Корабль плывет - Николай Караченцов

Евгений Павлович — пример для жизни актерской, человеческой уникальный. Второго такого сразу и вспомнить не могу. Спустя несколько лет я с Евгением Павловичем начал концертную деятельность. С нами работал Р. Фурманов, ненормальный антрепренер, если не сказать сумасшедший, безумно влюбленный в актеров и в свое дело. Первая совместная поездка планировалась в Керчь, а у меня еще не было никакого концертного репертуара. Песни какие-то знал, стихи, вот и весь творческий багаж. Мы добирались до Керчи от Симферополя на машине, я всю дорогу бренчал на гитаре, показывая аккорды аккомпаниатору Олегу Анисимову, он сидел рядом и записывал на нотном стане гармонию, чтобы профессионально сопровождать мое самодеятельное творчество. Я вышел на сцену еще и со стихами, которые толком выучить не успел, и попросил Олега: «Бери тексты, садись с ними за рояль. Если забуду, шепотом, но громко подсказывай». Конечно, забываю, но делаю вид, что мне мешают, в зале кто-то ходит, за кулисами что-то стучит. Кошмар! Но потихонечку с помощью Олега как-то все прочел. Со временем собрался и репертуар, дело пошло, стал давать сольные концерты.

Однажды после съемок Евгений Павлович говорит: «Пойдешь со мной на день рождения». Возражаю: «Я не знаю этого человека». Леонов: «Пойдем, поужинаешь, а парень хороший». Пошли: буквально Винни и Пятачок. День рождения оказался у Фурманова. Так я познакомился с ним. В его доме каких только актеров не встретишь! Он организовывал концерты Чурсиной, Стржельчику, Вадиму Медведеву. Вроде устраивает человек обычный сборный концерт, но не по стандартному одному номеру популярного артиста, а выстроенный со смыслом — блоками. Ездили: Алиса Фрейндлих, Владислав Стржельчик и я. Потом мы мотались вдвоем с Алисой и очень сдружились. Занимаясь концертной деятельностью, я познакомился с Борисом Тимофеевичем Штоколовым, работал с артистами из Театра Вахтангова: Юрием Васильевичем Яковлевым, Михаилом Александровичем Ульяновым, Шлезингером, к сожалению, ныне покойным. Правда, я его и Яковлева знал еще по Щелыкову. Общение с такими профессионалами — уникальная школа.

Концерты — заработок, и долгое время мне казалось, что они меня привлекают исключительно деньгами, но со временем я стал понимать, насколько они меня обогащают и далеко не только материально. Концерты помогают развиваться, да и заработок получался смешной даже по тем временам.

Во-первых, я в концерте выхожу на сцену, и мне никто не помогает. Ни режиссер, ни драматург, ни партнеры, ни декорации, ни костюмы. Все сам. Один. И тысяча человек в зале. Могу я два часа один держать такой зал или нет? Хорошая проверка на актерское мастерство, на актерскую «вшивость». Мне до сих пор интересен такой тест. Сейчас я уже кое-что умею. И работаю с сольными программами, причем не с одной, работаю с удовольствием, отчего я еще увереннее себя чувствую на концертной сцене. Весь этот опыт переносится на любимое дело — театр. Ежевечерний выход на сцену — как лаборатория для ученого, увлеченного наукой.

Но, с другой стороны — театр и кинематограф… Какое было счастье выходить на сцену с такими актерами, как Софья Владимировна Гиацинтова, Аркадий Григорьевич Вовси, Александр Александрович Пелевин, с Евгением Павловичем Леоновым, который фантастически играл в «Оптимистической трагедии». И сейчас у нас в театре мощная актерская команда. Но, извините, я и с Иннокентием Смоктуновским снимался, с Юрием Яковлевым, Олегом Борисовым, Эммануилом Виторганом. А женщины какие! Марина Неелова, Евгения Симонова! В «Петербургских тайнах» со мной рядом на площадке были Наташа Гундарева, Ира Розанова.

Актера воспитывают партнеры — в равной степени и те, что в театре, и те, что в кино. Общение с сильным партнером — всегда школа. Расширяя круг партнеров, повышаешь уровень образования. Их разная манера не позволяет тебе закрепощаться. Предположим, я привык только с Ивановым работать. У меня с ним хорошо получается, а уже с Сидоровым — плохо. А надо, чтобы со всеми получалось на достойном уровне. Более того, полагается себя убедить, что и у Сидорова я тоже могу что-то почерпнуть. Я наблюдал, как готовится к сцене Олег Борисов. Я смотрел, как репетирует Иннокентий Михайлович. Грандиозно! А как входит в роль Михаил Александрович Ульянов! Но ни с кем из тех, кого я назвал, я не работал в театре. Зато снимался с Дорониной, Кларой Лучко, Маргаритой Тереховой! Какие яркие фигуры, огромные личности. Эту школу я не окончил, я ее еще прохожу.

Счастье, что культура русского театра сохранилась. В каждом большом провинциальном городе свои театральные кумиры. Кто-то уезжал в столицу, но большинство все же оставались дома. Ни кино, ни телевидение отучить от театра не смогли. «Юнону» показывают на телевидении каждый год, но и сегодня я знаю, что будет твориться в зале. Билетов нет никогда. Двадцать лет спектаклю.

Но «Юнона» — не американский мюзикл, он сшит не по их меркам. Русский спектакль. В нем талант Марка Захарова и Володи Васильева, а не Фреда Астера. Как только мы начинаем соревноваться на их поле — сразу проигрываем. Васильев придумал пластику именно этого спектакля. Ни с чем не сравнимую. И Захаров построил спектакль по законам русской драмы. Сердце разорвать, кровушки пролить. Поем мы хуже, чем на Бродвее, и танцуют они лучше нас. Другим берем. Зрители в Париже, как в Москве, — плачут.

Многие партнеры Коли становились его друзьями. И прежде всего это надо сказать о Володе Васильеве. Я считаю, что постановка ««Юноны» и «Авось»» во многом, если не вообще, удалась, потому что был приглашен Володя Васильев. Он нашел хореографическое решение музыкального спектакля. И он стал его соавтором. Мы были на гастролях в Ленинграде и жили в «Астории», когда он приехал к нам, отменив свои гастроли в Италии. Наш день начинался со «станка», потом Володя вел репетицию, потом продолжал работу у себя в номере «Астории», а вечером приходил к нам. Мы вместе ужинали, включали музыку Рыбникова, и я никогда не забуду, как на эрмитажевских сирийских коврах, знаете, такого голубого цвета, с заклепками (и вазы китайские тоже с заклепками, там написано: «Эрмитаж, номер такой-то»), они начинали репетировать. Коля — сам за себя (Резанов), а Васильев — за всех и даже за Кончитту. Я никогда не забуду, как я сидела, поджав под себя ноги, на креслице, оно тоже какое-то там антикварное, и рыдала, когда Володя ставил сцену любви. Он играл Кончитту, и я забыла, что это Володя Васильев, что это лауреат самых маститых премий. Я видела перед собой маленькую девочку, трепетную. Он шел навстречу Резанову, и раздавалось «Ангел, стань человеком…», он шел и рыдал, потому что изображал девочку, девственницу, которая идет на свою первую встречу с большой любовью, она любит этого человека. Как он ставил эту сцену! И, тут же переключившись, махнет рюмочку наливки и спрашивает: «Так, ну как, Люд, все нормально?» Потом он переходил к другой сцене, изображал женщин с веерами и испанцев с их дурацкими бабочками. Это было так смешно!