Сгорая дотла - Эмма Скотт

есть куда отвезти Кэлли. Пляжный домик, верно? Ей там нравится. Она мне сказала.

У меня перехватило дыхание от услышанного. Все рушилось, и я ничего не мог сделать – совсем ничего, – чтобы остановить ее.

– Джорджия, не делай этого, – мой голос дрогнул. – Ты не можешь так поступить. Ты не можешь бросить ее. Она ведь совсем малышка. Она твоя малышка.

– Я никогда не думала, что буду такой матерью, которая бросит своего ребенка, – Джорджия грустно улыбнулась. – Никогда. Но разве ты не понимаешь? Это не самое худшее, что я могу для нее сделать, – она придвинулась ко мне, погладила по щеке. – И я оставляю ее в хороших руках. В самых лучших.

Я схватил ее за запястье, крепко сжимая. Она посмотрела на наши руки.

– Ты хочешь устроить сцену? – спокойно спросила она. – С угрозами, полицией и Кэлли, просыпающейся от всего этого дерьма? Этого ты хочешь?

Моя хватка ослабла, но я не отпустил ее. Я не мог отпустить ее.

– Она подумает, что это ее вина. Ты же знаешь, именно так она и подумает, – слезы затуманили мне зрение, ком подступил к горлу. – Джорджия, что я ей скажу?

Она вырвала свою руку, подошла к двери и открыла ее.

– Ты замечательный отец, Кори. Ты что-нибудь придумаешь.

Дверь закрылась, а за моей спиной открылась другая.

– Папочка?

Глава 40

Алекс

Я сидела за столом в «Крафте», слушая дюжину разговоров, в красивой и современной кабине ресторана. Полосатый ковер, дымчатые стеклянные стены и обшитый деревенскими панелями потолок в теплых карамельных тонах. Столы были красиво накрыты, на сверкающей фарфоровой посуде стояли карточки с именами гостей, мерцали свечи, а на тарелках в качестве сувениров лежали серебряные кольца для салфеток с гравировкой «Эндрю и Александра, Любовь Навеки».

Я сидела в окружении сорока близких друзей, коллег и Дрю. Мой жених выглядел прекрасно в своем темном костюме и красном галстуке. Он смеялся и болтал с гостями, пока официанты разливали вино и разносили коктейли и тарелки с сыром и маринованными оливками. Мы ждали некоторых опоздавших, в том числе моих родителей, а потом вечеринка должна была начаться всерьез.

«И пути назад не будет».

Я разгладила свое вечернее платье. Это было ярко-красное платье от Макса Азриа: без рукавов, атласное и сексуальное. Я купила его несколько месяцев назад и до сих пор помню, как в тот день думала, что уж если и это платье не вскружит голову Дрю, то ничто не сможет. От нервов у меня скрутило живот, когда он приехал в дом моих родителей, чтобы забрать меня вечером.

– Выглядишь, как всегда, потрясающе, – сказал он, поцеловав меня в щеку.

Замечательный комплимент, но я хотела бы, чтобы у него отвисла челюсть и покраснело лицо. Я хотела почувствовать его дыхание над моим ухом, его шепот, обещающий сорвать с меня платье, как только мы вернемся домой. Вместо этого он мило улыбнулся, предложил мне руку и больше ничего не сказал.

Я вздохнула и посмотрела на своих боссов, болтающих за вторым из двух столов, накрытых для наших гостей. Джон поймал мой взгляд и поднял кожаный портфель – предложение о партнерстве, – нахально обмотанный ярко-красной лентой. Я заставила себя улыбнуться в ответ и быстро отвернулась.

Дрю похлопал меня по руке и пошел болтать с коллегами из «ЭллисИнтел», когда Лайла прибыла со своим спутником: высоким, невероятно красивым мужчиной с черными волосами и пронзительными голубыми глазами. Я заметила, как у Минни отвисла челюсть, и она толкнула Антуанетту, сидящую рядом с ней. Обе уставились на Лайлу, а та, в упор их не замечая, заняла свое место напротив меня.

– Это Мэтью Кросс, – представила она своего кавалера. – Мэтью, это виновница торжества.

– Очень приятно, – мягко сказал Мэтью, – и поздравляю, – он поцеловал Лайлу в щеку. – Поищу пару коктейлей.

– Виски с лимоном, спасибо.

Мэтью вопросительно посмотрел на меня, но я отказалась. Когда он ушел, Лайла рассмеялась над выражением моего лица.

– Он не арендован, если ты об этом думаешь.

– Он похож на джентльмена. С работы?

– Конференция в Санта-Барбаре, и все же он местный. Каковы шансы?

Я выдавила еще одну улыбку. Лайла наклонилась.

– Эй. С тобой все в порядке? Знаешь, я до последнего надеялась, что эта вечеринка отменится.

– Хорошо бы, – призналась я в порыве паники, которую тщательно сдерживала. – Я так не могу, Лайла. Я не могу. С Кори или без него, но это все неправильно. Я чувствую себя чужой среди всех этих людей. Но уже слишком поздно. Мы уже здесь. Так много людей… что мне теперь делать?

– Дыши, милая. Дыши. И еще не слишком поздно. Я помогу тебе. Ты поговори с Дрю, а я отправлю всех по домам. Все, что ты захочешь.

– Я… – мои руки отчаянно скручивали салфетку на коленях.

Подошел официант и склонился над моим ухом.

– Снаружи вас ждет мистер Бишоп. Он говорит, что это очень срочно.

Мое сердце замерло, а затем понеслось галопом, как испуганная лошадь. Салфетка упала на пол. Я уставился на Лайлу.

– Он здесь.

– Кто? Кори?

Я кивнула и поднялась на ноги. Игнорируя приветствия и поздравления моих гостей, я шла мимо них, почти ничего не слыша. На улице я никого не увидела. Мой взгляд заметался по сторонам, и я заметила грузовик Кори в очереди на парковку, а за ним «БМВ» моего отца.

– Алекс.

Я повернулась налево. Он был там, в стороне, как будто хотел остаться в тени наступающей ночи.

– Кори. Что ты здесь делаешь?

В моем воображении всплывали сцены из фильмов, где герой срывает свадьбу, признается в любви женщине перед удивленными зрителями, хватает ее на руки и уносит. Но красивое лицо Кори было стоическим, жестким, как будто он пытался не развалиться на части.

– Прости… прости, что я заявился сюда вот так.

– Все в порядке, – я подошла ближе, хотела прикоснуться к нему, обнять его. – Что такое? Что случилось?

– Джорджия ушла. Она уехала. На Аляску. И она оставила Кэлли.

До меня не сразу дошел весь смысл его слов, а затем я прикрыла рот рукой.

– Что? Нет… она уехала?

– Да, и теперь Кэлли… Кэлли действительно… расстроена, и она хочет в свою комнату. В твоем доме. Она говорит, что там будет чувствовать себя лучше. И сейчас я бы совершил даже убийство, если бы от этого ей стало лучше.

– Где она?

– В грузовике. На парковке, – мускул на лице Кори дернулся. – Она… ей не очень хорошо.

Сочувствие к малышке