Месторождение времени - Георгий Гуревич

Дельфин плывет через Атлантику один!

Десять тысяч километров под водой и на воде!

Примерно двадцать тысяч вздохов.

Наполняю воздухом легкие. Нырок, скольжу под водой. Шипят, проплывая, скалы, с тоненьким свистом проносится мелкая рыбешка. Но я сыт, наелся на дорогу, мне охотиться сейчас ни к чему. Работаю хвостом, разгоняюсь, языком пробую воду, какова на вкус. Так плыву минут пять, по ощущениям — полчаса. Постепенно начинаю ощущать усталость, муть в голове, стеснение в груди, томление в дыхале. Поднимаюсь на поверхность, отфыркиваюсь, прочищая дыхало фонтаном, вдыхаю соленый морской воздух, дышу методично, добросовестно и со вкусом. Исчезает муть, стеснение и томление. Чувствую, словно отдохнул и выспался. Нырок. Скольжение в глубине.

Это надо повторить десять тысяч раз, чтобы перед глазами оказался родной берег.

Ох, и страшен был этот «крестный путь» в десять тысяч вдохов! Страшен в прямом смысле. Страхов много было на пути. Всего я боялся, дельфин-самозванец: боялся людей — прежних собратьев, боялся дельфинов — новых родственников, боялся океанских чудовищ, известных и неведомых.

Не все страхи оказались основательными. Людей в Атлантике можно было не опасаться, как выяснилось. Может быть, странно будет прочесть об этом горожанам, привыкшим к тесноте дома, в метро и на улицах, квадратными метрами измеряющими жизненное пространство, но на нашей же планете, пересекая океан, я ни разу — ни единого разу! — не встретил ни одного судна. Следы от судоходства были… но об этом позже.

Дельфины встречались чаще, и не безопасны были эти встречи. Народ они общительный, мои собратья по телу: встретив одинокого путника, они обязательно сворачивали с пути, чтобы вступить со мной в контакт; возможно, хотели узнать последние известия с американского побережья. Но я не знал по-дельфиньи, не мог вымолвить (вероятно, просвистеть?) ни единого слова. Среди них я был иностранцем, хуже того: неким чуждым существом, немым и неумелым, как младенец. Возможно, по невежеству я делал что-либо неприличное, нарушал дельфинью этику. Так или иначе, но всякий раз после короткого знакомства грубые самцы и даже нежные самочки набрасывались на меня, разинув пасти. А в пастях у них в каждой челюсти было до 80 зубов, и все очень острые. После двух-трех схваток, наученный горьким опытом, я старался обходить дельфинью стаю стороной.

Но страшнее всего — дрожь пробирает, как вспомню! — оказались дикие обитатели океана.

Нет, не акулы. Акул я не боялся теперь нисколечко. Отлично помнил, еще в бытность человеком в книгах вычитал, что дельфины шутя справляются с акулами, даже людей от акул спасают. И, повстречав тупоносую рыбину с пастью, открывающейся вниз, я немедленно ринулся в атаку, хотя была эта рыбина раза в два длиннее меня, раз в восемь тяжелее. И атаковал удачно. Быстрота решила. Пока акула разворачивалась, разевая страшную пасть, я, фехтуя рылом, проткнул ее жабры справа и слева. До чего же приятно было чувствовать себя ловким и смелым, этаким подводным молодцом! Я ткнул гадину еще раза три, добивая, и отплыл, потому что к месту битвы спешили ее подружки. Не на помощь, не из солидарности, как выяснилось. Товарки акулы почуяли запах крови и кинулись рвать куски мяса из тела раненой.

Акулы — ерунда. Но есть в океане подлинный ужас!

Нет, не спруты. И не морские змеи. Морского змея с лошадиной гривой не встретил я на своем пути. Ужас был обыкновенное.

Я наткнулся на него на Большой банке, юго-восточнее Ньюфаундленда, одном из самых рыбных мест Атлантики, где полно планктона и китов, интересующихся планктоном, и кишмя кишат треска и дельфины, приплывающие полакомиться треской. Я тоже уминал эту сырую треску, запасая жир для дальней дороги поперек океана. Хватал, глотал, подремывал, набив живот, опять хватал и глотал…

И вот почувствовал я на языке что-то пугающее. Вода, страшная на вкус! Это только дельфин может понять, поскольку дельфин все время пробует языком воду: для него есть моря сладкие, аппетитные, невкусные, пресные, ароматные, привлекательные… Тревожная вода была на этот раз. Паника охватила меня; еще не понимая, в чем дело, я пустился наутек, не представляя, что мне грозит, какая опасность позади. Надо сказать, что дельфин, как и человек, по самой конституции охотник, а не добыча. Заяц, тот видит, как лиса догоняет его, а человек смотрит вперед, погоню только слышит, не очень отчетливо представляет, поскольку слух дает нам куда меньше информации, чем зрение. И у дельфина то же самое: насыщенная, отчетливая информация о каждой рыбешке впереди, доставленная сонаром, а глаза и уши, подстраховывающие сбоку и сзади, сообщают кое-что, не слишком подробно и не слишком определенно.

Только через полминуты вступил мой человеческий разум. И разум заставил меня выпрыгнуть, чтобы осмотреться. Я увидел, что море пенится от дельфинов, скачущих, словно блохи, во всех направлениях, причем поблизости от меня мечутся дельфины обычного размера, такие, как я, а сзади и по бокам тяжело плюхаются в воду громадины метров шести или восьми в длину, черноспинные, с белыми пятнами позади глаз и острым, кривым, как сабля, спинным плавником.

Касатки! Киты-убийцы! Волки океана, ужас морей!

Как их еще величают?

Нет хищников страшнее в соленых водах. Касатки могучи, умны и отважны. Даже на громадных китов они нападают стаями, цепляются за губы, рвут язык, лезут в пасть. Говорят, что, завидев касаток, кит от ужаса переворачивается пузом кверху. Касатки их загоняют в бухты, сторожат при выходе в открытое море. Даже для быстрых дельфинов касатка опасна. Хитрые хищники подкрадываются к дельфиньему стаду, обкладывают полукругом и прижимают к берегу. Дельфины мечутся, теряя всякое соображение от ужаса (если есть у них соображение), и попадают в зубы страшилищам.

Вот и на этот раз касатки гнали дельфинов к скалам Ньюфаундленда. И меня гнали — человека в дельфиньей шкуре.

Сердце сжималось, от холодной истомы немело тело. Я работал хвостом как сумасшедший, даже ручками подгребал, наверное, мешал сам себе. Замирая от страха, несся, не думая, не глядя, не прислушиваясь к свистам. А когда подумал, стало еще страшнее. Вспомнил собственный студенческий реферат: «Хищники-санитары природы». Суть в том, что всякие хищники, сухопутные и водные, догоняют легче всего неполноценных животных — больных, старых, слабых, тем самым очищают вид от худших представителей, выполняют естественный отбор. Но кто среди дельфинов самый слабый? Я, конечно, дельфин-самозванец. Я уже сейчас отстаю. Меня поймают раньше всех.

Единственное спасение — пустить в ход человеческий разум.