Жажда - Валерия Ангелос

ладони. – У нашего отчима похожие киски по клеткам торчат. Захар с детства с ними возился. Значит, и здесь разберется.

Я ничего не говорю. Поглощена чудовищной картиной. Воображение рисует кровавые сцены, и я проклинаю свою богатую фантазию.

Захар застывает на месте. Тигры обступают его со всех сторон, оскаливаются и обнюхивают. Животные внушают дикий ужас. Музыка затихает. Зрители на трибунах замолкают.

Я даже дышать боюсь.

Самый крупный из этих опасных зверей как будто прищуривается и бросается вперед. Атакует. Хотя нет. Еще нет. Он просто ставит здоровенные лапы на плечи парня, тыкается мордой ему в лицо и урчит.

Черт побери. Да, это действительно происходит.

Тигр не торопится рвать добычу на куски. Захар здесь явно не жертва, а желанный товарищ. Парень спокойно треплет его за ухом.

Остальные звери тоже начинают ластиться, трутся о ноги, валяются на полу и перекатываются, располагаются довольно вальяжно.

Трибуны взрываются оглушительными воплями и аплодисментами. Зрители отходят от шока и приходят в искренний восторг.

- Может, ему дрессировщиком стать? – насмешливо интересуется Джокер. – Я вижу, эти киски от него тащатся.

- Как такое возможно? – роняю пораженно.

- Ставлю на то, что там одни девчонки, пацаны от Захара бесятся, сразу чуют конкурента, а вот девчонки плавятся, даже такие, пушистые и клыкастые. Хм, конечно, есть еще вариант.

- Какой?

- А ты зацени довольную рожу нашего ректора.

- И что?

- Ну он по ходу в курсе откуда этот зверинец сюда пригнали.

Ректор и правда выглядит довольным, широко ухмыляется, но я быстро перевожу взгляд обратно на Захара. Все не может быть так просто, да? Я решаю разобраться в загадочных намеках Джокера потом и наблюдаю за единственным игроком, который остался на поле.

Захар переходит в центральный сектор. Оказывается в самом центре лабиринта. И свет гаснет. Арена погружается во тьму. Только пронзительная музыка рвет душу на части. Надрывные биты сливаются с металлическим скрежетом. Впечатление, будто запускается старый механизм. Ржавый. Давно заброшенный и вышедший из строя.

Тревога бьет ключом, переполняет изнутри.

Когда пространство опять заливает приглушенный свет, мое горло сдавливает стальной обруч. Кислород покидает легкие, а льдистые мурашки стремительно расползаются под взмокшей кожей.

Открывшаяся взгляду комната полностью залита кровью. Цепенящее зрелище. Пол, стены, потолок. Абсолютно все заляпано багровым. Уродливые узоры покрывают каждый сантиметр, не оставляя вокруг никакого другого цвета кроме этого, до жути мрачного и будоражащего красного.

Это же просто краска. Просто краска. Да?

Я не хочу знать настоящий ответ. К собственному ужасу различаю вокруг какие-то непонятные ошметки. Выглядит это словно… куски плоти?

Меня тошнит. Желудок болезненно сжимается.

Свет становится чуть ярче. И я понимаю, что увиденное в первые секунды еще не самое страшное. В центре комнаты возвышается странный механизм. Похоже на пыточный агрегат. На ум приходят учебники по истории, главы про инквизицию, про чудовищные средневековые экзекуции. Тут не то дыба, не то колесо. А может, нечто, о чем я прежде не слышала и слышать не желаю.

- Там… там человек? – шепчу.

Джокер молчит.

Я пытаюсь убедить себя, будто вижу манекен. Реквизит для фильма ужасов. А еще я пытаюсь меньше рассматривать это, хотя получается с трудом.

Вокруг тихо. До ужаса. Тише, чем когда все замерли в ожидании реакции тигров. Мертвая тишина. Звенящая. Бьет по нервам. Как и проклятая музыка.

Абсолютно на всех экранах крупным планом показывают лицо Захара, и оно не выражает ничего. Ноль чувств. Ноль эмоций.

Кто придумал такой кошмар?

Там, в челюстях пугающего железного механизма, сжат и раздроблен человек. Точнее нет, просто пластиковая фигура. Имитация.

Это ведь не может оказаться настоящим?

Вдруг от механизма как будто отделяется тень. Изображение сбоит. Сперва. Понятно, что это голограмма, но после того, как первоначальная рябь проходит, картинка выглядит поразительно живой. Высокий мужчина в элегантном костюме делает несколько шагов вперед и протягивает руку вперед.

Он красивый. И кого-то мне напоминает. Может, актера? Тут он улыбается так, что я даже забываю про чудовищное месиво повсюду. От него буквально веет теплом и добром. Ему здесь не место. Эти декорации точно не для такого человека.

- Кто он? – спрашиваю и бросаю взгляд на Джокера.

Парень смотрит вперед. В одну точку.

- Я ждал… что-то такое, - глухо бросает Артем.

Оборачиваюсь в сторону поля.

Захар не двигается с места. Никак не меняет положение. На его лице не дергается ни один мускул. Взгляд не выражает ничего. В зеленых глазах – бездна.

Призрачный мужчина опускает руку и больше не двигается. Его улыбка тает.

- Я скучаю по тебе, сынок, - говорит он.

Захар шагает вперед. Резко срывается с места. Движется уверенно. Прямо. Четко. Но в его походке я различаю дрожь. И от этого все внутри меня переворачивается, лед затапливает тело.

Парень решительно проходит дальше, сквозь голограмму, не задерживается ни на секунду. Он всем своим видом показывает, что ему наплевать на голограмму, на то, как используют против него память о покойном отце.

Захар останавливается перед жутким механизмом, протягивает руку вперед и выдергивает кубок прямо из окровавленного манекена.

- Выходи, трусливая мразь! – ревет парень, отталкивая железную конструкцию в сторону, оборачивается и поднимает кубок выше. – Ну же! Покажись!

Голограмма исчезает. Музыка обрывается. Потолок отъезжает в сторону, выпуская игрока на волю.

- Я взял эту победу, и тебя возьму, - обещает Захар, запускает кубок в экран над главный сектором. – Жри. Подавись, ублюдок. Это тебе!

Одобрительный гул проносится по трибунам. Все вскакивают со своих мест. Толпа ревет.

Захар выбирается из лабиринта и направляется ко мне, пробирается через все ряды, находит безошибочно, будто нутром чует.

- Соня, - шепчет, заключая в объятия. – Моя малышка.

- Захар, - бормочу и понимаю, что нам многое нужно друг другу сказать, только явно не