Героиня мира - Танит Ли

Когда стояли ясные вечера, на раковине небосвода проступали литые звезды. Кое-кто из пассажиров выходил нетвердой походкой из каюты, но они пребывали в таком упадке, что не могли докучать мне. Помощники капитана хриплыми, но приятными голосами напевали баллады Кронии или южных стран: до меня доносились слова на том своеобразном языке, который я знала… (И тогда мне вспоминалось, как мы с Фенсером, любя друг друга, говорили лишь на языке завоевателей, будто оба позабыли родную речь.) Пес укладывал свою голову с ушами, как у летучей мыши, на колени второму помощнику, а иногда подвывал точно в лад, и это было так смешно, что оставалось только восхищаться.

Я прихватила с собой несколько книг для чтения, а когда качало не очень сильно, могла заняться рисованием. Я усаживалась под навесом на верхней палубе среди сваленных в кучу канатов, сундуков и предметов багажа и принималась рисовать картинки, никак не связанные с морем, — женщин и здания, — а иногда по запоздалом размышлении добавляла в качестве фона пенистые волны. Позднее, наслушавшись историй, которые по ночам, попивая бренди, рассказывали корабельщики, я стала изображать утонувших моряков, чьи головы покоились на покрытых чешуей коленях русалок; страшных морских зверей и уходящие под воду галеоны, из которых выплывали смотанные клубком нитки жемчуга и гаснущие фонари, добавляя кое-где бледные лица с длинными волосами, похожие на окруженную облаками луну, оказавшуюся в воде.

Но налетавшие время от времени шторма оставались за пределами моих творческих возможностей. Уж больно они изменчивы И они тоже прискучили мне, когда стало понятно, что мы не пойдем ко дну.

Однажды утром наш курс пересекли пять чавронских кораблей. Флагманский корабль отсигналил приветствие, и мы увидели, что у него на борту имеется пушка Но Договор все еще оставался в силе, к тому же было ясно, что «Морская Провидица» — торговое судно, а не боевой корабль. Мы просигналили в ответ, и на том инцидент исчерпался.

На сороковой день погода внезапно изменилась.

Холод сменился прохладой. Волны уже не вздымались так высоко, по морю плавно разбегались белые барашки с сине-зеленым подбоем. Из воды выпрыгивали рыбы, окрашенные в цвета моря, их спины блестели в лучах солнца. Я все надеялась заметить среди них русалку с гребешком и зеркальцем.

Мы вошли в Темерид, Море-Посередине-Земли. Пассажиры — все, кто смог, — поднялись на палубу Собравшиеся моряки принесли вина и совершили возлияние в честь морских богов, чьи имена хранились в тайне, и огромного дракона из кронианских мифов.

В тот вечер в кают-компании подали отменный обед Большая часть пассажиров все еще не могла им насладиться, а я, конечно же, не сумела воздать ему должное, но капитан с двумя помощниками и Львиное Сердце провели за едой длительное время.

Через день-два на смену прохладе явилась мягкая влажность. В этом море нередко встречаются теплые течения. Рассказывают, что, купаясь в нем, можно за пять минут оказаться в холодной воде, потом в горячей, как в ванне, и попасть обратно. Еще ходят истории о том, как выловленные рыбы оказывались вареными, но я такого ни разу не видела.

Теперь с левого борта можно было ясно рассмотреть землю. Она отличалась от той, что я видела прежде, и, пожалуй, это пришлось мне по душе. За обширной прибрежной полосой вздымались округлые холмы, сменявшиеся затем грубо обтесанными зубчатыми отвесными скалами; эти три типа рельефа крайне ярко контрастировали друг с другом. На вершинах утесов, будто просыпанная соль, лежали снега, превращавшиеся на время заката в сердоликовые кристаллы. Тогда казалось, что это — ландшафт иного мира.

Спустя некоторое время, на несколько дней раньше срока, мы прошли меж двух гигантских мысов, которые называли мускулами Канда, и оказались в большом Кандирском заливе.

Там не было ветра, и вода походила на тяжелое стекло. Она чуть колыхалась, но движение свелось на нет, и потребовалось все мастерство наших мореплавателей, чтобы доставить корабль в порт.

В Кандире сохранились развалины старого города. Они рассыпаны по всему современному городу, в котором имеется собственный классический Высокий Холм с храмами и общественными зданиями, сверкающими в лучах солнца ослепительной белизной, позолотой и синевой, как рыбья чешуя. В тамошних рощах попадаются чудные апельсиновые деревья, достигающие семидесяти, а то и восьмидесяти футов в высоту; плоды у них не больше золотой монеты и, как говорят, такие же твердые. Но трущобы этого города омерзительны, а ночью даже компании из четырех сильных мужчин не стоит соваться без необходимости в район порта.

По завершении проверки паспортов, происходившей на борту корабля (документы добыл мне служащий порта в Ясте, и я испытывала некоторое опасение, но они оказались вроде бы безупречны), мне предстояло сойти на берег. Обнаружив, что я — новичок в подобных делах и не представляю, как мне действовать, капитан послал со мной второго помощника, Львиное Сердце и двух матросов для сопровождения и доставки багажа. Величественный пес не снизошел до переноски грузов, зато не отходил от меня ни на шаг и рычал на всех незнакомых мужчин на улице, которым случалось взглянуть в мою сторону. Когда мы миновали неприглядную часть города и добрались до торговых кварталов, помощник капитана напрямик по-дружески спросил, какие у меня есть знакомые, чтобы выяснить, куда меня нужно доставить Продав подаренного Каруланом серебряного крокодила и кое-что еще, я выручила значительную сумму, поэтому сказала моряку, что мне вполне по средствам приличное жилье. Тогда мы наняли экипаж; хотя матросы быстрым шагом шли следом, пес, конечно же, уселся в коляску вместе с нами; так мы и добрались до широкой улицы с высокими домами, окрашенными в пастельные тона и украшенными сетчатыми балконами, на крышах которых стояли цветочные урны, а порой и деревья.

Я сняла две хорошие комнаты в пансионе, который принадлежал кронианке; по ее словам, она привыкла окружать материнской заботой девушек, путешествующих без сопровождения. Я пришла в изрядное замешательство, но помощник капитана лишь улыбнулся. Он и матросы пошли вместе со мной в комнаты, а «мамаша» и бровью не повела и глянула искоса только на благородного пса.

Водворив меня и мой багаж на место, второй помощник поцеловал мне руку и поинтересовался, нельзя ли будет навестить меня, а когда я ответила, что не смогу позволить себе такого удовольствия, ибо дела мои связаны с болезнью и горем в семье, сказал, что сердце его разбито, и, насвистывая, отправился восвояси. А я поцеловала на прощание Львиное Сердце — мне довелось увидеть, как он лазает по снастям, и он совершенно очаровал меня. Пес вежливо повилял хвостом, но ему не терпелось броситься вслед за друзьями.