Нечаев: Созидатель разрушения - Феликс Лурье

«Что же касается до Нечаева, то положение, которое приняло дело после разрыва его с Бакуниным и Огаревым, требует уже теперь способностей специального сышика, которыми, сам сознаюсь, я не владею в достаточной степени, да к тому же приложение мною этих способностей вне сферы Бакунина и Огарева могло бы теперь, в случае неудачных поисков, не только временно, но и навсегда испортить дело, за исключением одной поездки в Марсель, куда я поеду, а на обратном пути в Локарно. Я обещал вам при первом моем отправлении за границу тотчас написать откровенно, когда пребывание мое здесь сделается бесполезным и ненужным. Исполняю теперь мое обещание».[633]

Так закончилась погоня Романа (Постникова) за Нечаевым, ее довершили более удачливые сыщики. Столь длительная и странная охота русских полицейских агентов за вождем московских заговорщиков наводила на мысль — случайно ли это, не служил ли Нечаев в III отделении. Так думали многие,[634] но в политической полиции он не служил.

В Цюрихе Нечаев отыскал Сажина, переселившегося туда из Женевы осенью 1870 года. «В течение двух недель, — вспоминал Сажин через пятьдесят пять лет после описываемых событий, — мы по нескольку часов проводили вместе и постоянно в оживленных разговорах и спорах. Вот тут-то я и увидел, что знания Нечаева довольно ограниченны и вообще его умственный багаж далеко отставал от его других громадных качеств и достоинств. Он обладал колоссальной энергией, фантастической преданностью революционному делу, стальным характером, неутомимой трудоспособностью и деятельностью. В своей продолжительной жизни я очень много знал революционеров, но среди них не встречал ни одного, кто бы обладал этими качествами в такой же степени, как Нечаев».[635]

Сергей нуждался в дружбе Сажина не только потому, что, кроме него, почти ни с кем не был знаком. Сажин руководил кружком русских студентов, имел хорошую библиотеку, поддерживал прочные связи с Россией, Германией и Австрией, превосходно знал, что происходит в Цюрихе. Но бывший вождь «Народной расправы» не попросился войти в кружок Сажина, а предложил ему соединиться с его группой, группой, которой еще не существовало. Лишь одного цюрихского студента, И. М. Пономарева, ему удалось подчинить себе и получить от него подписку в том, «что он, Пономарев, обязуется служить и исполнять беспрекословно все распоряжения Комитета «Народной расправы» с угрозой подвергнуться жестокой каре за уклонение».[636] Вот и все, чем располагал Нечаев к весне 1871 года. Несмотря на прежний разрыв с Сергеем, Сажин не решился отказать ему в возобновлении сотрудничества. Переговоры прервались революцией во Франции, Сажин поспешил туда и участвовал в деятельности Парижской коммуны, Нечаев же остался в Цюрихе. Все современники единодушно выделяли основной его чертой фанатичную преданность революции. И вот, когда наступило время, он не ринулся в Париж на баррикады, ему там для себя нечего было отвоевать, это была не его революция. Он остался в курортном городе Цюрихе, где зарабатывал на жизнь писанием вывесок, в чем вполне преуспел.

После падения Коммуны переговоры возобновились. Кроме Сажина в них участвовали члены его кружка, студенты Цюрихского университета, В. А. Гольштейн, В. Н. Смирнов и А. Л. Эльсниц, бежавшие из России в 1871 году. Все три студента, исключенные из Московского университета после полунинской истории, вступили в «Народную расправу», но участия в ее делах принять не успели. Наслышанные о нечаевских приемах, эмигранты сторонились Сергея, а Сажин, опасаясь, что его репутацию может подорвать сотрудничество с распорядителем убийства Иванова, написал Бакунину письмо о предложении Нечаева и попросил сообщить ему свое мнение. Сажин и члены его кружка были преданными приверженцами Бакунина. Возобновившиеся переговоры прервались ожиданием ответа Михаила Александровича на письмо Сажина. Во время недельной паузы бывший глава московских заговорщиков предложил Сажину совместно издавать газету, а средства на это получить от наследников А. И. Герцена.[637] Нечаев полагал, что наследники Герцена не пожелают добровольно расставаться с деньгами и поэтому следует их шантажировать. Вождь «Народной расправы» располагал частной перепиской Бакунина, А. И. Герцена, Н. А. Герцен, Огарева, И. С. Тургенева и многих других, а также различными бумагами, по мнению нового владельца, компрометирующими известных лиц. Нечаев собирался потребовать от заинтересованных в неразглашении содержания документов воздействовать на наследников Герцена и таким способом получить требуемые деньги. Разумеется. Сажин от этой затеи пришел в ужас. В это время подоспело письмо Бакунина с ультиматумом — или он, или Нечаев. Опять Сергей остался один.

Сообщения в газетах о «Процессе нечаевцев» и резко отрицательная реакция русских эмигрантов обескуражили бывшего вождя «Народной расправы», и его сближение с ними стало еще более проблематичным, Нечаева откровенно сторонились. Бывший студент Цюрихского политехникума В. А. Данилов писал о нем:

«Нечаевское движение окончилось убийством Иванова. Этим фактом якобинство со своими принципами как бы расписалось в своей несостоятельности, в своем несоответствии с внутренним содержанием задачи нарождающейся жизни, нарождающегося общественно-политического строя. <…> Нечаев не мог воскресить якобинства, <…> Нечаев в Цюрихе и Нечаев в России две личности. Кто видел его в Цюрихе в 70–71 гг., тот может это подтвердить. Энергия его пала… Эта крупная сила с сильной волей личности чувствовала, что она изжила свой смысл, что ей нет уже места и она за бортом жизни».[638]

Возможно, Данилов несколько преувеличил состояние упадка, в котором, как ему казалось, пребывал Нечаев, но не один он заметил спад энергии и появление безразличия в действиях бывшего руководителя «Народной расправы».

Многое из жизни Нечаева после распада триумвирата остается навсегда покрытым тайной. Известно, например, что из Цюриха он ездил во Францию, и, кажется, не раз.[639] О его парижских связях ничего не известно, возможно, он предпринимал попытки сблизиться с П. Л. Лавровым. Только в минуты отчаяния у Сергея могла появиться подобная мысль. Лавров не Бакунин, в беспринципности его упрекнуть никто не рискнул бы. Зимой 1872 года в Цюрих приехал бежавший из бессарабской ссылки 3. К. Ралли-Арборе, единомышленник Нечаева по петербургским студенческим волнениям. Вскоре для встречи с ним из Парижа примчался Сергей. «Я нашел его совершенно не изменившимся, — вспоминал Ралли, — даже не возмужавшим. Это был тот же худенький, небольшого роста, нервный, вечно кусаюший свои изъеденные до крови ногти молодой человек, с горящими глазами, с резкими жестами. <…> О пребывании Нечаева у меня вскоре узнал М. Л. Бакунин, который, совместно с Сажиным и моими товарищами Эльсницем и Гольштейном, потребовал у меня разрыва с Нечаевым, предполагая, конечно, что у нас затевается что-нибудь общее. Кроме нескольких из эмигрантов с Бакуниным во главе никто не знал, однако, о пребывании Нечаева в Цюрихе, где он проживал под псевдонимом Лидерса».[640]