем кумира.

— Мой отец умеет создавать вокруг себя ауру бога, — хмыкнул Тасманов. — Бесценное качество в мире искусства, где срок твоей славы слишком короток для великих свершений. Надо всегда оставаться в тренде для основной массы потребителей.

— Ты поэтому бросил рисовать? — полюбопытствовал Антон и наклонил голову, разглядывая зятя.

Удивление на лице Тасманова быстро сменила веселая усмешка. Где-то в синеющей глубине его глаз промелькнуло ностальгическое удовольствие от воспоминаний. Когда-то Марк разрисовывал стены и крыши небоскребов — незаконно, но со смыслом. Через потрясающие картины он передавал послания. Многие именитые художники до сих пор тосковали по неизвестному граффити-райтеру, который из ржавого вагона и десяти баллончиков краски создавал шедевры.

Король улиц исчез. Никто не догадывался, что он сменил рюкзак и маску на скучный деловой костюм, забрался на самый высокий этаж стеклянной высотки и теперь третировал подчинённых за любую провинность. Все, что напоминало о прошлом Марка — разрисованные стены их с Настей квартиры да бесчисленное количество фотографий в интернете. Даже личные странички в социальных сетях Тасманова пестрели скучными историями и кадрами из деловой жизни: встретились там, увиделись тут, поехали в отпуск, погрелись на Мальдивах. Никакого драйва из прошлого.

Марк даже выучил правила дорожного движения. Не гонял по городским улицам, как стритрейсер под дозой героина.

— Почему бросил-то? — ехидно протянул Тасманов и скрестил руки на груди. — У меня студия есть. Развлекайся не хочу. Творческий порыв удовлетворяется, а к славе отца я никогда не примазывался.

— Скучный ты стал, аж зубы сводит, — вздохнул Антон, краем глаза заметив, что Ярослав направился к ним. — Такое ощущение, что я — главная паршивая овца в семье.

— Женись, будет куда буйные фантазии девать, — хохотнул Марк и сунул руку в карман брюк. Он вдруг внимательно посмотрел на Канарейкина. Пронзительно так, будто душу выворачивал наизнанку. — Нет, Тони. Я все еще я. Просто для сумасшедших выходок у меня есть Настя. Никто лучше нее не щекочет нервы. 

Ответить Антон не успел, поскольку пришло время семейных объятий и радостной встречи с дядей Яриком. Тем самым, который раньше водил всех детей Канарейкиных в парк, покупал всем мороженое и катался на горках с резвой малышней. Поэтому когда крепкие жилистые руки прижали Антона к крепкой груди, давая вдохнуть свежий аромат шоколада, в голове мгновенно пронеслось с десяток душещипательных воспоминаний. Их бы хватило на целый семейный фильм, где добрый дядюшка забирает детей лучшего друга из школы и обещает сладкий подарок за примерное поведение.

Уж что-что, а Тасманов-старший легко гасил любую бешеную активность ребенка. Его слушался Елисей — вполне себе аргумент в пользу такой нянечки.

— Сын, — ласково улыбнулся Ярослав и повторно заключил в объятия Марка, затем вернулся к Антону. — Малыш Татошка. Вырос-то как. Пашенька небось в пупок дышит, завистливо считая размах плеч? Сам он глиста в скафандре был, пока Кира не откормила.

Глупое прозвище уже не казалось обидным из уст папиного друга. Канарейкин пожал его руку, вздохнул и неуверенно покосился на Тасманова-младшего.

— Мы решили навестить тебя, — сказал тот, без слов поняв намек.

Антон постыдился своей причины для визита. Не каждый день младшие сыновья ходят к друзьям родителей и расспрашивают их о тайных скелетах в шкафах. К тому же Ярослав Тасманов и Павел Канарейкин дружили столько лет, что вряд ли отец Марка был объективной стороной вопроса. С другой стороны, больше не к кому обращаться. Тот же Сергей Радов секретами никогда не делился. Да и сам Антон никогда бы не решился к нему обратиться с таким щекотливым вопросом.

Очень тяжело стоять рядом с близким человеком, зная, что в его бедах есть доля твоей вины. Это чувство довольно въедливо. Похоже на червяка, который забирается в плод на стадии созревания и прогрызает там ходы. Снаружи все выглядит прекрасно, но стоит разломить пополам, и гниль стекает по руке вместе с остатками напускной идеальности.

Ощущал ли Павел то же самое, когда смотрел в глаза своим детям? Антон не хотел об этом думать. Может, его отца и вовсе не мучила совесть, кто знает. В любом случае, родному сыну не следовало судить о поступках родителя, пока нет всей правды.

— Я… — с губ почти сорвались слова сожаления.

Но то ли гордость помешала, то ли взгляд, в глубине которого мелькнуло понимание. Одного обращения оказалось достаточно, чтобы Ярослав мотнул головой. Он хлопнул Антона по плечу и наклонился к его уху:

— Мы не в церкви на службе. Потому не стоит склонять передо мной голову в надежде отмолить грехи. Особенно чужие.

Юрий Леонидович благоразумно притворился глухим и слепым. Лишь зоркий взгляд скользил по умиротворенным лицам заключенных, которые выходили из зала ровным строем. Один за другим под власть четырех охранников со стандартным набором гаджетов: планшет, сканер, электрические наручники. Поза к стенке, затем тихий звук щелчка и фиксация на запястье. Одно неверное движение грозило легким разрядом.

Если преступник продолжал сопротивляться, то напряжение усиливалось. По тому же принципу работали вживленные в запястья всех заключенных чипы. Одного прикосновения охранника к экрану планшета было достаточно, чтобы импульс