Тяга к свершениям: книга четвертая - Андрей Васильевич Меркулов

понимаю, не знаю даже, что и думать. Раз в две недели он бреется, одевается и куда-то уходит. Приходит через несколько часов очень нервный, ничего не говорит; да я и не решаюсь спросить… Я волнуюсь за него, — она посмотрела на Майского тревожным взглядом. — Каждый вечер успокоительные пью, и все-равно раньше трех не засыпаю. А по ночам слышу, как он в своей комнате разговаривает во сне, как кричит в кошмарах. Мне очень тяжело… Долго я так не выдержу…

— А Дульцова ты не видела?

— Нет. Ни разу, с тех пор, как они поехали в Китай.

Марина и Майский подошли к банку. Она зашла внутрь, а спустя некоторое время вышла и протянула ему небольшую пачку денег.

— На месяц да?

— Да, через месяц точно отдам.

— Только не позже — это деньги на следующий платеж по кредиту. И Максим — пожалуйста, не говори никому, что я тебе заняла.

— Конечно нет.

— Ты куда сейчас? Пойдем к нам, поужинаешь. Суп почти готов, — произнесла Марина, и горькая улыбка изобразилась на ее заплаканном, переполненном внутренней болью лице.

— Нет, спасибо Марина. Я сразу к дяде Паше.

— Ну, тогда пока? — как бы спросила она.

— Пока, — попрощался в ответ Майский, и они разошлись в разные стороны.

IV

Свернув с тротуара, Майский направился через дворы домов напрямую к общежитию, где жил Павел Федорович. Обдумывая рассказ Марины, он силился понять, что же на самом деле приключилось с братом, однако вместо ответов у него появлялись только все новые вопросы. Но несмотря на общую неясность ситуации, в одном он утвердился окончательно и бесповоротно — затеянное Романом и Дульцовым дело провалилось.

Психологически для Майского было очень важно убедиться в том, что брат потерпел неудачу, и именно эта сильнейшая внутренняя потребность и разжигала его любопытство в беседе с Мариной. Еще до того как Роман вернулся с Китая, Майскому стало ясно, что предприятие созданное им на пару с Павлом Федоровичем не оправдает их ожиданий и, скорее всего, окажется убыточным и нежизнеспособным. В глубине души понимая это, он невероятно сильно тяготился тем обстоятельством, что потерпел неудачу в бизнесе, тогда как у его брата напротив все пошло как нельзя лучше.

Майский возлагал на созданное им предприятие огромные надежды: его достижения на этом поприще должны были доказать всем, что он ничуть не хуже Романа, который был почти в два раза младше и который, в отличие от него, всегда воплощал собой успех и удачу. Провал же их с Павлом Федоровичем предпринимательских начинаний привел к тому, что его как никогда прежде стало терзать сознание собственной никчемности и бестолковости. В глубине души Майский ощущал себя ни на что не способным ничтожеством, и боль от этих мыслей многократно усиливалась на фоне предпринимательских успехов Романа, которые только подтверждали справедливость его ощущений, за что он проникся к брату такого рода злобой и раздражением, смесь которых принято называть завистью. Если бы еще и поездка Романа в Китай завершилась успешно, для сознания Майского, для его веры в собственные силы это могло бы стать непереносимым ударом, который наверняка окончательно раздавил бы его как личность. Но когда спустя некоторое время брат вернулся домой, то оказалось, что у них с Дульцовым тоже что-то пошло не так и это несколько успокоило Майского. Сейчас же, выяснив наверняка, что Роман потерпел неудачу, Майский почувствовал себя намного лучше. С огромным облегчением воспринял он известие о том, что затея брата провалилась: это развеяло большинство тяготивших его мыслей о собственной несостоятельности и в противовес им к нему вернулось уже почти утраченная вера в себя, в свои силы. С упоением проникся Майский этими забытыми, приятными и столь необходимыми ему ощущениями.

«Из комнаты не выходит. От всего мира спрятаться решил. Первый раз жизнь ударила — и уже сломался. Прогорел в торговле. Ха, — надменно усмехнулся Майский, подсознательно стремясь сейчас ходом своих размышлений и этой насмешкой еще больше усилить возродившееся в нем чувство уверенности в своих силах, придать себе дополнительной решительности. — Слабак! Посмотрел бы я на него, если бы он в этом возрасте руку потерял… А у нас все получится! Сейчас дяде Паше деньги отдам, завтра он за аренду заплатит, и начнем нормально работать. Как раз к сентябрю торговля пойдет!».

Хотя Майский вспомнил о Павле Федоровиче, в этот раз мысли о дяде почти не вызвали того раздражения, которое посещало его еще только час назад. Выговорившись Марине, высказав ей все свои претензии и недовольства, Майский будто по-другому взглянул на ситуацию. Злость на Павла Федоровича уменьшилась, и появилось даже какое-то сочувствие, переживание за него.

«Через месяц отдам Марине долг. Наторгуем точно!.. А если и не наторгуем, — ответил он сам себе на все же замаячившие перед ним сомнения, — так возьму кредит и погашу его в октябре из тех денег, которые вернут с пенсионного фонда за недоплаченную пенсию». Сознание Майского было взбудоражено. Все обстоятельства сложились сейчас у него в голове как нельзя лучше, и он испытал сильнейший эмоциональный подъем.

Немного отойдя от упоительных размышлений, Майский оглянулся по сторонам. Он шел сейчас по двору, ограниченному со всех сторон обступившими его старыми пятиэтажными кирпичными домами. Здесь была детская площадка, на которой играло несколько детей под пристальным надзором расположившихся рядом на лавочке мам и бабушек; вокруг росло большое количество кустов сирени и крупных сосен, поднимающихся своими макушками над крышами домов. «Летом даже и в N-ске красиво, — подумал про себя Майский, глядя на залитый зеленью двор. — Жаль только что всего три месяца в году».

Солнце светило все еще ярко, радуя своими лучами, которые в тоже время, были уже не палящими, а по вечернему мягкими и приятными. Во дворе стояла тишь и спокойствие, нарушаемая только веселым чириканьем птиц да периодически раздававшимся с игровой площадки задорным детским смехом. Прохожих почти не было и только вдоль дома, протянувшегося с другой стороны двора справа от Майского, шла женщина, которая всецело и привлекла его внимание.

Женщина выглядела очень элегантно. Она была одета в зеленовато-желтое летнее платье, оставлявшее полностью открытыми ее шею, плечи, верхнюю часть спины и ноги ниже колен. Платье было сшито из какого-то воздушного, даже полупрозрачного материала и сидело на ней свободно и легко. На ногах у женщины были босоножки с длинным каблуком, которые ничуть не стесняли ее грациозных, но в то же время уверенных движений, а на плече висела маленькая кожаная сумочка, тоже зеленого в тон босоножкам цвета.

Майский