Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

Если у меня будет своя галера, я буду сам себе хозяин. Клянусь тебе, что в один прекрасный день сам султан проводит меня через Врата Величия в бухту Золотой Рог, где я взойду на борт этой галеры. Он будет думать, что я стану действовать в его интересах, но на самом деле я уплыву и смогу сам вручить тебе это письмо. Вот ради чего я играю с ними в феникса – они пытаются убить христианского мальчика по имени Нико и из пепла его души воскресить мусульманина по имени Аша.

Здесь со мной хорошо обращаются, особенно по сравнению с моей прошлой жизнью в Алжире. Когда-нибудь я расскажу тебе о том, как мне жилось там, хотя очень хочется забыть об этом. Большинство рекрутов здесь славяне с Балкан или с завоеванных тюркских территорий. Здесь нет евреев или цыган, но есть богемцы и венгры, поляки и русские, черкесы и французы. С Мальты, кроме меня, нет никого.

Как и я, все пажи по рождению христиане, которых забрали в качестве девширме, дани. В отличие от меня, все они приняли ислам. Они должны сделать это добровольно, иначе последствия будут ужасными. В тот год, когда я попал сюда, один паж решил, что не сможет добросовестно следовать божественному пути. Он был еще недостаточно большой, чтобы служить рабом на галерах султана, а это хуже смерти, поэтому его лала решил смилостивиться над ним и просто отсек ему голову. На глазах у всех остальных. Его голова скатилась к моим ногам, и взгляд невидящих глаз уставился прямо на меня. Я чувствовал, что он порицает меня, даже после смерти. Мне стыдно, что я не проявил такой же силы веры. Тешу себя надеждой, что ты не осудишь меня за то, что я не отдал все за моего Господа и не вышел из этого места через Врата Смерти.

Почти все, кого забрали в качестве дани, станут янычарами. Если мне не удастся стать реисом галеры, то я хотел бы стать агой, начальником янычар, но пока надо мной все смеются и говорят, что мне предначертано писать, заниматься наукой и жить при дворе. Мои учителя говорят, что я рожден, чтобы писать историю османов, а не творить ее. Они говорят про Ашу, так как Нико не намерен делать ни того ни другого. Янычары – лучшие солдаты султана, элита элит. На всем свете с ними могут сравниться разве что рыцари ордена Святого Иоанна, хотя я и то не уверен. Они просто сверхлюди. В совершенстве владеют луком, мушкетом и ятаганом, большинство говорит на четырех языках. Я видел, как их всех собрали в первом дворе и они часами стояли без движения и звука, сложив руки в молитвенном положении, подобно святым. В белых фетровых шапочках они напоминали мраморные изваяния. Но нет, они не статуи, они сражаются за султана от Трапезунда до Дамаска, от Будапешта до Смирны. До начала учебы в доме Османов я даже не знал, что в мире есть такие города. Закончив свое обучение, янычары покидают казармы в сапогах, подбитых железными гвоздями, а в руках несут факелы, пылающие во имя ислама. Говорят, что они наполовину из железа, а наполовину из огня. Говорят, что однажды они пойдут на Рим, захватят папу и сделают ему обрезание. Я не верю в такое святотатство, но если кто в мире и способен совершить такое, то разве что янычары.

Нас учат ездить верхом и стрелять, метать копье и бороться. Правду говорят, в физических занятиях я действительно не равен албанцам – они самые неукротимые из всех мальчиков – или даже сербам, хорватам. И боснийцам – их дух будто бы рожден для войны! Я всегда стараюсь выйти из схватки с ними победителем, но обычно первой проливается моя кровь. Сейчас мне удается всегда побеждать только в играх на запоминание, в которые с нами играют учителя, чтобы сделать нашу память идеальной. Они показывают нам двадцать камней разного цвета в разном порядке, потом перемешивают их и просят выложить как было. Я всегда могу сделать это безошибочно с первого раза. Только я. Иногда мне кажется, что память – это мое проклятие. Я помню все: каждое слово, каждую историю, которую когда-то слышал, каждую суру и каждый стих. В этой школе я больше хотел бы добиваться успехов в физической подготовке, потому что друзей здесь находят благодаря силе, а не хорошей памяти. Однако мои способности дают мне преимущество. Я учусь быстрее других и за месяц смог освоить то, на что у других уходит полгода, а с годами это преимущество будет лишь возрастать, потому что мудрость станет куда важнее физической силы. Все предметы даются мне легко. Кроме языков, мы изучаем ишарет – язык жестов, используемый при дворе, а также историю, геометрию, географию, математику и законы и, разумеется, шариат.

Главного белого евнуха зовут Кызляр-ага. Он хранитель ворот и глава нашей школы. Жестокий и беспощадный толстяк уже не раз вызывал меня к себе для проверки. Проверке подвергаются в основном мои нервы, потому что навлечь на себя его недовольство боятся все, ибо он ужасен в гневе. Видимо, я прохожу его проверки достаточно хорошо, так как пока он ни разу не приказал высечь меня или отрубить голову, слава Аллаху! Не обращай внимания, я привык здесь так говорить.

О Мария, песочные часы уже наполовину пусты! Близится час, когда муэдзин призовет нас на молитву, а я еще о многом должен тебе рассказать! Моя рука не поспевает за моими мыслями.

Четыре раза в год мне, как и всем пажам, выплачивают жалованье, а дважды в год выдают новую одежду: два нарядных алых кафтана и легкие хлопковые рубахи на лето. Я ношу шапку, а волосы у меня отросли, как у Иосифа, сына Иакова, во время долгих лет рабства. Длинные волосы должны напоминать нам о том, что мы рабы султана. В этом нет ничего постыдного, так как все мужчины и женщины – рабы султана. Пажам не позволено отращивать бороду, ибо борода – символ свободы. Впрочем, мне это не важно, ведь у меня на лице волосы все равно не растут.

Раз в неделю нам положено посещать хамам, баню. Впервые я столкнулся с этой пустой тратой времени в Алжире, а тут с этим еще хуже.

Сначала мне не нравилось мыться, но теперь я с удовольствием вдыхаю ароматы бани и мускуса и привык к чистоте. В шелковой одежде и без грязи, думаю, ты бы меня не узнала. От меня пахнет, как от розы. Даже мою одежду стирают душистым мылом. Еды здесь так же много, как и прочих чудес. Османам неведом голод. Здесь растут фиги и дыни, сливы, груши и даже красная вишня. Здесь подают рыбу-меч на виноградных листьях и шашлычки из баранины. Я видел такое собственными глазами, но должен признать, что нас кормят чаще всего рисом, бульоном и кунжутным маслом. Однако еды всегда предостаточно, а если мы хорошо себя ведем, то получаем еще и сладости.

На всей земле нет места прекраснее, чем это. Рай атласов и шелков, белого мрамора и розовой яшмы, тисненой кожи. Все покрыто позолотой и изразцами, перед цветами которых меркнет даже сотворенная Аллахом радуга.

Сераль имеет вытянутую форму и с трех сторон окружен водой. Иногда по вечерам мне удается забраться на крепостной вал. Я сижу там и наблюдаю за солнцем и луной, за бесчисленными звездами и бесчисленными кораблями, бороздящими Босфор. Мне кажется, я мог бы смотреть на все это вечно, но я напоминаю себе, что вижу лишь два континента и два моря царства нашего султана и это еще далеко не все. Истинное величие невозможно ни увидеть, ни представить.

Я видел лишь небольшую часть дворца, но могу сказать, что он больше, чем весь наш Биргу. И куда зеленее, что, впрочем, как ты понимаешь, несложно себе представить. Это настоящие райские кущи с фонтанами и бассейнами, повсюду растут деревья и цветы со всех уголков света: тюльпаны и розы, сирень и гиацинты, самшиты и нарциссы – цветы, названия которых когда-то были мне незнакомы, как и их вид и запах. Днем воздух оживает благодаря их краскам, а ночью – благодаря сладким ароматам.

Тут повсюду бродят павлины и страусы, гуляют газели и олени. В фонтанах сверкают золотые рыбки и серебристые карпы. Я пил свежую воду из фонтанчика из чаши на шелковом шнуре.