Скорость тьмы - Александр Проханов

Коленька, сын Алексея Ведеркина, хрупкий, с тонкой шеей и большими глазами мальчик, вместе с матерью Антониной вышли к Волге и стояли на набережной, глядя, как по реке проплывает белая баржа. С баржи доносилась веселая музыка, женщина на палубе развешивала белье. Коленька уже неделю, как вернулся из Германии, где его оперировал известный профессор Глюк. Операция прошла удачно, на бледном лице Николеньки тихо горел румянец.

Он держал мать за руку, провожая взглядом баржу:

— Мама, а когда папа вернется, мы отправимся путешествовать по Волге?

— Отправимся, — отвечала Антонина.

— А папа меня научит плавать?

— Научит.

— Мы сядем на теплоход, поплывем по Волге, и нам втроем будет хорошо. Ведь так?

— Да, мой родной.

Они смотрели, как вниз по реке удаляется баржа, пока она ни исчезла из вида. Но из-за поворота реки, куда она скрылась, еще долго доносилась музыка.

Ратников стоял за штурвалом яхты, направляя ее в море, туда, где недавно они плыли с Ольгой Дмитриевной. Он надеялся, что ее душа все еще витает над водами и коснется его, если он приплывет на заповедное место. Берега стояли в золоте осени, на холмах высились золотые иконостасы, в голубых далях туманились и дышали лики русских святых. Святые взирали из осенних рощ в пустынную синь, из которой улетели последние журавли.

Белые церкви опрокидывались в море чуть размытыми, похожими на облака отражениями, среди которых мерцали тихие искры крестов. Он вспомнил, как она говорила, то ли во сне, то ли наяву, что в Волге, несущей отражения многих крестов, течет святая вода. Ему страстно, слезно захотелось услышать ее голос, увидеть, как наполняются светом ее глаза, и он беспомощно огляделся кругом.

Доплыл до пограничного бакена, заглушил двигатель и вышел на палубу. Яхта тихо колыхалась, ее медленно сносило по осенней воде с бирюзовыми разводами, без рыбьих всплесков и птичьих вскриков. Ему было одиноко, печально. Самая яркая и осмысленная часть его жизни, пройдя сквозь ослепительное, короткое счастье, была прожита. Ему предстояло и дальше проживать свою жизнь среди забот и тревог, неизбежных трат и невосполнимых потерь, терпеливо и замкнуто снося предстоящие годы. И уже никогда не восхитится его душа, не озарится ослепительным счастьем, сберегая тайный свет чуда, его посетившего. Он стоял на палубе, глядя в золотые пространства, где в холмах и долинах гуляла осень. Осыпала с берез листву, открывая в вершинах пустую лазурь, где уже веяло холодами и снегами близкой зимы.

Он вдруг услышал звук. Тонко и высоко звучала незримая струна, натянутая в беспредельной синеве. Звук дрожал, трепетал, медленно опускался на шелковые воды и золотые леса, словно сквозь шелк и парчу продергивали мерцающую серебристую нить. Ратников искал источник звука, поднимал глаза туда, где, едва заметное, туманно и нежно реяло перистое облако. Низко, совсем с другой стороны, рвануло свистом и грохотом. С ослепительным блеском возник самолет, прошел стороной над морем и взмыл, оставив гаснущий след. И там, куда он исчез, огромно и пусто сияло небо. Лазурь стала сжиматься, звенеть, рождала из себя оточенное острие, блестящие лезвия, металлический грохот и свет. Самолет низко прошел над морем, выдавливая темные ямы, окутываясь туманными брызгами. Ратникову показалось, что эти звенящие брызги огненно окропили его. Истребитель «пятого поколения», исчезнув, продолжал звучать, совершая боевой разворот. Прошел высоко над Ратниковым, покачивая крыльями, сбрасывая зеркальны отражения. Казалось, самолет шлет Ратникову воздушные поцелуи, приглашает к себе на небо, ликует при виде его.

Он кружился над Ратниковым, перевертывался, словно играющий голубь. Взмывал, пропадая в лазури. Рушился молнией, желая вонзиться в море. Достигнув поверхности, в грохоте шел над водой, растворяя темную глубь. Он выписывал в вышине мерцающие иероглифы, изысканные вензеля, словно писал Ратникову любовное письмо, признавался в любви. И вдруг, разогнавшись, замер, остановился в небе, превратившись в сияющий крест. Ратников целовал этот крест, молился на него, был на нем распят.

Он был распят на кресте самолета.

Москва, 2009 год.