Римская история в лицах - Лев Остерман

Нужды в этом не было — вполне можно было подождать отъезда Лукулла. Здесь явно проступает стремление оскорбить, унизить своего предшественника именно здесь, в Азии, на глазах у тех, кто был свидетелем его побед и предметом его благодеяний. Все это как-то не вяжется с обычной приветливостью и даже мягкостью характера Помпея, которые отмечал Плутарх (и будет иметь возможность подтвердить нам Цицерон). Я не вижу другого объяснения, кроме ревности — ослепляющей, постыдной ревности, которая питалась в данном случае безмерным честолюбием. Ведь Помпей хорошо знал, что Митридат был вовсе не призрачным противником. Он не мог не слышать рассказы соратников Суллы о тяжелых, кровопролитных сражениях с войсками царя в Греции, во время первой войны с ним. А блестящая операция Лукулла под Тигранокертой, когда он разгромил десятикратно превосходившее по численности войско армянского царя с помощью его же собственной броненосной конницы!? И конечно же, Помпей помнил, что победа в Испании была добыта при содействии кинжала убийцы Сертория, а к решающей битве со Спартаком он опоздал... Но разве не его, Помпея, сам Сулла после африканской кампании назвал «великим»?.. А если это была дьявольская насмешка? В свое время он был в этом даже уверен и выказывал недовольство, когда кто-нибудь из подчиненных именовал его Помпеем Великим. Но после смерти Суллы недовольство постепенно слабело. А потом в Испании он согласился с тем, что имеет право на такое прозвище. Сертория убили именно потому, что он был сокрушен им, Помпеем. От какой страшной опасности он спас тогда Рим! Ему государство обязано не меньше, чем Великому Сципиону — победителю Ганнибала. Ведь Серторий успел сговориться с Митридатом... Но червь сомнения шевелится в глубине души. И потому Помпей питает такую острую неприязнь к Лукуллу.

Но вот развенчанный полководец наконец отбыл из Азии, и Помпей выступает против Митридата. У понтийского царя теперь всего тридцать тысяч человек пехоты да две тысячи конницы. И хотя под командованием Помпея еще меньше воинов, царь не решается сразиться с римлянами в открытом поле — уроки, преподанные Суллой и Лукуллом, не забыты. Сначала Митридат выдержал полуторамесячную осаду в хорошо укрепленном лагере, потом, перебив всех неспособных носить оружие и больных, бежал с лучшей частью своего войска. Помпей настиг его в верховьях Евфрата, прижал к берегу реки и чуть ли не с ходу, в ночном бою нанес понтийцам сокрушительное поражение. Царю во главе отряда из восьмисот всадников удалось прорваться сквозь окружение римлян, однако отряд этот быстро рассеялся, и Митридату пришлось бежать в сопровождении лишь трех спутников. (Плутарх, конечно, не забывает упомянуть, что в их числе будто бы была не оставлявшая царя в походах отважная наложница Гипсикратия). Митридат, естественно, опять направился в Армению к Тиграну. Но на этот раз царь царей благоразумно отказал ему в убежище и даже объявил награду в сто талантов за голову своего тестя. Было ясно, что владыка Армении сопротивляться римлянам не намерен. И действительно, когда Помпей вторгся в его страну и подошел к Артаксатам, то, по свидетельству Плутарха:

«...царь Тигран, совсем недавно разбитый Лукуллом, узнав о мягком и добром характере Помпея, впустил римский караульный отряд в свой дворец, а сам в сопровождении друзей и родственников отправился к Помпею, чтобы отдаться в его руки». (Там же, XXXIII)

Тигран не ошибся, доверившись великодушию Помпея. Римский историк живописует трогательную финальную сцену бескровного покорения Великой Армении:

«Когда царь верхом прибыл к лагерю, двое ликторов Помпея, подойдя к нему, велели сойти с коня и идти пешком, так как никогда в римском лагере не видели ни одного всадника. Тигран повиновался и даже, отвязав свой меч, передал им. Наконец, когда царь предстал перед Помпеем, он снял свою китару (царский головной убор. — Л.О.), намереваясь сложить ее к ногам полководца и, что самое постыдное, упасть перед ним на колени. Помпей, однако, успел схватить царя за правую руку и привлечь к себе. Затем он усадил его рядом с собой, а сына по другую сторону. Он объявил царю, что виновник всех прежних его несчастий — Лукулл, который отнял у него Сирию, Финикию, Киликию, Галатию и Софену. Землями же, которые еще остались у него, пусть он владеет, выплатив римлянам за нанесенную обиду семь тысяч талантов, а царем в Софене будет его сын. Эти условия Тигран охотно принял, и тогда римляне приветствовали его, как подобает царю, а Тигран, чрезвычайно обрадованный, обещал дать каждому воину по полмины серебра, центуриону — по десять мин, трибуну по таланту. Сын, напротив, сильно досадовал, и, когда его пригласили на угощенье, заявил, что не нуждается в таких почестях со стороны Помпея, ибо может найти себе другого римлянина. Тогда Помпей велел наложить на него оковы и содержать в тюрьме для триумфа». (Там же) Недовольство сына объясняется тем, что он рассчитывал заполучить трон отца, восстал было против него и встречал Помпея на дальних подступах к столице.

Однако победа над Тиграном была не слишком убедительна, а Митридат тем временем укрылся где-то на территории нынешнего Закавказья. Пока этот неукротимый враг римлян оставался на свободе, они не могли быть уверены в надежности своих азиатских владений, и Помпей решился на преследование понтийского царя в горной стране, населенной дикими кавказкими племенами. Из Армении он двинулся на северо-восток в страну альбанцев (примерно нынешний Азербайджан). Альбанцы сначала согласились пропустить Помпея, затем вероломно напали на него, но были разбиты. Потом, вслед за бежавшим от него Митридатом, Помпей пошел на запад, в теперешнюю Грузию, населенную тогда воинственным племенем иберов. Иберы оказали ему серьезное сопротивление, однако в большом сражении римляне разгромили и их, убив девять тысяч и взяв в плен больше десяти тысяч иберийских воинов. Затем через легендарную Колхиду Помпей вышел к берегу Черного моря. Там он узнал, что Митридат ускользнул от него и скрывается среди диких племен Приазовья. Идти за ним так далеко, через земли многочисленных враждебных народов, было слишком рискованно. Помпей решил пока ограничиться морской блокадой Боспорского царства. А тут еще поступили известия о новом военном выступлении альбанцев. Пришлось вернуться на восток, в жестокой битве усмирить восставших, а затем и вовсе уйти с Кавказа.

Сначала Помпей пошел в Понт, завершил его покорение и образовал новую римскую провинцию «Вифиния и Понт». Оттуда, в 64-м году он двинулся на юг в Сирию, которую, в качестве «правопреемника» армянского царя, объявил достоянием римского народа и римской провинцией. Надо отдать должное Помпею — он потратил немало сил на устройство дел в этой раздираемой внутренними распрями стране. И вообще его гражданская деятельность на Востоке оставила очень хороший след (быть может, и в этом он старался превзойти Лукулла). Он основал около сорока новых городов, которые стали дополнительными центрами эллинской цивилизации. Уже существующие городские общины получили от него уложения об их гражданском статуте. На эту работу Помпей потратил целый год. Плутарх в лестных выражениях отзывается о миротворческих усилиях Помпея:

«Что касается городов, то многие он основал, а многие освободил, подвергая наказанию тиранов, захвативших их. Больше всего времени он посвящал разбирательству судебных дел, улаживая споры городов и царей. Куда он сам не мог прибыть, он посылал своих друзей. Так он послал трех посредников и третейских судей к армянам и парфянам, которые попросили его решить их спор об одной области. Действительно, слава его могущества была велика, но не меньшей была и слава его справедливости и милосердия. Эта его слава, — добавляет Плутарх, — покрывала большинство проступков его друзей и доверенных лиц, так как по натуре он был неспособен обуздывать или карать провинившихся. Сам же он оказывал такой ласковый прием всем, кто имел с ним дело, что обиженные легко забывали и прощали алчность и грубость его помощников». (Там же, XXXVIII)

Затем честолюбие погнало Помпея дальше на юг. Он вознамерился пройти через Аравию к Красному морю, чтобы «победоносно достигнуть Океана, окружающего со всех сторон обитаемый мир» (Плутарх. Там же). Первой на его пути лежала Иудея. Здесь тоже царили хаос и междоусобицы.

Еще в 168-м году до Р.Х. сирийский царь Антиох IV Эпифан обложил подвластную ему Иудею огромной данью, захватив Иерусалим, ограбил храм, поселил в городе чужеземцев-язычников и всячески издевался над религией иудеев: запретил празднование субботы, обряд обрезания, заставлял есть свинину Храм Иерусалимский был наречен святилищем Зевса. В следующем году началось восстание. Его возглавил Маттатия — священник из рода Хасмонеев. После его смерти руководство партизанской войной перешло к сыну Маттатии — Иуде Маккавею. Четыре военных похода, предпринятых против повстанцев, окончились неудачей. В 164-м году, после смерти Антиоха, воины Иуды Маккавея овладели Иерусалимом. Храм был очищен от языческих идолов (в честь чего был установлен праздник иудеев — Ханука). Спустя три года был заключен союз с Римом, а в 142-м году Иудея обрела полную независимость. Во главе государства с тех пор неизменно стояли цари-первосвященники из рода Хасмонеев.