Варяжский сокол - Сергей Шведов

– Князем киевским будет Дир.

Сказал, как отрезал. И в подтверждение своих слов протянул боярину Любомиру послание. Письмо, видимо, было столь важным и написано столь значительным лицом, что Любомир даже взопрел, читая его. Хотя нельзя сказать, что в расписанных яркими красками палатах боярина было уж слишком жарко. Осень выдалась ныне в Киеве сырой и холодной, а зима по всему обещала быть морозной и снежной. Святополк сидел скромнее скромного, не делая даже попытки заглянуть хозяину через плечо. Наконец Любомир закончил чтение и вопросительно взглянул на гостя.

– Можно, – равнодушно махнул рукой князь Горазд. – Особой тайны здесь нет.

Святополк с любопытством взял из рук Любомира кусок пергамента, помеченный каганской печатью. Впрочем, письмо было не от Обадии, а от каган-бека Жучина. Сведения в нем содержались весьма интересные и дававшие пищу для размышления. Отчасти они подтверждали слух, ходивший по Киеву, что князь Драгутин погиб не без участия своего младшего брата. И если это действительно так, то беспутный Дир крепко сидит на крючке у кагана. Понятным становилось и то, почему Обадия прислал в помощь княжичу не своего ближника, а никому не ведомого радимецкого удельника. Видимо, в Итиле посчитали, что открытая поддержка кагана скорее помешает Диру, чем поможет. Слухи об измене Дира и его вине распускали ближники Ждислава, которые терпеть не могли живого Драгутина, зато воспылали любовью к мертвому. И появление в Киеве того же гана Карочея стало бы косвенным признанием вины княжича. В Киеве многим было известно, какую роль сыграл расторопный шурин боярина Любомира в трагических итильских событиях, стоивших жизни многим боярам и ганам, включая самого несчастного Тургана. В письме, однако, много говорилось о Воиславе Рерике, том самом наглом варяге, который успел многим в Киеве насолить. Этот варяжский Сокол метил ни много ни мало на каганский стол, но в качестве первого шага готов был удовлетвориться столом киевским.

– Он что же, собирается жениться на Зорице, дочери князя Драгутина? – спросил Святополк.

– И уже получил согласие на этот брак от старшей дочери покойного князя и его зятя Искара Урса. Теперь ему остается только заручиться поддержкой княжича Дира. Так вот, бояре, этой поддержки быть не должно. Дир старший в роду, а следовательно, вправе отказать от своего имени слишком уж настойчивому жениху. Каган-бека Жучина вполне устроит, если мужем Зорицы станет боярин Пяст.

Боярин Любомир порозовел. Ну, еще бы, ему такое возвышение сына явно было на руку. При определенном стечении обстоятельств внуки боярина вполне могли претендовать на великий стол. Помехой честолюбивым планам Любомира мог стать, правда, Искар Урс, но люди, как известно, смертны, и если хазарам удалось сковырнуть такую глыбищу, как князь Драгутин, то кто помешает им посчитаться с удалым атаманом, слишком уж вольготно устроившимся на берегах Дона. Вот только какая от всего этого радость боярину Святополку, он-то при этом раскладе в любом случае лишний.

– Не знаю, слышали ли вы, бояре, о налете ротариев на Сарай?

– А что такое? – удивился Любомир.

– Во время напуска они перебили всю старшину, в том числе убили и правителя города, бека Красимира.

– Быть того не может! – ахнул Любомир и с сочувствием глянул на побледневшего боярина Святополка, которому Красимир доводился зятем.

– Ротарии увезли с собой жену бека и его сына. По слухам, их продали в рабство. Я что-нибудь не так сказал, боярин Святополк?

Рука Святополка потянулась к кубку, но кубок не удержала, и красное вино хлынуло на белое покрывало, словно кровь из страшной рваной раны. Любомир подхватил кубок, вновь наполнил вином и сам поднес его гостю. Святополк залпом осушил кубок, побледневшее было лицо его вновь стало багровым, а из серых глаз плесканула ярость. Боярин Любомир зашептал что-то на ухо удивленному Горазду, видимо, объяснял, кем доводится Святополку ганша Ярина.

– Извини, боярин, не знал, – виновато развел руками Горазд. – Я ведь к тому упомянул Сарай, что напуск на него возглавлял Воислав Рерик. Знатно он погрел там руки и вдребезги разнес цитадель.

– Убью! – прошипел вдруг раненой змеей Святополк.

Горазд и Любомир смотрели на него с сочувствием, но если сочувствие боярина было искренним, то в глазах берестеньского князя таился еще и корыстный расчет. Горазд отлично знал, кто на самом деле казнил бека Красимира, ибо за короткое время успел побывать не только в Итиле, но и в Сарае, в правителях которого ныне томился его родственник бек Карочей. От скифа он и узнал, что каган Обадия воспылал страстью к вдове бека Красимира, да не выгорело дело. Гордая красавица не захотела принять на своем ложе убийцу мужа и вскоре умерла при невыясненных обстоятельствах: то ли сама приняла яд, то ли кто-то поспособствовал. Но рассказывать об этом Святополку Горазд не собирался, ему куда выгоднее было свалить всю вину на залетного Сокола. Перед берестеньским князем стояла сложная задача: не только посадить на великий стол княжича Дира, но и не позволить укрепиться в Киеве Воиславу Рерику, а еще лучше просто уничтожить этого негодяя. И тогда доверие кагана Обадии к князю Горазду станет просто безграничным и в радимецких землях появится новый великий князь, преемник дряхлеющего Всеволода. Ицхак Жучин, старый надежный товарищ, сказал об этом Горазду прямо. Так что было из-за чего стараться в Киеве берестеньскому князю, ибо здесь решалась судьба не только княжича Дира.

– Я готов тебе помочь, боярин Святополк, – сказал Горазд, – но и ты помоги нам. Как только Дир станет великим князем, мы устраним Воислава Рерика. А пока его ротарии нужны нам, чтобы сдерживать сторонников князя Ждислава.

Двести ротариев, присланных Искаром Урсом, взяли под контроль киевский Детинец, поставленный чуть ли не во времена князя Кия. Однако, увы, Дир не стал здесь полным хозяином. Даже власть в тереме, где прошло его детство, ему приходилось делить с варяжским выскочкой Воиславом Рериком. Залетный Сокол сразу дал понять, что Дир находится у ротариев под подозрением. И как напоминание об итильском предательстве к княжичу был приставлен брат Воислава Сивар. Именно кулак этого молодца опрокинул в свое время княжича на залитый кровью пол дворца гана Бегича. Воспоминание, что ни говори, не из самых приятных в жизни Дира. Раскаяния за совершенное тогда предательство княжич не чувствовал. Ведь в конечном счете все сейчас поворачивалось именно так, как предсказывал бек Карочей. Воислав Рерик действительно посватался к дочери Драгутина Зорице, и их брак был условием союза с Искаром Урсом, без помощи которого Диру, конечно, не утвердиться на великом столе. Этим людям Дир нужен был как таран, с помощью которого они хотели опрокинуть плотные ряды сторонников князя Ждислава. Ну а потом, когда с Ждиславом будет покончено, настанет черед самого Дира. Тянуть с этим Рерик не будет, ибо только смерть бездетного князя открывает мужу княжны Зорицы путь к великому столу. Смерть грозила княжичу отовсюду, и, быть может, поэтому он с готовностью принял руку помощи, протянутую ему каганом Обадией. Письмо от кагана привез князь Горазд, он же привел с собой дружину в пятьсот мечников, которая сразу же изменила расстановку сил в Киеве в пользу сторонников Дира, кои за последние дни сильно выросли в числе. Заколебавшаяся было дружина покойного князя Яромира во главе с воеводой Святополком ныне твердо заявила о своей поддержке княжича Дира. Таким образом под его рукой собралось столько мечников, что можно было уже не опасаться прямого насилия со стороны князя Ждислава. В таких условиях Дир начал подумывать о том, как бы половчее избавиться от нежелательных союзников в лице ротариев Воислава Рерика. Однако князь Горазд и боярин Любомир настоятельно советовали ему не торопиться.