Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин

руки и ноги были чуть ли не вдвое больше Катиных, говорила она каким-то басовитым голосом и на её верхней губе заметно пробивались усики.

Несмотря на свою довольно-таки грозную внешность, Поля была исключительно добродушной и покладистой девушкой, души не чаявшей в Кате Пашкевич, с которой она делилась всеми своими девичьими тайнами.

А одна из них даже, кажется, не могла не заинтересовать Катю. Дело в том, что Воробьёва была родом из Новонежина и довольно часто ездила из Шкотова домой. Там она почти всегда бывала и на школьных вечерах, и на спектаклях, а иногда даже и на пионерских сборах, где слышала очень много хороших отзывов о Борисе Алёшкине, сумевшем завоевать уважение у взрослых крестьян своим серьёзным отношением к работе, точностью в расчётах и принципиальностью по отношению к служебным делам. Среди комсомольцев Борис тоже пользовался уважением, он всё выполнял с таким усердием, с такой горячностью, что невольно заражал этим и товарищей. Ну а про пионеров уж и говорить было нечего, мы уже упоминали, что Борис стал их лидером.

Если говорить честно, до идеального комсомольца ему было ещё очень далеко, и мы в этом убедимся в дальнейшем, но окружающие считали его образцом, к их числу относилась и Поля Воробьёва. Она, если ещё и не призналась в этом Кате, то во всяком случае дала понять, что очень неравнодушна к этому парню. Смущало её только частое посещение Борисом вместе с его другом Федькой Сердеевым учительниц Поли Медведь и Тины Сачёк.

— Наверно, они там любовь крутят! — говорила она Кате.

То ли эти признания Поли, то ли обычный девичий каприз, но что-то побудило в этот вечер Катю не только позволить Борису сидеть рядом и дотрагиваться до её руки, как бы в порыве увлечения картиной, не только беседовать с ним о шкотовских новостях, но даже и позволить проводить себя до дому, так как идти им было по дороге. Такого счастливого поворота событий он никак не ожидал и, хотя очень хотел этого, в глубине души не надеялся на осуществление своей мечты. И вот она сбылась: они с Катей рядом на расстоянии какого-нибудь шага идут одни. Выбравшись из толпы зрителей, покидавших клуб, каким-то образом сумев отделаться от Катиных подруг, они, наконец, идут только вдвоём.

Так прошли они почти половину пути в молчании, сколько Борис не силился завязать разговор, ничего у него и не получилось. Куда девалось его красноречие? Куда девались его бойкость и развязность, которые никогда не покидали его в подобных положениях с другими девушками? Как ни придумывал он тему, чтобы начать разговор, так ничего и не нашёл. Боря даже не осмеливался взять девушку под руку, хотя с любой другой он уже давно бы это сделал.

Катя тоже молчала. Неизвестно, что чувствовала она, но во всяком случае облегчать положение Бориса не собиралась. Возможно, она наслаждалась его смущением и растерянностью, понимая, что оно происходит от его особого отношения к ней, возможно, сердилась на него за его робость и ненаходчивость, а возможно, и сама испытывала состояние, подобное тому, в котором находился он.

А он, вероятно, и не смог бы хорошенько описать или рассказать то, что он переживал. Ему особенно-то даже и не хотелось говорить. Он был рад идти вот так, рядом с Катей, даже не касаясь её, а только время от времени поглядывая на тонкую стройную фигурку, зябко кутавшуюся в большую шаль, накинутую на короткую ватную курточку или пальто, из которого она уже выросла.

Сегодня в клубе он впервые увидел Катю остриженную, у неё оказалась такая маленькая и аккуратная головка, что Борису казалось, что он мог бы обхватить её своими ладонями целиком.

Когда Катя поворачивалась к Борису и её блестящий взгляд внезапно сталкивался с его, она быстро отворачивалась и ускоряла шаги. Дорога от клуба до Катиного дома, находившегося в центре села, занимала не более двадцати минут, и Борис не успел заметить, как они уже очутились у её ворот. Катя свернула с дороги на узенькую тропинку, ведущую к калитке в воротах их двора и, обернувшись, тихо сказала:

— До свидания, Борис!

Боря рванулся за ней, чтобы хоть попрощаться с ней за руку, но было уже поздно, калитка захлопнулась перед его носом, и он услышал за ней лукавый смешок, однако открыть калитку не решился.

И вот, не было в их отношениях ничего из того, что бывало с другими девушками — ни весёлой болтовни, ни поцелуев, ни объятий, а Борис был так счастлив от этой короткой молчаливой прогулки, как будто бы получил в подарок весь мир.

Он долго не мог уснуть. Услышав ворчание пса, недавно приобретённого Алёшкиными, свистнул ему, выманил из-под крыльца, где было устроено подобие конуры, и ещё долго ходил с ним по улице мимо дома Пашкевичей, где уже, наверно, спала сладким сном его первая и единственная настоящая любовь. Правда, в это время он пока даже в мыслях не осмеливался называть её «моя Катя».

Несколько слов о собаке. Это был большой, лохматый, чёрный с рыжими подпалинами на груди и животе пёс, с короткой широкой мордой, широкой мощной грудью и довольно грозным видом. При этом он отличался добродушным характером и позволял младшему Алёшкину, Жене, делать с ним что угодно: таскать его за длинные висячие уши, дёргать за хвост, ездить на нём верхом, теребить его густую шерсть на груди и даже засыпать на подстилке рядом с ним, положив голову на его пушистый тёплый бок.

Звали собаку Мурзик, приобрели его у какого-то корейца. Кормили пса хорошо, и через несколько недель он превратился в красивую упитанную собаку. Шерсть его стала блестеть, как шёлк.

Оставляя трёхлетнего Женю дома одного на несколько часов, Яков Матвеевич и особенно Анна Николаевна, конечно, беспокоились о нём. Нанять няньку не могли: их заработка едва хватало на то, чтобы прокормить и кое-как одеть себя и ребят, детских садов не было, вот и решили доверить своего младшего сына собаке. И не ошиблись: Мурзик оказался хорошим сторожем, защитником и добрым другом маленького Жени.

Познакомились Борис-большой и Мурзик ещё в начале осени и быстро подружились. Почти всегда, когда парень приезжал из Новонежина и бродил по селу, Мурзик его сопровождал.

С рассветом следующего дня, наскоро закусив и простившись с родными, Борис умчался на станцию, чтобы с первым же товарным поездом уехать в Новонежино. Хотя на улице было довольно холодно, а его одежда не соответствовала путешествию на тормозной площадке товарного вагона, парня это