Записки о польских заговорах и восстаниях 1831-1862 годов - Николай Берг

Толкуют еще: Заливский республиканец, норовит устроить республику, которая никаким образом не удержалась бы среди стольких монархий, одна как перст. На это скажу: точно, я республиканец и решился умереть республиканцем; но все-таки я не такой безумец между республиканцами, каким меня обыкновенно представляют. Кажется, очень ясно выражено у меня и поставлено главным правилом, в основных пунктах партизанского устава, что народ сам учреждает себе правительство и законы. Не попрекали бы меня этим, если б оглянулись на Грецию и Бельгию. Обе эти земли поднялись за тем, чтобы быть республиками, но потом должны были согласить свое правление с общим положением дел в Европе. Так и мы: если в продолжение нашей борьбы два-три народа не учредят у себя республик, – и мы не будем республикой: по крайней мере все-таки станем на той дороге, по которой идут немцы, французы, англичане и другие, которые не знают личного произвола правителей, имеют законы, промышленность, просвещение и, что ни день, идут к большему и большему процветанию, к лучшим порядкам.

Многие твердят, что Заливский хочет ограбить шляхту и все отдать хлопам – построить на погибели одних счастье и благоденствие других. Люди, говорящие это, не понимают дела, как оно есть и должно быть, и вообще сжились с невольничеством. У них непременно кто-нибудь сидит наверху и давит другого: либо шляхта хлопов, либо хлопы шляхту. Нет того, чтобы представить себе среднее пропорциональное положение, где ни один другого не давит, а всем хорошо и удобно. Не имеют ни малейшего понятия о том, что такое действительно называется собственностью. Не знают, что собственность – есть только то, что приобретено трудом и промыслом; а взятое и отнятое силой есть грабеж и воровство. Неужели, когда бы хлоп взял у кого-либо что даром и насильно, был бы справедлив? За тем, у кого это отнято, вечно бы оставалось право взять отнятое обратно при первом удобном случае. Тогда бы край не имел, значит, правительства, а была бы в нем страшнейшая анархия. Край, который берет собственность у одних, чтобы дать другим, должен заплатить за это по самой добросовестной оценке; и притом может приобретать только то, что для других составляет излишек, что им в тягость, дабы снова продать тем, кто не имеет никакой собственности, и таким образом уравнять интересы и сделать всех гражданами одной и той же земли, дать всем соответственные права. Это не только не будет беззаконно и несправедливо; напротив, народ будет таким образом гарантирован от взаимной ненависти сословий; низший не будет иметь причины мстить высшему за постоянное презрение и несправедливость.

Наконец, многие говорят: положим все это и так, все это и хорошо, что проповедует Заливский, но есть ли у него достаточные способности, чтобы привести все это в исполнение? Настолько ли он добропорядочен и честен, насколько это требуется от человека, берущегося за подобную роль? Эти вопросы принадлежат к самым основательным, к самым справедливым и даже совершенно необходимы: ибо никуда не годится дело, как бы оно само по себе чисто и хорошо ни было, если его отдадут в руки неловкие и нечистые. На все на это мне отвечать нечего, ибо никто себе судьей не был и быть не может. Вам, граждане, вам самим предоставляется вникнуть в этот предмет и осмотреть его со всех сторон, с какой кому удобнее и лучше.

Немногого прошу я у вас для отечества: от каждого горсть пороху и какое-нибудь оружие, а уж найдутся такие, кто пустит это в ход против Николая и его полчищ, руководясь любовью к своей земле и к человечеству. Во сто раз больше дали вы Чарторыскому и его клевретам, которые погубили край, и теперь даете тем, кто пресмыкается по передним министров для того, чтобы пускать вам пыль в глаза, что вот-де мы какие великие люди и рано или поздно отстоим для вас свободу; не то тем, кто пугает вас, что выдаст правительству, если не станете давать денег, хоть собственно обвинить вас перед правительством не в чем; а потом смеются и шиканят, что вы такие доверчивые трусы.

Простите меня, граждане, за то, что, желая объяснить вам суть дела и мои цели, я высказал местами горькую правду; ибо я не пришел сюда льстить и этим путем отыскивать себе сторонников, а пришел просто-напросто потолковать с вами сообща о причинах нашего упадка, – а они именно в том-то и заключаются, к несчастию, что я выразил в этом воззвании. И вы можете, пожалуй, пристать к моим врагам: ваша на то есть воля, и у всякого свои убеждения. Но будьте уверены, что меня ничто не собьет с избранного пути; я все обдумал, как надо, и достаточно приготовился на всевозможные опасности, страдания и смерть, чтобы теперь вдруг их испугаться и отступить назад. А что до того, как много у меня врагов, – это меня ни чуть не беспокоит. Смерть будет, во всяком случае, одна: с оружием ли в руках, в тюрьме ли, на эшафоте ли, где бы ни пришлось, надеюсь умереть с достоинством, приличным человеку. Ваш преданный брат Иосиф Заливский[404].

V

Присяга в обществе Союз польского народа (Stowarzyszenie Ludu Polskiego)

Перед лицом бога и всего человечества, перед лицом моей совести, во имя святой польской народности, во имя любви, которая соединяет меня с несчастливой моей отчизной, во имя великих страданий, которые она испытывает, во имя тех мук, которые терпят мои братья поляки; во имя слез, проливаемых матерями по своим сынам, погибшим или теперь погибающим в рудниках Сибири, не то в казематах крепостей; во имя трепета моей души, во имя этой страшной лени и апатии; во имя крови мучеников, которая пролита и еще проливается на алтарь самоотвержения за отчизну; во имя ужасной и вечнопамятной польской резни: я, N N, зная, что в силу Божеских и человеческих законов все люди равны, свободны и друг другу братья – равны в правах и обязанностях, свободны в употреблении своих способностей (wladz) ко всеобщему благу, братья

для действий в полном согласии и единении к изысканно этого блага; веря, что идти в бой против насилия и неравенства прав, в отчизне моей существующих, есть долг и доблесть; что сверх обязанностей поляка у меня есть еще равно священные обязанности в отношении всего человечества; что в одном только народе почиет вседержавство (wszechwladztwo); убежденный, что согласие составляет силу и что союз, заключенный между собой нашими притеснителями, может быть ниспровергнут единственно совокупными силами народов; проникнутый верой в грядущее Польши, единой, целой, независимой, воссозданной на основаниях вседержавства народа, вступаю с полной искренностью в Союз польского народа, как в свободный союз угнетенных поляков против утеснителей и их сообщников, для того, чтобы призвать к новой жизни мою отчизну, согласно моим убеждениям. Посвящаю все мысли, способности, действие и имение борьбе, какую придется вести с отдельными личностями или целыми кастами, попирающими святые, божеские и человеческие права и посягающими силой, искусством или привилегиями на свободу, равенство и братство польского народа либо других народов. Соединяюсь со всеми братьями Союза польского народа под управлением тех, кто их представляет; признаю за своих братьев всех членов Союза польского народа в особенности и подобных европейских корпораций вообще, принимая на себя обязанности братства во всякое время и в каждом месте, где только они от меня потребуются; обещаюсь не говорить никому того, что мне будет вверено обществом как тайна. Клянусь все это исполнить и в случае надобности кровью моей подтвердить. Если же когда-либо сделаюсь клятвопреступником, то пусть меня удалят, с позором и презрением, из лона Союза польского народа; имя мое да будет именем изменника, и несчастия, какие от этого последуют, да падут на мою голову. Так да будет ныне и во все времена!