Паровой дом (пер. В. Торпакова) - Жюль Верн

От скуки или под воздействием выпитого арека, но индиец «мычал» старинную гондванскую мелодию. Он то прерывал свое «пение», то вновь начинал его, как полупьяный человек, мысль которого время от времени прерывается.

Через четверть часа он выпрямился. Рука его скользнула по стволу пушки. Он обошел ее, остановился перед полковником Монро и, посмотрев на него, пробормотал несколько бессвязных слов. Пальцы его в последний раз инстинктивно схватили веревки, чтобы крепче затянуть их, затем, покачав головой, как человек, удовлетворенный осмотром, он подошел к брустверу и облокотился на него в десяти шагах от огненного жерла пушки.

Еще минут десять страж пребывал в этом положении, то повернувшись к плато, то склонившись вниз и устремив взгляд в пропасть, разверзшуюся у подножия крепости.

Было видно, что он делает отчаянные усилия, чтобы не поддаться сну. Но наконец усталость взяла свое, он опустился на землю, растянулся на ней, и тень бруствера скрыла его из глаз.

Впрочем, стояла уже глубокая ночь. Плотные неподвижные облака вытягивались в небе. В воздухе царило такое спокойствие, как если бы частички воздуха приклеились друг к другу. Шум долины не достигал этих высот. Стояла полная тишина.

Было очевидно, что ночь будет тревожна для полковника Монро. К чести этого энергичного человека надо признать, что ни на миг он не задумался о последней минуте своей жизни, когда все, что составляет его тело, будет разорвано и рассеяно в пространстве. Это всего лишь удар молнии, и он не сможет сломить натуру, на которую ни физические, ни моральные испытания не оказывали действия. Ему оставалось жить несколько часов: те часы принадлежали прежнему существованию, долгому и счастливому. Его жизнь проходила перед ним вся целиком со странной четкостью. Все прошлое предстало перед ним.

Образ леди Монро возник в его памяти. Он видел ее вновь, он слышал ее, несчастную, и оплакивал ее, как в первые дни, но уже не слезами глаз своих, а сердцем своим! Он видел ее молодой девушкой, в роковом городе Канпуре, в доме, где впервые встретил ее, восхитился ею и полюбил. Эти несколько лет счастья, внезапно прерванного ужаснейшей из катастроф, вновь ожили в его сердце. Все подробности, даже самые незначительные, пришли ему на память с такой отчетливостью, что сама реальность была для него, быть может, менее «реальной»! Прошла половина ночи, а сэр Эдуард Монро этого и не заметил. Он погрузился в воспоминания — ничто не могло его отвлечь — и жил там рядом с обожаемой женщиной, своей женой. В три часа уложились три года, те годы, что он прожил возле нее. Да! Неугасимое воображение унесло его с плато крепости Рипур, оно вырвало его из пасти этой пушки, которую первый луч солнца заставит изрыгнуть пламя!

Но тут ужасы осады Канпура ожили перед его взором: заточение леди Монро и ее матери в Биби-Гхар, расстрел их несчастных товарищей и, наконец, этот колодец, могила двухсот жертв, где четыре месяца тому назад он плакал последний раз.

А ненавистный Нана Сахиб был здесь, в нескольких шагах отсюда, за стенами разрушенной казармы. Тот, кто приказывал расстреливать людей, убийца леди Монро и стольких невинных страдальцев! И он попал к нему в руки, он, кто хотел справедливого возмездия для этого злодея, который опять ускользнул от правосудия!

Сэр Эдуард Монро в приступе слепого гнева сделал отчаянное усилие, чтобы разорвать свои путы. Веревки скрипнули, и туго затянутые узлы впились в его тело. Он вскрикнул, но не от боли, а от бессильной ярости.

При этом крике лежащий в тени бруствера индиец поднял голову. Чувство реальности вернулось к нему. Он вспомнил, что охраняет пленника, приподнялся, подошел, пошатываясь, к полковнику Монро, положил руку ему на плечо, чтобы удостовериться, что он на месте, и полусонным голосом, зевая, заявил:

— Завтра, на восходе солнца… Бум!

Потом обернулся к брустверу в поисках точки опоры. Едва дотронувшись до него, он свалился на землю и сразу же крепко заснул.

После бесплодной попытки освободиться, полковником Монро вновь овладело чувство покоя. Ход его мыслей изменился, но об ожидавшей его участи он больше не думал. По некой ассоциации он, совершенно естественно, вспомнил своих друзей, спутников. Он спрашивал себя, не попали ли они в руки другой банды дакойтов, которыми кишели районы Виндхья, не грозит ли им такая же участь, как и ему, и эта мысль сдавила ему сердце.

Но почти сразу же он сказал себе, что это невозможно. Действительно, если бы набоб решил обречь их на смерть, он приговорил бы их к казни вместе с ним. Он пожелал бы удвоить его страдания опасением за судьбу друзей. Нет! Только на него, на него одного — он надеялся на это — хотел обрушить Нана Сахиб свою ненависть!

Однако если Банкс, капитан Худ, Моклер были свободны, то что они делают? Поехали в Джаббалпур? Стальной Гигант — дакойты не сумели его разрушить — мог бы быстро довезти их туда. Там в помощи не будет недостатка. Но к чему все это? Как они узнают, где полковник Монро? Никто не знает крепости Рипур, этого убежища Наны Сахиба. И к тому же как имя Наны Сахиба придет им на ум? Ведь Нана Сахиб умер для них. Ведь он же убит при атаке на пал Тандита! Нет! Они ничего не смогут сделать для пленника!

Гуми? Нет, никакой надежды. Калагани должен был отделаться от преданного слуги, и, поскольку Гуми здесь не было, значит, он умер раньше своего хозяина.

Тщетно было бы рассчитывать на какую-либо удачу! Полковник Монро не поддавался иллюзиям. Он видел вещи в их истинном свете и вернулся к прежним мыслям, к воспоминаниям о счастливых днях, что переполняли его сердце.

Сколько часов протекло, пока он грезил так наяву, ему было бы трудно определить. Темная ночь продолжалась. Вершины гор на востоке еще не предвещали первых проблесков зари.

Было около четырех часов утра, когда внимание полковника, привлекло довольно странное явление. До этой минуты, пока ой пребывал в своей прошлой жизни, его взгляд был обращен более в себя, чем вокруг себя. Внешние предметы, плохо различимые в глубоких сумерках, не могли отвлечь его, но сейчас глаза его привыкли к темноте, и все образы, вызванные памятью, внезапно померкли перед неким видением, столь же неожиданным, сколь и необъяснимым.

В самом деле, полковник Монро был уже не один на плато Рипур. Свет, пока неясный, показался в конце тропинки, в потайном ходе крепости. Он двигался, колеблясь, дрожа, грозя погаснуть, вновь разгораясь, как будто его держала неуверенная рука.

В положении, в каком находился пленник, любая случайность могла иметь значение. Поэтому он не спускал глаз с этого мерцающего огонька. Он заметил, что какой-то чадящий дымок отделяется от него и что он двигается. Из этого он сделал вывод, что огонь, должно быть, не заключен в фонарь.