Логово «ВЕПРЯ» - Василий Веденеев

Так он и ездил то вверх, то вниз, то стоял на каком-нибудь этаже, закусив до крови губу и дав себе приказ терпеть во что бы то ни стало, ничем не выдавая себя. Вроде бы притерпелся и стало немного полегче, но спина словно закаменела и тупо болело внизу живота и в пояснице.

Когда все угомонилось и вдруг наступила гробовая тишина, Колчак не поверил в удачу. С трудом оторвав левую руку от кольца подвески, он поднес к глазам часы и посмотрел на циферблат: стрелки показывали половину одиннадцатого вечера. Но он не решился сразу вылезать из убежища и прождал еще почти час, но когда решился оставить шахту лифта, перед ним встала новая проблема: как это сделать?

На счастье, он вспомнил, что в крыше кабины есть люк для ремонтников. С трудом открыв его, он протиснулся в кабину и нажал кнопку открывания дверей. Осторожно ступил на площадку и чутко прислушался — тихо, похоже в здании никого, а если кто и остался, то они далеко отсюда.

Терпеть больше не осталось сил и, плюнув на все, Колчак расстегнул брюки, встал в угол и долго со стонами и всхлипами мочился, напрудив приличную лужу. Да хрен с ними, уберут, сейчас нужно думать о другом: как спасаться? Выходить из подъезда опасно, хотя это самое удобное и у него есть нужный ключ. Придется придумать что-то другое.

На втором этаже Маркин открыл окно в туалете, вылез наружу и, повиснув на руках, спрыгнул вниз. Приземлился удачно и, на ходу отряхивая брюки, кинулся в спасительный темный омут проходного двора. Скорее, скорее, пока никто его не заметил и не подняли тревогу. Вдруг в здании действительно осталась засада?

Поэтому нужно бежать не останавливаясь, бежать и бежать. Стоит ли спешить в метро? Вдруг около станции торчит их человек? Нет, лучше на автобус или троллейбус, проехать пару остановок по проспекту и нырнуть в метро на следующей станции…

Примерно через час до невозможности усталый и вымотанный, Колчак захлопнул за собой дверь вожделенного убежища — той самой однокомнатной квартиры. Не зажигая света и не раздеваясь, он открыл сумку и достал фляжку с коньяком, сделал большой глоток, потом второй, закурил сигарету и блаженно прислонился спиной к стене — неужели ушел? Похоже, да!

Скинув туфли, Григорий прошел в комнату, зажег свет, достал нож и вскрыл тайник, где лежал загранпаспорт на имя Мамедова. Ласково погладив его ладонью, Колчак открыл документ и посмотрел на свою фотографию. Придется теперь пересидеть здесь неделю-другую, отрастить усы, изменить прическу, переодеться, собраться, купить билет или туристическую путевку и мотать к своим бабкам. А виза благодаря стараниям все того же Киселева у него есть! И документ выправить помог тоже он. Григорий был уверен, даже в пиковой ситуации Алексей Прохорович его ни за что не выдаст, поскольку это равнозначно тому, чтобы выдать себя: ведь тогда конец его карьере и отберут все, что он нажил. А нажил он только с одним Колчаком немало! Иногда просто удивляло, до чего алчен человек!

Нет, мотать из страны воров, мотать пока не поздно. Он сам вор, но уж с такими хапугами, как вокруг, ему тяжело тягаться. Пусть разбираются без него все эти генералы, оппозиционеры и прочая чиновная сволочь, которые всю жизнь жили и живут за счет других, а таких, как он, лишь использовали в своих интересах. Но никогда и ни за что не делились с ним и ему подобными властью или бабками, пока им не приставишь ствол ко лбу. И то, будут потеть смертным потом от страха, тянуть!

Да черт с ними! Надо принять душ, пожрать, хлопнуть пару стаканов как снотворное, и под одеяло, чтобы забыться от пережитого…

С Финком все произошло, как в дурном сне, — утром в дверь позвонил сантехник и сказал, что заливает нижнюю квартиру. Щапа поглядел в глазок, не обнаружил ничего подозрительного и открыл бронированную дверь квартиры. И тут, откуда ни возьмись, отстранив бледного работника коммунального хозяйства, в дом ворвались дюжие молодцы, а за ними, словно дядька Черномор: вплыл солидный подтянутый мужчина с седыми висками. И коротко представился:

— Мы из контрразведки.

— Чем, простите, обязан? — задиристо вскинулся Щапа, но его словно окатили холодным душем.

— Вы Сергей Александрович Финк?

— Да, но позвольте?!

— Вот ордер на обыск и арест.

Жена тут же забилась в истерике, и ее усадили в глубокое кресло в гостиной, кто-то из контрразведчиков пошел за понятыми, слесаря усадили на кухне и велели ему никуда пока не уходить — наверное, собирались заставить его открывать замки? — а успевший немного прийти в себя Финк, скромно поинтересовался:

— Простите, не знаю, с кем имею, так сказать, честь?

— Можете называть меня Виктор Николаевич, — сообщил мужчина с седыми висками.

— Виктор Николаевич, я могу сделать один звонок?

— Кому?

— Предположим, своему адвокату. Хотелось бы, знаете ли, пригласить его поприсутствовать.

Обыска Щапа не страшился: ну, найдут побрякушки жены и доллары, но у кого из приличных людей сейчас этого нет? А компрометирующих материалов он старался в квартире никогда не держать: для этого есть тайники на даче. Не зря говорится — подальше положишь, поближе возьмешь!

Оружия или наркотиков у него отродясь не водилось, а вот подать о себе весточку Георгию Кузьмичу другое дело. Вчера вечером тот должен вернуться из заграничной поездки и пусть теперь предпринимает все необходимые меры, надавит на любые педали, поднимет все связи, чтобы Финка оставили в покое.

— Вы же сам адвокат! Так сказать, опытный и дипломированный правовед. Зачем же вам защитник? — тонко улыбнулся Чуенков.

— В некоторых случаях невозможно осуществлять собственную защиту, тем более, если тебя собираются задержать, причем совершенно неизвестно за что! — немедленно парировал Щапа. — Так я могу позвонить или нет?

— Кому, Минаеву? — прищурился полковник. — О его судьбе вы наверняка слышали и знаете.

— Да? А что такое? — непонимающе поглядел на него адвокат. «Играет, или действительно не в курсе? — мелькнуло у Чуенкова. — Если играет, то весьма правдоподобно, но если действительно ничего не знает, здесь можно вытянуть кусок умело обрезанной нитки, не ведущей никуда!»

— Его квартиру обстреляли из гранатомета. Сам хозяин и его теща погибли.

— Какой кошмар, — побледнел Щапа, и полковник решил добить его.

— Возможно, хотите связаться с Шатуновским? Не стоит делать удивленное лицо, Сергей Александрович. Ведь вы отлично знаете Георгия Кузьмича, не так ли?

— Допустим, но это ни в коей мере нельзя мне инкриминировать. Знакомство с кем бы то ни было, особенно с отставным генералом, еще не преступление. Меня половина криминального мира России знает, поскольку многих из них я защищал на процессах. Ну и что?

— О ваших связях в криминальном мире мы еще поговорим, — многозначительно пообещал Чуенков, и Щапе стало не по себе. — А вот с Шатуновским вы связаться уже никогда не сможете!

Финку показалось, что все вокруг стало рушиться и он сейчас окажется погребенным под обломками: неужели его «отдали», оставив без защиты и помощи, тривиально использовали, как презерватив, а потом выбросили за ненадобностью, поскольку он уже выполнил отведенную ему функцию и более в нем никто не нуждался. Что еще могло приключиться с Жорой Шатуновским? Ведь он здоровяк, как говорится, отбойным молотком в лоб не убьешь!

— Отчего же так? — непослушными губами едва выговорил Сергей Александрович.

— Нет его больше, — доверительно взяв адвоката под руку и увлекая его на кухню, тихо сказал полковник. — Взорвали вместе с машиной, по дороге из аэропорта. Вдруг ваше счастье именно в том и состоит, что мы пришли раньше, чем те, кто расправился с отставным генералом. Или вы так не думаете?

О Колчаке, которого бездарно упустили, Чуенков решил умолчать: зачем давать Финку лишнюю информацию? Изворотливый и прекрасно знающий законодательство юрист, привыкший готовить ловушки следствию и суду, может на этом многое построить. Он хоть и говорил, что не может заниматься собственной защитой, но никогда и ни за что не откажется от нее. Сейчас важно ошеломить его, не дать собраться, испугать, в чем-то даже сломать, чтобы пошел на сотрудничество со следствием и рассказал, что знал.

— Не знаю, не знаю, — ошарашенно пробормотал адвокат и попросил воды.

Жадно выпив ее, он поставил пустой стакан на стол и закурил, глубоко затягиваясь, но не чувствуя ни вкуса, ни крепости табака.

Господи, как же он бездарно прокололся, поверив этим гадам, играющим в политику. Блатные куда честнее и порядочнее, у них есть хоть какие-то понятия о совести, а у этих за душой ничего святого, ну, абсолютно ничего. Прежде чем с ними связываться, надо было десять раз хорошенько подумать и вспомнить, что политика никогда никого в России, да и в других странах, до добра не доводила. Нет, конечно, отдельные личности забирались на самый верх, но, шагая по головам остальных, ты явно попадал в самую многочисленную категорию.