Метеоры - Мишель Турнье

И «мерить землю» — значит идти по ней широким шагом.

………………………

Маленьких женщин в сером сменила другая человеческая разновидность обоих полов. Мужчины в рубашках, женщины в блузках, рубашки и блузки — незапятнанной белизны. Рабочий день начался. Шутят, улыбаются, болтают. Я присутствую при одной и той же сцене, повторенной в тысячах ячеек, одинаковых по вертикали и горизонтали, как пчелиные соты. В голову приходит мысль о специальных энтомологических рамках для наблюдений за насекомыми, только у меня вместо перегородки — стекло. Но мой наблюдательный пост имеет преимущество: я ничего не слышу.

………………………

Что значит быть живым существом? Небольшой набор генов, помещенный в ту или иную среду. И более ничего. То, что не проявляется благодаря наследственности, сообщается средой. И наоборот. К этим двум элементам у близнецов добавляется третий — брат-двойник, который в своем лице являет сразу и наследственность, и среду, и еще нечто большее.

Так как двойничество близнецов погружает кусок среды в сердцевину одинаковой наследственности, не просто отсекая его от внешнего мира, а превращая его вместе с воздухом, светом и звуками в тайное бытие единого существа. Два подлинных близнеца — это только одно существо, и весь ужас состоит в том, что они занимают при этом два различных места в пространстве… Но это пространство — особого рода. Оно настолько богато и живо, что по сравнению с ним то, где бродят непарные — просто иссушенная пустыня. Пространство между близнецами — это расширенная душа. Она способна расширяться во все стороны. И оно способно сужаться почти до полного исчезновения, когда близнецы спят в одной постели, сплетясь в позе овала. Но если один из них уезжает далеко, оно, расширяясь, догоняет его, соединяется с ним, никогда не разрываясь, оно может увеличиваться так, что покроет собой всю землю и небо. И тогда дешифровальная решетка близнецов покрывает весь мир, и тогда города, леса, моря, горы приобретают новый смысл.

Остается один последний вопрос, не перестающий меня терзать с тех пор, как уехал Жан: что будет с этой расширенной душой, если один из близнецов исчезнет навсегда?

Получается, что вся наша история не более чем долгая и полная превратностей медитация на тему пространства.

………………………

Прогулка по городу. Дневной свет не идет городу электричества.

Конечно, бюро, витрины, магазины освещены, поворачивающиеся экраны, бледная магия неоновых ламп вдребезги разбита солнцем. Как хищные ночные птицы, ждущие сумерек, чтобы развернуть свои белые крылья, электрический город молчаливо страдает от тирании солнца и с нетерпением ожидает грядущей ночи.

Иллюзия? Прикоснувшись к стене какого-то дома, я почувствовал покалывание в пальцах. Возможно ли, чтобы этот город был настолько насыщен электричеством, что его источают дома, как влагу? Я снова вижу леса столбов, увешанных проводами и подвесками — как стилизованные рождественские елки в гирляндах, высаженные на берегах рек Утауэ и Святого Лаврентия. С особенным чувством припоминаю о том, что в нескольких километрах отсюда Ниагарский водопад, громоподобно рыча, кормит собой самую большую гидроэлектростанцию американского континента, с запроектированной мощностью в 2 190 000 киловатт.

Вот она — иннервация огромной страны. Это землемеры, терпеливо трудясь с помощью своего детского инвентаря и — что важнее всего — обходя землю «большими шагами», делают возможным то, что Ниагарский водопад, продолженный миллиардами миллиардов бесконечно разветвляющихся проводов, мгновенно реализует свою суверенную мощь.

Тело и дух. Великолепная масса воды, низвергнутая, с грохотом конца света, в пропасть глубиной в сорок семь метров, интенсивное размывание находящихся под ней скал, геометрически возрастающее по мере приближения к месту падения гигантское облако брызг, поднимающееся к небу и затмевающее солнце, — все это только материя, грубая тяжесть, телесное присутствие. Но это воющее и содрогающееся тело наделено своего рода духом, этими 2 190 000 киловаттами. Невидимая сказочная энергия, молчаливая, окрыленная, со скоростью света распространяется по всему свету и расцветает в искусственных огнях электрического города, в котором каждый камень испускает искры при малейшем прикосновении, до такой степени он напитан этим чудесным током.

Тяжелые, подбитые железом, башмаки землемера поднимают белую пыль больших дорог, увязают в черной, только что вспаханной земле прерий. Он останавливается, расставляет вехи, щурится, уравнивая нивелировочную рейку, становится на колени, чтобы закрепить размеченную цепь и делает знак своему товарищу, находящемуся в пятидесяти метрах от него и держащему другой конец цепи, чтобы и тот стал на колени. Но когда он поднимается, то видит в небе утонченную и гигантскую арматуру столбов, огромных стальных канделябров, держащих на концах своих изоляторов из белого фарфора пучки проводов высокого напряжения, размеченных красными шарами. Они тоже скованы цепью и тоже мерят своими гигантскими шагами великую канадскую прерию, пересекая озера, перешагивая леса, устремляясь из долины в долину, перескакивая с холма на холм, чтобы, уменьшаясь, исчезнуть в бесконечном горизонте. Землемер, который всегда грезил о том, чтобы лечь на землю, покрыть эту страну бесконечно удлиняющимися руками и ногами, отдать ей нервы своего тела, такой землемер чувствует любовь к этим огромным, несущим провода светильникам, убегающим все дальше, становясь слабыми и неразличимыми, в ветер, снег и ночь.

ГЛАВА XXI

Берлинские узники

— Возможно, однажды я представлю вам моего друга, Хайнца. Он — инвалид войны. На Украине он ухитрился поставить ногу на собственную мину. Ему оторвало почти всю левую половину — руку, бок, ногу и часть лица. Его правый профиль поражает здоровьем, правильностью черт, румянцем и пухлостью, в которых есть что-то сверхчеловеческое — до такой степени, что, говорят, вся сила и витальность левой стороны перетекла в правую. Но левая сторона — сплошная огромная разорванная рана.

Вы, французы, видите только здоровый профиль Германии. Вас подкупает ее быстрое развитие, ее монеты, тяжелые, как будто они из золота, слишком прибыльный торговый баланс. Да и трудящимся здесь лучше платят, они — более дисциплинированные, производят больше, чем в других европейских странах.

Но есть и другой профиль. Граница по Одеру — Нейссе ампутировала всю Восточную Пруссию и половину Западной, Восточная Германия — серая и злобная, Берлин — псевдостолица, вздувшаяся посреди Европы как неисцеляемый гнойник. Процветание Германии — это притча о безногом с крепкими руками.

— Пусть так, но что касается левой стороны. Может быть, она вам кажется такой ужасной, так не нравится потому, что вы смотрите не с той стороны? Восточная Германия создавалась не для того, чтобы на нее смотрели с Запада. Знаете ли вы, какова она с точки зрения Польши, Чехословакии, СССР?

— Это неважно. Я знаю, какой она кажется самим восточным немцам. С момента возникновения Восточной Германии в 1949 году, 2 900 000 ее жителей, включая 23 000 военных — бежали на Запад. И движение в этом направлении все возрастает: 30 444 — в июле, 1322 — 1 августа, 1100 — 3-го, 283 — 5-го, 1741 — 8-го, 1926 — 9-го, 1709 — 10-го, 1532 — 11-го, 2400 — 12-го… И дело даже не в количестве. Эти беглецы в основном молоды, в самом продуктивном для нации возрасте. Восточная Германия теряет свой генофонд, саму основу своего существования.

— Немец, даже западный, должен бы страшиться такой перспективы. Четверть территории бывшего немецкого рейха была аннексирована СССР и Польшей. Другая четверть — Восточная Германия теряет немецкое население. К чему же приведет эта миграция? Восточная Германия превратится в пустыню, куда вынуждены будут посылать из других восточных стран поселенцев, в то время как 70 миллионов немцев с трудом помещаются на гораздо меньшей территории Федеративной Республики. Западная Германия ничего не выиграет оттого, что ее соседка Восточная Германия будет обескровлена, окажется на краю гибели от утечки жизненных сил. Западная Германия, наоборот, должна желать своей сестре процветания и отсутствия комплексов, чтобы с ней можно было вести диалог и устанавливать различные связи.

— Только от руководителей Восточной Германии зависит превратить свою землю в рай свободы и благополучия, чтобы уже западные немцы стремились туда…

Воскресенье 13 августа 1961 года. Немного за полночь, части народной полиции (Volkspolizei) и «Национальной народной армии» (Nationale Volksarmee) съезжаются колоннами к границе западного и восточного сектора Берлина и начинают огораживать ее колючей проволокой и рогатками. Они оттесняют редких в этот час прохожих, идущих из одной части Берлина в другую. Танки и бронемашины занимают позиции в главных точках прохода между секторами, такими как Бранденбургские ворота, Потсдамерплатц, Фридрихштрассе и Варшавский мост. В других местах саперы народной армии ломают мостовые и асфальт проезжей части, чтобы возвести баррикады. Наблюдательные вышки и пулеметные гнезда установлены в доминирующих пунктах. Сообщение между секторами с помощью S-Bahn (городская железная дорога) и U-Bahn (метро) прервано.