Гарвардский баг (СИ) - Вольная Мира

— Ты не пострадала? После столкновения, — спросил, все еще следя за собственным дыханием и голосом.

— Все хорошо, — послышалось извиняющееся, а потом Лава ко мне прижалась, уткнулась лбом в плечо, обхватила рукой за талию. Дышала тихо и ровно в шею, расслабляя собственным теплом. — Синяк только на руке, возможно…

— Понятно, — ответил сухо. Теперь смысл сообщения от анона про лед перестал быть загадкой. Кусок дерьма.

Вдох, выдох. Еще немного времени на самовнушение и возвращение в спокойствие. А потом я обнял Славку, притягивая ближе, хрустнул шеей, открывая глаза.

Темный двор, тихий салон машины, и никто не дергает для разнообразия, Славка рядом, под боком.

Шевелиться совершенно не хотелось. Открывать двери, высовываться на улицу, встречаться с невзлюбившей меня консьержкой, выпускать из лап загребущих Воронову.

Хорошо было. Иллюзия спокойствия. Когда просто кайфово от того, где ты и с кем.

— Я нам ужин заказал, — улыбнулся. — Энджи сказала, что уже доставили. Пойдем?

— Угу, — потерлась она о меня носом, вздохнула недовольно, отстраняясь.

И через час мы сидели в полумраке на кухне Лавы и пытались поужинать. Синяк на предплечье все-таки у Славки был. Небольшое неровное пятно. Воронова задумчиво ковырялась в тарелке, и казалось, что никак не решалась задать какой-то вопрос.

Ускользнула от меня как-то вдруг, стоило мне забрать пакеты из ресторана у той самой строгой консьержки. А я никак не мог подобрать слов, чтобы начать разговор о матери Дыма.

— Тебя не напрягает? — все же решилась Слава, поднимая на меня взгляд от тарелки.

— Что именно? — переспросил, откладывая собственные приборы вслед за Вороновой.

— Ну, то, как у нас все происходит, — как-то неопределенно пожала она плечами. — Я имею в виду, что… — Лава запиналась и спотыкалась почти на каждом слове, скулы окрасил румянец, взгляд стал еще более рассеянным и неуверенным. — Мне кажется, что ты привык, что… — она уставилась на собственные руки, голос понизила почти до шепота, не решаясь продолжить.

А я не понимал, что происходит, и почему вдруг такая резкая перемена: дело в аноне, в синяке на руке, в том, как резко и быстро все между нами пришло в движение? Или в чем-то еще. Наблюдал за ее движениями, за сменой эмоций на лице и старался разобраться. Подобрался внутренне, не решаясь подгонять или настаивать.

— Я пытаюсь сказать, — наконец-то снова заговорила Лава, — что, наверное, тебя напрягает, что еда у нас из доставки, что я на работе постоянно, что вот… синяк этот, не рассказала тебе, потому что… — она глотнула воздуха, — ну, завертелась, что со мной столько проблем, — договорила совсем тихо, еще ниже опуская голову. — Думаю, что ты привык к другому… к другим отношениям. А я…

Еще один удар под дых.

И пока я отходил от очередного хука в висок, на кухне царила тишина. Славка, кажется, даже дыхание задержала.

— Славка, — покачал головой все-таки. — Что за… — хотелось сказать «бред», но остатки мозгов во все еще гудящей башке не позволили, — странные мысли? Ты с чего решила про это «другое»?

Тишина в ответ.

— Слав?

— Видно просто, — протараторила на одном дыхании.

— С чего видно? — я совершенно нихрена не понимал.

— Ты — динозавр почти, Ястреб, — выдохнула чуть ли не зло. — У тебя в анамнезе — оборонка и структуры, ни одного года на фрилансе, ты… Ты командуешь, строишь, и весь такой… Ты — консерватор и…

— Мне все равно ни черта не понятно, Лава.

— Твою ж… — почти застонала она, пряча лицо в ладонях уже знакомым жестом. — Не думала, что потребуется объяснять, что будет так сложно.

— Не я начал этот разговор, — скрестил руки на груди, откидываясь на спинку стула. Но я намерен был добиться чего-то более связного. Какого-то нормального объяснения чем то, которое услышал несколько секунд назад.

Воронова поднялась на ноги, метнулась к окну так резко, что со стола на пол свалилась вилка. С тонким, натянутым звоном. Наверняка, сейчас так же звенели и Славкины нервы.

— Ладно. Хорошо, — она выпрямилась и натянулась, всматриваясь в ночь за окном. Была слегка раздражена, а потому говорила теперь увереннее и тверже, начала защищаться. — Это определенный типаж. Мама таких любит, как ты — серьезных, собранных, иногда до зубного скрежета консервативных. Мужики из военки… Все на себе тянут обычно, понимаешь? А-ля как за каменной стеной. Женщина — это жена: сидит дома, встречает с работы, готовит ужины и гладит галстуки. Максимально женственна, не матерится, не курит, не пьет и готова рвануть в Сибирь. Работа — недостаток, а не преимущество, — она замолчала и обхватила себя за плечи. И теперь действительно звенела от напряжения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А я несколько… охренел.

— И я такой же? — спросил, осторожно.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Не понимаю. Поэтому и спрашиваю, чтобы… Чтобы понять. Я не жена, Ястреб.

В башке тут же всплыл разговор, подслушанный невольно благодаря Энджи. Что-то такое Славка говорила и тому невнятному мужику. Только по-другому говорила: уверенно и насмешливо, а сейчас звучало чуть ли не испуганно.

Я поднялся, преодолел разделявшее нас расстояние, обхватил Славку, притягивая к себе и утыкаясь подбородком в макушку.

— Дурочка, ты, Воронова, — покачал головой. — Но забавная.

Лава сердито дернулась, засопела. Выпуская свои колючки.

Ага, сейчас.

— Гор…

— Отвечая на твой вопрос: нет, меня не напрягает, — вернул я ее на место. — И, если мне захочется котлет, что вряд ли, я найму повара, галстуки мои гладить не надо, пьяная ты так же сносишь голову, как и трезвая, а когда ругаешься, тебя хочется тут же трахнуть. Еще вопросы? — прошептал на ухо и сжал зубами мочку.

Лава дернулась, но уже совершенно по-другому. Покачала нервно головой.

— Ты поэтому сегодня за обедом этот странный разговор завела?

— Угу.

— Понятно, — хмыкнул, разворачивая Воронову лицом к себе. — Меня от тебя тащит, Лава, и от твоих тараканов, и от твоего «твою ж мать», и, честно, глубоко насрать, будешь ты когда-нибудь готовить или нет. А в Сибири холодно, сука.

Секунда, две, три.

И Лава тихо рассмеялась, утыкаясь лбом мне в грудь, обнимая наконец-то в ответ.

— Ты готовить совсем не умеешь? — спросил, поглаживая Воронову по спине. Славка снова тихо рассмеялась.

— Умею, — пожала плечами, выбираясь из моих рук и утягивая обратно к забытому ужину. — Просто как-то не получается, времени жалко. Все-таки котлеты, да?

Теперь рассмеялся я.

— Ты знаешь, нет, — улыбнулся, возвращаясь к еде. — Я все-таки за стейки. Почему ты вдруг решила… Завести об этом разговор? Почему сейчас?

— Мы как-то резко… все поменяли, — потерла она переносицу, морщась. — Может… у тебя какие-то свои ожидания, Гор. Да и девочка эта в твоем кабинете сегодня. Она вся такая… Домашняя, воздушная, — Слава спокойно отправила вилку в рот, задумчиво прожевала. — И твоя реакция после, ты как будто скандала ждал, выяснения отношений, словно проходил уже через такое, — я нахмурился и кивнул, соглашаясь. Ведь действительно ждал примерно такой реакции. — Просто… — продолжила невозмутимо Воронова. — Отношения выясняют и сцены ревности закатывают тоже женщины определенного типа. А я все-таки тестер, баги предпочитаю отлавливать на берегу, а то получится, как с жедешниками — мозги новые, а железо старое.

В этот раз я расхохотался уже в голос, а Лава просто снова спокойно пожала плечами.

Остаток ужина прошел спокойно, и через полчаса мы сидели на диване в гостиной, я бегло просматривал почту, лежа у Лавы на коленях, а Воронова лазила по спайке, которую я склепал, чтобы слить домашних Энджи. Тестер — это действительно состояние души.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Письмо от Черта на домашнем ящике швырнуло в реальность очень резко. Напомнило об аноне и матери Димки.

Начало третьего… Хреновое время для разговора по душам. Проблема в том, что, наверное, любое время будет хреновым.

Я со вздохом поднялся, отложил планшет в сторону, вытащил из рук Славки ее.