Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

Он не врал.

У дяди было великое множество пунктиков. Начиная с крошечных пунктячков («детенышей пунктиков» – в терминологии понятно кого), заканчивая гигантскими «квазароподобными пунктойдами». Предводителем всех пунктиков («верховным пунктиатором») значилась страстная, ни с чем не сравнимая любовь к водным процедурам. До Катастрофы Александр Кузнецов удивлял окружающих двухчасовыми заплывами в ванной, причем принимал он ее не реже трех раз на дню. Горячая вода помогала ему сосредоточиться, отвлечься, подумать, принять важное решение. В ванной он отдыхал, работал, отдыхал от работы, работал ради отдыха, одним словом, жил. У каждого свои странности, что тут скажешь.

Однако смена ареала обитания никак не способствовала дядиному увлечению: трудно в подземных казематах с горячей водой, да ванны в большом дефиците. Другой бы успокоился, навек забыл, что он амфибия, и со временем обязательно приспособился бы к безвылазному существованию на суше. Говорят, когда-то эволюция проделала именно такой путь. Впрочем, дядюшка Дарвина не уважал, к его теории относился без должного пиетета и наверняка мечтал вернуться в море (обязательно теплое), хотя бы в следующей реинкарнации – например, перевоплотившись в кашалота или, на худой конец, дельфина.

Презрел дядя и невыносимые условия постъядерного мира, начисто лишенного водопроводных радостей. Никто не знает, каким образом он соорудил некое подобие ванной, но он это сделал. Лишь Ник был в курсе некоторых инженерных решений, позволявших согревать воду до приличных температур, а потом и сохранять ее теплой относительно долгий период. Сама система выглядела устрашающе, в принципе не имела слива (после ванных процедур вода вычерпывалась ведрами), «паровой бани» и «гидромассажа» (Ник даже не пытался выяснять, что это такое), зато она возвращала любимому родственнику ощущение счастья и полнейшего довольства «какой-никакой, но жизнью».

Самодовольная улыбка не сходила с губ Никиты, пока он наблюдал за ахающими и охающими гостьями. Те, пребывая в состоянии близком к шоковому, круг за кругом обходили постамент с ванной и вид при этом имели совершенно очумевший. Он даже начинал потихоньку опасаться за их душевное спокойствие и благополучие. К счастью, обошлось: девичья психика с горем пополам вынесла картины райского бытия.

– Принцессы, хватит глазеть, вода остывает, пора переходить к телесным радостям, – подавая пример другим, Ник обнажился по пояс, рубашка аккуратно легла на деревянную скамью.

Лариса с Марикой переглянулись. Борьба соблазна с моральными устоями продлилась буквально несколько секунд. Марика сдернула с себя кофту, а Лариса… Лариса жалобно проблеяла:

– Я не могу.

У Ника отвисла челюсть. Он испытывал некоторые сомнения относительно Марики, та могла заартачиться в последний момент, но Лариса!

– У тебя есть предубеждения против водных процедур? – вкрадчивым голосом поинтересовался он. – «Ты один не умывался и грязнулею остался»…

Стишок из прошлого века прозвучал устрашающе, девушка вздрогнула.

– Я хочу, очень хочу! Правда! Но не могу. При свете.

Марика противно захихикала. Видимо, что-то знала про светобоязнь подруги.

Ник обернулся к Ольге с немым укором: «где ж ты взяла такое чудо?»

Впрочем, та с живейшим интересом рассматривала гелиофоба[5] и Никитиного укора просто не заметила.

– Хорошо, я погашу лампочку, – решение далось ему легко. Юноша физически не мог слышать, как дизель-генератор, находящийся достаточно далеко отсюда, начинает кашлять от нехватки соляры, однако ощущение, что именно так и происходит в эту самую минуту, возникло у него в довольно навязчивой форме. – Давайте экономить электроэнергию.

Лариса радостно закивала.

«Странная она какая-то». Перед тем как щелкнуть выключателем, Ник спросил:

– Свечки-то можно зажечь? Обычные смертные, в количестве трех особей, – он поочередно ткнул пальцем в Марику, Ольгу и самого себя, – темноты боятся…

– Конечно! Обязательно! – Лариса опять кивнула – торопливо, заискивающе. – Я тоже боюсь.

Кто-то из девчонок сочувственно хмыкнул.

Самодельные свечи отчаянно коптили, свет же давали неровный и скудный. При таком условном освещении Ник, как ни старался, не смог рассмотреть в раздевающейся Ларисе ничего странного. Что увидишь на темном силуэте? Полновата, возможно, тело чуть непропорционально – коротенькие ножки, слишком широкий таз. Вот весь исчерпывающий список наблюдений.

Когда Лариса поднялась на постамент и уже занесла одну ногу через край ванны, ей в лицо ударил яркий луч света. Девушка закричала, руками прикрыла глаза и обнаженную грудь. Не обращая никакого внимания на крик, луч скользнул ниже и застыл на ее незащищенном животе.

– Твою мать! – коротко выругалась Ольга и отвела фонарь в сторону. – Гэмэшница хренова!

Ник не стал включать лампу, фонарик и так показал достаточно: тело гостьи было покрыто мелким волосяным покровом. Может, и не все тело, лишь часть – живот и грудь, но большего и не требовалось. Отличный маркер мутации.

Марика засмеялась – нервно, и как показалось Нику, мстительно:

– У Лариски на нашей станции погоняло Винни Пух. За рыжий мех и толстую жопу.

– Одевайся, – Никита протянул дрожащей, изо всех сил пытающейся не разрыдаться Ларисе ее одежду.

Он злился, очень сильно злился. На дурную Ларису, на Ольгу, которая ее сюда притащила, на себя, что вовремя не разглядел странностей во внешности и поведении.

– Нельзя нарушать табу, – Ник старался говорить спокойно, не выдавая раздражения и брезгливости. – ГМО нельзя спать с людьми. Карается изгнанием. Для обоих. О чем ты думала? Уходи, мутантам не место в две тысячи двендцатом году.

Лариса ничего не ответила. Молча собралась и, ни на кого не глядя, вышла из ванной комнаты. Ник догнал ее в прихожей, Девушка в темноте пыталась нащупать свой рюкзак.

Никита включил свет. Подождал, пока девушка натянет свою порядком поношенную обувь и закинет за спину старый вещмешок.

– Прощай.

– Я не найду дороги обратно, – голос ее звучал глухо.

– Прямо по коридору, плита открыта, за ней по туннелю направо. До станции пять минут хода.

– Но командирша водила нас целый час!

– Следы запутывала. Уходи.

Лариса вышла через открытую железную дверь, на пороге обернулась:

– Ненавижу вас, сук поганых!

– Прощай.

Дверь с грохотом захлопнулась за мутантом.

Глава 4

«Его убили»

«Вот тварь!» – с ненавистью подумал Никита и задумчиво побрел к оставшимся гостям. Случившееся не укладывалось в голове.

В ванной он застал благостную картину: Ольга с Марикой сидели в воде и живо обсуждали что-то между собой. Выглядели обе сообразно ситуации – весьма соблазнительно.

Однако, прежде чем присоединиться к прелестницам, Ник опасливо кивнул в сторону Марики:

– Никакой шерсти?

Ольга ухмыльнулась:

– Только там, где положено.

– Почему ты ничего не сказала про подругу? – Никита присел на край ванны и уставился на Марику. Глаза его никак не могли сосредоточиться на ее лице. На чем угодно, но только не лице.

– У нас на станции с этим проще. Категорический запрет якобы есть, как и везде, но наказание следует исключительно в случае беременности, и только носителю мутации. Говорят, наш главный сам не без греха… – девушка недовольно поморщилась, казенные речевые обороты давались ей с трудом. А вот лукавая улыбка, появившаяся в следующее мгновение на устах, смотрелась вполне привычно. – Да и мы с Лариской шли всего лишь на экскурсию, кто ж знал, что экскурсовод такой озабоченный попадется.

Ольга прыснула от смеха, Марика ее поддержала. Засмеялся и Ник, кажется, накопившееся напряжение и злость, наконец, отпустили его. Раздевшись без всякого смущения, он плюхнулся к девчонкам в воду. Тут же притянул их к себе – Ольгу чмокнул в губы, а Марику целомудренно – в мочку уха.

– Ты точно не мутант?

Та отрицательно мотнула головой, но как-то чересчур медленно и неуверенно. И эта медлительность не укрылась от юноши.

– Да, блин! Точно не мут?!

– Хуже, – Марика печально вздохнула и отвела глаза.

Волосы на голове Ника зашевелились. Нехорошее предчувствие, родившееся где-то в районе сердца, а затем рухнувшее в область пяток, их буквально наэлектризовало.

– Я несовершеннолетняя.

Ольга и Ник вылетели из ванны синхронно, оглашая тишину яростным:

– Твою мать, твою мать, твою мать!!!

Когда эхо, наконец, затихло (Ник раньше и не подозревал, что оно может быть в этом помещении), девушка горько добавила: