Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в то время как Ламонт был восторженно очарован Японией, он практически ничего не знал о Мексике, которая считалась слишком дикой для туризма. Таким образом, Ламонт выступал в качестве доверенного лица двухсот тысяч держателей облигаций, которых он никогда не видел, ведя переговоры со страной, которую он никогда не посещал. Он стал известной фигурой в мексиканской прессе, олицетворением американских финансов. Интервьюируя его в 1921 году, корреспондент из Мехико писал: "Он не человек за троном, он человек на троне. Он самый умный, самый прислушивающийся, самый влиятельный из партнеров Моргана".
В 1920 г., после убийства Каррансы контрреволюционерами, к власти пришел генерал Альваро Обрегон. Чтобы добиться признания Вашингтона, он начал проводить примирительную стратегию: обхаживал американских бизнесменов, нанял вашингтонского лоббиста и распространял в США благоприятную литературу. В 1921 году, когда Уильям Рэндольф Херст отправился осмотреть свои обширные мексиканские владения, которые его отец получил по дешевке от бывшего диктатора Порфрио Диаса, Обрегон был приятно удивлен. После этого он заявил, что его владения "находились в постоянном напряжении и беспорядке в течение нескольких предыдущих администраций, но при президенте Обрегоне они находятся в полном покое и безопасности".
Стремясь угодить американским банкирам и восстановить мексиканский кредит, Обрегон завалил Ламонта приглашениями посетить Мексику. Но государственный секретарь Хьюз хотел получить от Обрегона договор о дружбе и торговле и настаивал на том, чтобы Ламонт тянул время, усиливая давление. Когда в банк поступили тревожные сообщения о движении войск мятежников против президента, Ламонт сказал Хьюзу, что если он поедет в Мексику, то это может укрепить позиции Обрегона. Хьюз согласился. В октябре 1921 г. Ламонт сел в частный железнодорожный вагон банка, Peacock Point, и отправился на юг.
Обрегон, фермер из Соноры, выращивавший горох, был хитрым политиком, умевшим сочетать реформы с авторитарной жесткостью. Чтобы заручиться поддержкой крестьян, он восхвалял революционные идеалы и при этом сворачивал реформы Каррансы. Ламонт нашел однорукого генерала очаровательным хозяином, дружелюбным, экспансивным и не лишенным юмора. В условиях запрета на продажу спиртных напитков в США Обрегон приветствовал Ламонта и бодро попросил принести немного спиртного. "Наконец-то, мистер Ламонт, вы видите, что находитесь в свободной стране", - сказал он. Одна деталь визита привлекла внимание Ламонта. Обрегон поставил свой стол посреди паркетного пола, чтобы можно было услышать скрип шагов убийцы.
В ходе переговоров с президентом Мексики Ламонт столкнулся с дилеммой, которая сопровождает каждый мировой долговой кризис: жертва угрожает дефолтом, если не получит больше денег. Какие рычаги воздействия на страну, объявившую дефолт, имеют банкиры, если не перспектива получения новых кредитов? Как позже Ламонт докладывал госсекретарю Хьюзу, Обрегон "не видел преимущества в том, что правительство попытается выполнить свои обязательства, даже в значительно уменьшенном объеме, если в то же время ему не будут гарантированы новые кредиты в большом объеме". От этого курса Ламонта спасло структурное препятствие: долг был в форме облигационного займа, а рынки капитала не проглотят больше мексиканских облигаций, поэтому кредитование имело встроенные ограничения. Ламонт заявил Обрегону, что новые займы не будут предоставляться до тех пор, пока старые не будут хотя бы частично погашены. Мексиканцы ответили, что их долг должен быть пропорционален их платежеспособности - аргумент, который покажется тоскливо знакомым банкирам более позднего времени, - и потребовали 50-процентного сокращения основной суммы долга.
Ламонт начал понимать, что у Обрегона есть тайный замысел. Удерживая таможенные поступления, заложенные в дефолтные облигации, Мексика снижала их рыночную цену. Это было удобно, поскольку правительство могло затем использовать эти доходы для выкупа обесценившихся облигаций на рынке. Ламонт посчитал это предательством доверия держателей облигаций. В этот момент он по-прежнему настаивал на том, чтобы облигации были выкуплены по номиналу. Он пытался запугать Мексику, утверждая, что дефолт сделает ее изгоем на международном рынке, что она не сможет обеспечить будущие займы.
Когда Ламонт выехал из Мексики на два дня раньше запланированного срока, на задней платформе его поезда была выставлена вооруженная охрана. Как оказалось, ему едва удалось избежать беды: добравшись до Сан-Антонио (штат Техас), он узнал, что на его поезд, отправившийся по расписанию, напали бандиты, которые планировали похитить его и потребовать выкуп в размере полумиллиона золотых песо. Вернувшись на Уолл-стрит, 23, Ламонт получил телеграмму от Джека Моргана с выражением отвращения к Мексике. Джек считал делом семейной чести проследить за тем, чтобы Мексика вернула заем его отца, полученный в 1899 году: "Я не думал, что какое-либо правительство современности будет так откровенно заявлять о своей полной нечестности или отказе от всех приличных финансовых и моральных принципов. Надеюсь, вам было не слишком тяжело, и поздравляю вас с тем, что вы успели выбраться до того, как они украли ваш карманный кошелек или часы". И снова Джек персонализировал политику банка за рубежом, в то время как Ламонт предполагал бескорыстный профессионализм дипломата и, таким образом, был лучше приспособлен к эпохе дипломатии.
Существует тенденция представлять банкиров с Уолл-стрит того периода как реакционных людоедов. В Латинской Америке они, безусловно, склонялись к сильным авторитарным режимам. Но слабость была не столько к тоталитарным или laissez-faire режимам, сколько к стабильности, в какой бы форме она ни проявлялась. Банкиры, вероятно, придерживались более высоких этических стандартов, чем промышленники того периода, что стало очевидным на примере противоположных позиций Дома Моргана и нефтяных компаний в отношениях с Мексикой.
На протяжении двадцатых годов американские нефтяники пытались убедить банкиров опротестовать ненавистную мексиканскую конституцию 1917 года. Их также возмущало повышение экспортных пошлин в Мексике и требование правительства получить концессии на землю, которой они считали себя владельцами. Компании J. P. Morgan and Company и Morgan Grenfell осуществляли андеррайтинг для Standard Oil of New Jersey, и Standard, Texas Company и Sinclair Oil убеждали Ламонта присоединиться к их кампании против Мексики. К 1921 г. Мексика уже была крупнейшим в мире экспортером нефти и являлась приоритетным регионом для американских нефтяников.
Ламонт не хотел ставить под угрозу свои переговоры о долге, ввязываясь в мутные, часто жестокие разборки между нефтяниками и Мексикой. Он выполнял некоторые формальные лоббистские функции в их интересах, но в целом держался в стороне. Нефтяники не брезговали своей тактикой и без колебаний попирали непокорные им правительства. После того как в 1921 г. Ламонт вернулся из Мексики по адресу Уолтер Тигл, глава Standard Oil, передал ему записку от неназванного мексиканца.
