Элемент крови - Г. Зотов

– Грех отказываться, – взял протянутый лист Калашников. – Однако нам уже пора ехать. Я пойду распоряжусь насчет Сталина, а вы собирайтесь. Мы и так уже опаздываем.

В обычное время Шеф вряд ли простил бы ему столь вольный стиль общения, но сейчас он этого не заметил – послушно поднялся с кресла и направился в сторону гардеробной. Перед этой женщиной он собирался предстать сугубо в костюме.

…Мария-Антуанетта в который раз подумала, что в земной жизни она разбиралась мало, а уж в загробной-то – и подавно. Когда из кабинета Шефа появился Калашников – мало того, что цел и невредим, так еще и с улыбкой до ушей – она решила, что бедняга сошел с ума. Всегда спокойный шевалье подтвердил ее опасения тем, что, проходя мимо, отклонился в сторону и впился в королевские губы горячим поцелуем. Одновременно калашниковская рука на пару секунд задержалась в правой части бюста, места, которого касался лишь король Людовик XVI и еще примерно сотня любовников. Совершив этот кощунственный ритуал, Калашников смачно облизнулся и, даже не взглянув на обалдевшую секретаршу, вихрем пронесся в сторону лифта и исчез в его дверях.

Посидев некоторое время с открытым ртом, Мария-Антуанетта сообразила, что ей все-таки нужно слегка поработать. Однако не успела она коснуться пальцами клавиш компьютера, как из кабинета вышел сам Шеф – в сером костюме с искрой, цилиндре между рогов и с тросточкой из слоновой кости. Франтовато повернувшись перед зеркалом, он подмигнул онемевшей королеве и плавно исчез за входной дверью.

«Так одеваются, когда идут на свидание… на свидание с очень близким человеком… и Калашникофф выбежал из кабинета такой счастливый… неужели они оба… ЧТО?!»

Последнее слово королева уже прокручивала в голове во время почти невесомого полета со стула. Ее надушенный контрабандным парфюмом мозг не выдержал столь резкого штурма страшной информацией – Мария-Антуанетта лишилась сознания.

Глава пятнадцатая

Плюсы и минусы

(18 часов 20 минут)

Тринадцатый элегантно, не отрывая пальцев от искусно вырезанной косточки, подвинул по гладкой поверхности темного ферзя – фигура плавно заскользила по доске, сделанной из черного дерева и белого нефрита. Интересно, а если попробовать вот так? Нет. Тут он, пожалуй, может подставиться. Противник запросто прорвется с фланга, слопает коня – а там, глядишь, и до мата останется всего два хода. М-да, неприятная ситуация. А что скажет сам оппонент?

Иуда повернул столик, вращая его вокруг своей оси, и перед ним оказался ряд «белых». Он столько лет играл в шахматы с самим собой, разработал такое количество комбинаций, что сделал бы любого гроссмейстера за пять минут. Трудно сказать, чего он вообще не делал за две тысячи лет, чтобы элементарно убить время. Но рад ли он тому, что скоро осуществится его давнее желание?

…В этом-то и проблема. Если бы у него брали интервью по телевидению, он, безусловно, признался бы с белозубой улыбкой: «Да. Еще как!». Однако в перерывах, когда Иуду не переполняло радужное настроение, тринадцатый давил внутри всплески беспокойства. Забываясь в тревожных снах, Иуда боялся спросить самого себя, действительно ли он так хочет, чтобы Темный Ангел перешагнул из мрака в реальность?

Безусловно, тринадцатый покривил душой, если бы сказал, что нынешнее состояние ему нравится – одиночество способно кого угодно довести до белого каления. Нет, на самом деле Иуду тревожило вовсе не это – его страшила расплывчатая неизвестность. Допустим, все получится, как он и предсказывал, – но что тогда произойдет ПОСЛЕ? Мало-мальски внятного ответа на этот вопрос в мятущейся голове тринадцатого не возникало. Любому человеческому существу тяжело заглянуть в пугающе темную бездну, в которой, как ни старайся, при всем желании не увидишь дна.

Деревянный щелчок отвлек его мысли. О, он чересчур задумался – выпустил из пальцев фигурку белой ладьи. Скатившись по гладкой поверхности доски, ладья свалилась на ковер. Наклоняться за ней Иуда не стал – его снова охватила дрожь.

Зачем он вообще придумал этот рецепт? Чего и кому он хотел доказать? Объяснить апостолу Иоанну, что умнее его и лучше знает Вселенную? Хм… Наверное. Легко ломать то, что другие строят, – он всегда верил, что обязательно отыщется желающий совершить такую вещь. Две тысячи лет мечтал, ждал, представлял себе в горячечном ночном бреду одно – кто-то, неважно кто, случайно находит спрятанную в склепе рядом с его могилой Книгу и, повинуясь его скрытому желанию, вольно или невольно исполняет ПРОРОЧЕСТВО. Соблазн у нашедшего, кто бы он ни был, должен быть велик – он способен разъесть все его сердце, отравляя ядом тщеславия. Редко кто захочет упустить такой шанс, и неважно, кто он – богач, фанатик или бродяга.

Так и произошло. Не имеет значения, какой по характеру человек обнаружил Книгу – важно, что он послушно встал на путь, указанный тринадцатым. Никто не откажет ему в доскональном знании человеческой природы. Если романтичный Голос видит в этом блудливом стаде множество плюсов, практичный Иуда наблюдает сплошные минусы. Разве они не заслужили всего этого? Конечно. Но их судьбы его не волнуют. А вот что случится с ним?

Говорят, что люди всего после двух-трех лет сидения в тюремной одиночке сходят с ума. Начинают разговаривать с решеткой, стенами, потолком. Что же помогло ему не двинуться в первые годы, не поплыть мозгами? Сила и упрямство. Тринадцатый хотел дождаться разговора с Голосом – чего бы это ни стоило. Когда на кабельных каналах сплошняком пошли фильмы Би-би-си об археологах, он грыз локти – и почему ни один из этих очкариков никак не доберется до нужного ящика, зарытого под горой?

Теперь они добрались. И если он захочет, то запросто может выхлопотать себе снисхождение, подробно, страницу за страницей, раскрыв план действий того, кто нашел Книгу… Ох, ну как же он наивен. Это все происходит в городе, а Голос не особенно волнуют внутригородские проблемы. Может быть, только Шеф и скажет ему в итоге мимолетное спасибо, а его, как общеизвестно, на хлеб не намажешь.

Голос в свое время пальцем не шевельнул, чтобы спасти себя, любимого. У него такая политика – те, кто творит зло, сами губят свою душу, типа, им же хуже. Поможет тринадцатый расследованию не поможет – его письма в Небесную Канцелярию все так же останутся без ответа. Голос обиделся. Ну и ладно, на обиженных воду возят. Когда все вокруг заполыхает, они еще вспомнят, что могли бы разрешить эту катастрофу одним-единственным двадцатиминутным разговором. А будет уже поздно, вот так-то!