Мэри Пикфорд - Айлин Уитфилд

«Мэри хотела сыграть большую драматическую роль и произвести впечатление не только на публику, но и на Дугласа, — говорила Френсис Марион, написавшая сценарий. — На экране она могла быть верна одному человеку. Я тоже женщина. Я это понимаю».

Ранней весной 1933 года Фэрбенкс уехал в Италию и прислал Мэри телеграмму, в которой просил ее присоединиться к нему. Она согласилась, и в знак благодарности он встречал ее на взятом напрокат корабле. Но на берегу волшебная сказка закончилась: кажется, Пикфорд заговорила с ним о леди Эшли. После неприятной сцены она отправилась домой. Фэрбенкс, как ни в чем не бывало, играл в гольф в Риме и проводил ночи с местными красотками. Но в мае он заскучал по дому и вернулся в Пикфэр, поклявшись, что никогда больше не поедет в Европу. К несчастью, Мэри нашла в его вещах билеты на пароход. Накануне дня рождения Фэрбенкса, которому исполнялось пятьдесят лет, она без предупреждения отбыла в Нью-Йорк. Фэрбенкс, который не мог праздновать круглую дату в одиночестве, догнал поезд Мэри в Альбукерке и заглянул в ее купе. Пикфорд пришла в ярость и велела ему убираться. Но ему удалось смягчить ее, и она даже улыбнулась. Фэрбенкс сумел убедить жену, что он любит только ее и что Сильвия для него ничего не значит.

Но как только супруги прибыли в Нью-Йорк, он заявил, что отправляется играть в гольф в Англию. На этот раз гнев Мэри ослабила жалость; она никогда не видела мужа таким растерянным и беспомощным. «Перед отплытием он спросил меня, что я собираюсь делать, буду ли я ждать его возвращения, — рассказывала Мэри. — Я сказала, что не стану ничего предпринимать, и что, обращаясь со мной так жестоко, он ведет себя как человек, у которого высокая температура, и если даже он ударит меня в бреду, то я не стану винить его, ведь он не несет ответственности за свои поступки». Спустя несколько дней она получила телеграмму, в которой говорилось, что Фэрбенкс не вернется в Пикфэр.

Мэри собиралась вылететь в Чикаго на международную ярмарку, где Роджерс выступал со своим оркестром. Но сначала она решила пообедать с Лоуэллой Парсонс. Пикфорд положила телеграмму в сумочку и взяла с собой Френсис Марион, надеясь, что та поддержит ее морально.

Парсонс вела свою колонку в газете, специализируясь на всяких сплетнях. Мэри называла ее своей подругой; фактически все в Голливуде старались поддерживать с Парсонс хорошие отношения, потому что их репутация находилась у нее в руках. Ее задаривали подарками (драгоценности, автомобили, серебро), приглашали на крестины, свадьбы и обеды. Парсонс сделала себе состояние на одних только подношениях. Она часто обедала в Пикфэре.

Мэри показала ей роковую телеграмму, уставилась в тарелку, затем сказала: «Все кончено».

«Я рассчитывала на благоразумие Лоуэллы, — настаивала она позднее, — на то, что она подаст эту новость мягко, без лишнего ажиотажа, подобрав подходящие цитаты и осознав всю трагичность положения женщины, оказавшейся в беде». Едва ли эти слова правдивы. Парсонс жила тем, что вела себя безответственно. Тем не менее звезды посвящали ее в свои любовные дела; если они этого не делали, она выжидала, а потом уничтожала их.

Согласно версии Парсонс, Пикфорд сказала: «Ты моя старая подруга. Чем скорее о случившемся станет известно, тем лучше». «О, наша честная Маленькая Мэри», — мурлыкала журналистка. Ее статья вышла 2 июля 1933 года и произвела эффект разорвавшейся бомбы. И хотя Мэри пришла в ярость, она не решилась опровергнуть ни строчки. «Иногда я думаю, — писала она в своих мемуарах, — не тревожит ли журналистов совесть в тихие ночные часы».

Газетчики разбили лагерь у Пикфэра и ждали появления Мэри, пока ее управляющий, Марк Ларкин, не выступил с заявлением, что Пикфорд и Фэрбенкс любят друг друга, и что у них все в порядке. Да, возможно, некоторое время они поживут отдельно, но слухи об их разводе сильно преувеличены. Разумеется, в это мало кто поверил.

Мэри подала на развод 8 декабря 1933 года. В качестве основания была названа «психологическая несовместимость»; она говорила о постоянных отъездах Фэрбенкса и о той боли, которую они ей причиняли. Через два часа после подачи заявления она села на поезд, идущий в Нью-Йорк, желая провести Рождество с Гвин. Пикфорд вышла на перрон в Чикаго, одетая в норковую шубу. На ее губах играла улыбка, но «в глазах темнела печаль». «У нее не осталось сил для борьбы», — заметил один репортер. В Нью-Йорке на Пенсильванском вокзале Мэри отказалась говорить о Фэрбенксе: «Хороший вкус запрещает мне делать это». Затем «она рассмеялась и заговорила так, как будто произносила заученную речь». Через несколько дней после прибытия в Нью-Йорк Пикфорд видели в Центральном парке, где она каталась на коньках.

Трудный ребенок Мэри, «Юнайтед Артисте», шла рискованной тропой звукового кино. К 1933 году Глория Свенсон разорилась, и ей пришлось продать свои акции. Д. У. Гриффита также постигла катастрофа. Три фильма, снятых после того, как он покинул студию «Феймес Артисте — Ласки», — «Барабаны любви», «Война полов» (1928) и вышедший годом позже «Леди тротуаров», — стали провальными.

Оглядываясь на прошлое, историк кино Айрис Барри поясняла, что Гриффиту приходилось работать «в условиях, которые не соответствовали ни его опыту, ни темпераменту, что осложнялось неблагоприятной финансовой ситуацией. В возрасте пятидесяти лет, сняв сотни фильмов, среди которых встречались шедевры, он попал в ситуацию, когда ему пришлось конкурировать с молодыми людьми, получившими в готовом виде все приемы, которые он разрабатывал годами. Очевидно, они лучше воспринимали новые методы, быстрее адаптировались к современным вкусам и яснее представляли себе вкусы и настроения послевоенного поколения». Кроме того, Гриффит сильно пил, что являлось фатальной слабостью в ситуации, когда ему требовалось напрячь все слабеющие творческие силы. Относительный успех картины «Авраам Линкольн» (1930) уже не мог залечить его глубокую рану. Последней и, возможно, самой плохой лентой Гриффита стала «Борьба» (1931), «жалкая и глупая картина, — как писал один критик, — ставшая эстетическим и финансовым крахом». По иронии судьбы, главной темой «Борьбы» являлся алкоголизм. 19 апреля 1933 года истек срок контракта Гриффита с «Юнайтед Артисте».

Между тем у Чаплина дела шли прекрасно. Его фильм «Огни большого города» являлся хитом по любым стандартам. Предыдущая картина, «Цирк», вышла на экраны в 1928 году. «Юнайтед Артисте» пришлось ждать до 1936 года, прежде чем появился следующий шедевр Чаплина «Новые времена».

Но наибольшего успеха в этот период добились Джо Шенк и Сэм Голдвин, которые совместно выпустили сорок четыре картины с 1928 по 1932 год, положив в закрома компании необходимые ей миллионы (только в трех из этих фильмов снялась жена Шенка, Норма Талмадж, которая не смогла приспособиться к звуковому кино). К достижениям Голдвина можно отнести также феноменальное умение сеять вокруг себя вражду. Его партнеры теперь почти ничего не делали для «Юнайтед Артисте», и он часто затевал на собраниях ссоры. Однажды Голдвин назвал Фэрбенкса мошенником, и это так разозлило актера, что он едва не задушил обидчика. По совету коллег Голдвин удалился из зала, выпил виски, чтобы успокоить нервы, после чего вернулся и извинился. «Я ничего не могу доказать, — мрачно обратился он к Фэрбенксу, — поэтому и извиняюсь».