Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь - Иван Тургенев

Собирательным по существу является также образ Лаврецкого. Указывалось на его сходство в отдельных биографических моментах с реально существовавшими лицами, например, с Н. П. Огаревым[170]. Но во всех исследованиях в то же время отмечается, что образ Лаврецкого вобрал в себя многие личные настроения самого Тургенева и что повествование о нем изобилует автобиографическими деталями.

Рукопись романа расширяет наше представление об автобиографическом характере некоторых подробностей повествования. Особенно показательны в этом отношении страницы, посвященные истории рода Лаврецких и описанию жизни героя до начала действия романа (главы VIII–XII). Глава о предках Лаврецкого состоит из 26 страниц чернового, обильно правленного текста. Кроме стилистических исправлений, обращают на себя внимание такие замены текста: прадед Федора Ивановича Лаврецкого Андрей первоначально в рукописи всюду назван Тимофеем (иногда Иваном, л. 46) и соответственно сын его — Петром Тимофеевичем. Характерно, что эти имена встречаются и в родословной самого Тургенева[171]. В окончательном тексте говорится, что родоначальник Лаврецкий выехал из Пруссии в княжение Василия Темного и «был пожалован двумя стами четвертями земли». В автографе первоначально была названа не Пруссия, а Венгерская земля[172], а в том месте, где должен был быть указан размер земельного надела, в рукописи оставлено пустое место с многоточием — очевидно, Тургенев где-то собирался уточнить цифру и сделал это позже, уже не в черновой рукописи.

В первоначальной редакции приводилось значительно больше подробностей из семейной хроники Лаврецких, чем вошло в окончательный текст. В частности, подробнее описывались «страшные дела» Тимофея Лаврецкого и его сына Петра, прадеда и деда героя — жестокие методы обучения дворовых мальчиков ремеслу, картина оскудения некогда богатых хозяйств, произвол и беспутство поместных прожигателей жизни (см. Т, ПСС и П, Сочинения, т. VII, с. 316 и след.).

Многие детали этих описаний имеют автобиографический характер. В литературе указывалось на черты сходства между образом деспота Андрея Лаврецкою и братом деда Тургенева по материнской линии Алексея Ивановича Лутовинова, между жизненной судьбой отца Лаврецкого Ивана Петровича и деградировавшего вольтерьянца Ивана Ивановича Лутовинова[173]. Отзвуки семейных преданий о роде Лутовиновых встречаются и в других произведениях Тургенева, например в рассказах «Три портрета» (1846), «Три встречи» (1852), причем некоторые детали из жизни «людей екатерининского времени» в этих рассказах сходны с описанием того же времени в «Дворянском гнезде» (характеристика старого дома в Васильевском и фамильных портретов, появившаяся в автографе романа в виде позднейшей вставки).

За счет автобиографического материала значительно расширен в автографе текст в главе о воспитании молодого Лаврецкого. Так, вначале было сказано, что единственными игрушками Феди в детстве были три картонные фигурки, которые по воскресеньям разрешалось ему перекладывать с места на место. Во втором варианте единственным развлечением маленького Феди было воскресное посещение обедни (см. варианты чернового автографа — Т, ПСС и П, Сочинения, т. VII, с. 325). Затем на полях появляется большая вставка о любимой книге Феди Лаврецкого — «Эмблемы и символы» Максимовича-Амбодика, — книге, которую читал и маленький Тургенев (см. ниже, с.420). Добавлена также на полях сатирическая характеристика «системы» Ивана Петровича, при помощи которой он хотел воспитать из сына спартанца (в автографе: «гражданина, спартанца» — этот вариант не зачеркнут), и обобщение: «„Система“ сбила с толку мальчика, поселила путаницу в его голове, притиснула ее» (с. 40–41, строки 38–19)[174].

Реальные жизненные впечатления, пережитые самим автором, притомились и в описании местности, где происходит действие романа. «Дворянским гнездом» называлось в Орле место расположения лучших барских усадеб, прилегавших к обрывистому берегу река Орлик[175]. В этой местности, над рекой, в конце Октябрьской улицы (б. Дворянской), находится старинный дом, который известен среди орловчан как «дом Калитиных». По свидетельству старожилов, Тургенев с большой точностью описал в романе действительно существовавший в названной местности дом и окружавший его большой сад[176].

Хорошо знакомые ему края описал Тургенев и в тех главах романа, где рассказывается о родовом имении Лаврецких — Васильевском. В своих воспоминаниях о совместных охотах с Тургеневым летом 1858 г. А. А. Фет указывает, что, как он достоверно знает, действие романа «Дворянское гнездо» в той части, где говорится о Васильевском, «перенесено Тургеневым в Топки», имение писателя в Малоархангельском уезде Орловской губернии. В романе отразились реальные впечатления писателя от одной из таких поездок в Топки вместе с Фетом: окрестный пейзаж, картина запустения старого дома, встреча с крепостным слугой Антоном, церемония обеда и т. п. При этом автор воспоминаний уточняет некоторые детали: «Описание старого флигеля, в котором мы остановились, верное в тоне, весьма преувеличено пером романиста. По раскрытии ставней, мухи действительно оказались напудренными мелом, но никаких штофных диванов, высоких кресел и портретов я не видал»[177].

Если учесть, что упоминаемое Фетом описание старинного барского быта — мебель екатерининских времен, портреты предков и т. д. — представляет в автографе позднейшую вставку в текст, как и описание одичавшего сада, старинных лип, небольшого пруда, о чем нет никаких упоминаний в рассказе Фета о Топках, то можно предположить, что Тургенев при последней отделке романа в описании объединил Топки и свое любимое Спасское, с его поэтическим садом, светлым прудом, липовой аллеей и домом, где висели родовые портреты и сохранялась старинная фамильная мебель.

Не только Лаврецкого, но и других персонажей романа Тургенев наделил чертами, которые представляли для него лично особый интерес. О личности Михалевича с кругом его идеальных исканий уже говорилось выше. Особое место занимает в романе фигура Лемма. Человек чистой души, он один из тех, кому автор предоставил право обнажать нравственную сущность героев, судить их судом совести. Значительна для Тургенева и собственная судьба Лемма. Оторванный от родной почвы немец-музыкант, который по своей одаренности мог бы стать в ряду великих композиторов своей родины, становится жертвой губительных для таланта обстоятельств. Страницы биографии Лемма (глава V) вырабатывались в автографе с особой тщательностью: многие строки, фразы, слова имеют по нескольку вариантов. Варьируется возраст немца (год рождения 1796, затем 1798, затем 1790, в окончательном тексте — 1786), отыскиваются наиболее выразительные портретные штрихи, в рассказе о бродячей жизни музыканта отбираются наиболее характерные и вместе с тем трагические подробности.

Отношение автора к Лемму отмечено высоким лиризмом. Лемм олицетворяет для Тургенева любимейший вид искусства — музыку[178]. Образ Лемма занимает особое место в эстетической системе писателя, поставившего перед собой задачу сделать самую музыку объектом художественного изображения, передать литературными средствами силу ее эмоционального воздействия. Тургенев говорит об этом в письме к Л. Н. Толстому от 17 (29) января 1858 г., отзываясь о его рассказе «Альберт» («Музыкант»): «Мне странно, однако, почему Некрасов забраковал „Музыканта“; что́ в нем ему не понравилось, сам ли музыкант, возящееся ли с собою лицо? Боткин заметил, что в лице самого музыканта недостает той привлекательной прелести, которая неразлучна с художественной силой в человеке; может быть, он прав; и для того, чтобы читатель почувствовал часть очарованья, производимого музыкантом своими звуками, нужно было автору не ограничиться одним высказыванием этого очарования».

Тургеневу хорошо был известен тип немца, учителя музыки — и по собственным наблюдениям[179] и по предшествующей русской литературе[180], но в самой тональности повествования о Лемме сильнее всего сказались традиции немецкой романтической литературы 20-30-х годов XIX века, широко привлекавшей образную музыкальную стихию для психологической характеристики героев[181]. Усвоению этих традиций способствовало личное пребывание писателя в 30-е годы в Германии, а также общение с русскими шеллингианцами, пропагандировавшими в России немецкую романтическую литературу — и прежде всего с известным меломаном и философом В. Ф. Одоевским.

Неоднократно отмечалось, что «Дворянское гнездо» музыкально, как ни одно из произведений Тургенева[182]. В нем много говорится о музыке, и действующие лица часто предстают перед читателем в момент музицирования — игры на фортепьяно, пения. Отношением к музыке характеризуются многие персонажи — Лиза, Варвара Павловна, Паншин и другие. Высокой музыкальностью отличается самый язык романа, звукопись — важнейший элемент пейзажной лирики в «Дворянском гнезде». Во всей этой многообразной музыкальной стихии композиционно выделяется лирическая мелодия Лемма. Музыкальные композиции Лемма оттеняют моменты высокою душевного напряжения героев, языком музыки Лемма рассказывает Тургенев о любви Лаврецкого к Лизе. Эпизод вдохновенного творческого взлета Лемма является кульминацией темы счастья в романе — темы, вокруг которой организована вся идейная проблематика произведения.