Самый темный секрет - Джена Шоуолтер

А ее колени сжали его бока, живот задрожал от удовольствия иметь его внутри себя. Она никогда не выглядела прелестнее, - подумал он. Никогда не выглядела более язычницей, более... его.

Хайди - задыхающийся шепот в ее голове - Я не должен больше двигаться. Ты должна... слезть... с меня... на меня... черт, просто двигайся.

Она этого не сделала. Она осталась на месте, наблюдая за ним.

Его пальцы обвились вокруг ее талии, крепко держа. Она была настолько мокрой, такой восхитительно прохладной, и убивала его с каждой секундой, отказываясь слазить с него, или двигаться на нем.

Наконец они опустились на землю. У него не было сил оттолкнуть ее. Также он был чертовски уверен, что у него не хватит смелости взять ее. Он не мог причинить ей боль. Не мог ею рисковать.

Хайди, попытался он снова

- Просто подожди, малыш,- прошептала она хрипло, - Всю работу сделает маленькая леди.

Глава 26

ВСЮ РАБОТУ...

Святой ад, она действительно угробит его.

Особенно теперь, когда между ними не осталось секретов. Никаких. Амун знал, что теперь она читала его так же легко, как и он ее, и знал для чего она это делает. Она чувствовала его страх, его решимость никогда не прикасаться к ней. Также и он чувствовал ее страх, ее готовность рискнуть собой. Чтобы испробовать это снова.

Но больше острого наслаждения, которое он мог получить в ее теле, больше абсолютного блаженства ощущать, как она туго сжимается вокруг него, больше чем трепет от скольжения внутри нее, больше всего этого он хотел, чтобы она была в безопасности.

Тайны, проскрипел он. Ты знаешь, что с ней случится, если мы... если я... снова возьму ее?

Демон все еще блуждал в ее голове, впитывая все тайны.

Черт возьми! Хайди все ещё не двигалась.

Она просто сидела, его ствол был погружен в ее глубины, давая ему время, чтобы приспособиться к ее планам. Если бы он был сильным человеком, он бы оттолкнул ее. Но он не был.

Он был воином, который, наконец, нашел свою женщину. Воином, который хотел обладать ею, ее телом и душой. Воином, который должен заявить на нее свои права, чтобы убрать от нее всех остальных мужчин.

- Я буду медленной, ладно? Просто отпусти меня, и я доставлю нас обоих прямо в рай.

Нет, сумел прорычать он в ее голове. Схватит ли он ее снова? Ага. Он должен. Он защитит ее. Даже от нее самой.

- Тогда может ты хочешь, чтобы это было быстро?- спросила она, игнорируя его слова.

Нет! Боги, да.

- Что я должна сказать, чтобы ты передумал? Мне нужен твой огонь, Амун. Твой жар.- Пока она говорила, она наклонилась, меняя угол погружения и вызывая его стон. Ее руки обвились вокруг его головы, ее груди коснулись его груди, оцарапав его сосками, ее распутный ротик завис над его губами. - И я думаю, может быть, ты хочешь моей прохлады?

Это небольшое колебание показало нечто в ее мыслях и тоне. Неопределенность. Она боялась, что не могла угодить ему сексуально. Что она была слишком холодной для него, что может причинить ему боль.

Он не мог позволить ей придираться к себе. Подвергать сомнению ее власть над ним. Некоторым людям, возможно, не нравится, что их женщины могут узнать, насколько сильно они их возбуждали, но Амун не был одним из них. Чем лучше она поймет глубину своих чувств, тем увереннее она будет. Он хотел, чтобы она была уверенна.

Пока она покусывала его нижнюю губу, он отпустил ее бедра, скользнув руками под нее, рядом с его храмами, и переплетя их пальцы. Она посмотрела на него, эти светло-серые глаза сверкали, и смутилась, словно она не понимала, что он предлагал.

Я не надел презерватив в этот раз тоже, сказал он.

Ее зрачки расширились, когда она поняла, что означал его комментарий. Сдаться. Он давал ей то, чего она хотела. Рискуя, наиболее важной частью своей жизни, разделив эту радость с ней.

- Ты не возражаешь? - спросила она, ее сияющее выражение освещало ее изнутри.

Нет. Он представил, что она беременна его ребенком, столь же сияющий как Эшлин с близнецами Мэддокса, и почти вышел из нее без единого толчка. - Ты? Его голос захлебнулся сейчас.

- Нет,- прошептала она.

Тогда переместись на меня, милая. Позволь дать тебе огонь, а мне понежиться в этом льде. Когда она попыталась подняться, чтобы поехать на нем, он сжал ее руку, держа ее на месте. Так же, как эта.

- Да.- Она использовала колени, как рычаг, и скользнула вверх по его длине, они оба ахнули.

Теперь поцелуй меня.

Она прижала свои губы к его.

Он сразу же открылся, приветствуя ее язык. Прохладный, влажный, как он любил. Она ощутила его самые смелые фантазии и бесконечную страсть, которые стерли его мысли, его опасения, и оставили только нужду. Он боролся с желанием вбиваться в нее, тяжело и быстро, приводя их обоих к сладкому безумию.

Они пойдут медленно, на этот раз. Если в какой-то момент она испытает боль, он найдет в себе силы, чтобы выйти из нее.

Вверх и вниз, она двигалась на нем, наслаждаясь. Наслаждаясь, пока они тяжело дышали друг другу в рот, тихо выдыхая имена друг друга, ее соски терлись о его грудь, создавая декадентское трение. Его кровь была отоплением, и это тепло просачивалось в нее. Ее кровь, должно быть, была охлаждением, потому что холод просачивался в него, оборачивая их обоих в огонь и лед, одно ощущение питалось от другого.

Слишком быстро, - сказал он, хотя они двигались в такой неторопливом, вялом темпе, бедра качались вместе, ее клитор вжимался в него, ее желание обеспечивало такое плотное, идеальное скольжение. Больно?

- Так... хорошо...

Он облизнул путь от ее челюсти. Ее ухо. Он покусывал внешнюю оболочку, а затем скользнул внутрь. Дрожь обстреляла ее позвоночник, и нижняя часть ее тела дернулась от него. Другое покусывание и затем он облизывал вдоль ее шеи. Он остановился у диких ударов ее пульса и сосал, втягивая кровь выше, как раз под его языком. Что заработало еще дрожь от нее.

- Амун?

Да, милая. Боги, он никогда не устает слушать свое имя на ее губах. Наклони голову дальше вправо.

Она повиновалась, и он лизнул сухожилие между шеей и плечом. Ее движения ускорились, но толчки стали мелкими, ее тело проезжало на нем только часть пути.

Самая сладкая. Пытка. Когда-либо. Она держала его в состоянии недрогнувшего желания, его кожа стала так чувствительна, даже прикосновения воздуха распаляло его еще больше.