Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях - Генри Саттон

— Хорошо! — сказала Джослин.

Клайнсингер склонил голову и широким жестом указал Мерри на заднее сидение.

Свет юпитеров был столь ярким, что Мерри почти поверила в то, что находится в настоящем автомобиле. Краем глаза она видела слепящий свет справа, где звукооператор, ассистентка режиссера, электрики, рабочие и еще несколько человек сгрудились вокруг главного оператора и режиссера, сидящих за камерой и направляющих на нес циклопический механический глаз — суррогат тех миллионов зрительских глаз, которые когда-то будут все это лицезреть.

Но она их не видела. И когда звукооператор включил магнитофонную запись урчания автомобиля, а рабочие стали медленно раскачивать автомобиль, имитируя езду по шоссе, все это показалось ей почти реальным.

Ассистент режиссера Фуллер крикнул:

— Тишина! Пожалуйста, тихо! Тишина на площадке! Мотор!

Ассистент оператора поставил перед объективом камеры рамку:

— Сцена 174-С. Дубль первый.

— Начали! — скомандовал Клайнсингер.

Гарднер стал делать вид, что ведет машину, поворачивая руль слегка то влево, то вправо, в такт покачиванию автомобиля, и поглядывая в зеркало заднего вида, а потом вдруг уставился в него и сказал:

— Это Роджерс там, сзади!

— Не может быть! Как же так?

— Сам не знаю. Посмотри!

Она обернулась, сделала удивленное лицо и произнесла очередную строчку:

— Что-то не разберу. По-моему, это он, но я не уверена.

— Черт побери! — сказал Гарднер.

Началась погоня. Он еще несколько минут «вел машину», вцепившись в баранку и время от времени глядя в зеркальце, а потом она сообщила Гарднеру, что ей надо переодеться. Он сказал ей: «Давай!» — но предупредил, чтобы во время переодевания она не спускала глаз с детектива. Она стала снимать свитер. Ее голова застряла в горловине, и она на несколько секунд опоздала…

— Стоп! — заорал Клайнсингер. — Еще раз, пожалуйста.

Начали все заново. Во второй раз она сумела быстро просунуть голову сквозь горловину, но теперь вышла заминка с брюками.

— Стоп, — сказал Клайнсингер. — Я знаю, что вам неудобно. Вы и должны показать, как вам неудобно. Но не надо переусердствовать. Надо знать меру. Попробуйте чуть согнуть колени.

Она пообещала последовать его совету.

В третий раз она вовремя сняла свитер и брюки, но взяла не ту интонацию.

— Стоп. Такое ощущение, что вы радуетесь, что он вас настигает. А вы должны изобразить тревогу, испуг. Вам будет очень грустно, когда он разобьется, но не надо предвосхищать события.

— Эпизод 174-С. Дубль четвертый.

— Поехали! Начали!

Но и этот дубль пришлось переделывать, так как теперь она неправильно согнула ноги. Дубль пятый вроде бы был удачным, но Клайнсингер прервал съемку, так как ему показалось, что Гарднер выглядит недостаточно взволнованным.

— Нет, нет! Вам все надоело. И мне надоело. И мисс Хаусмен надоело. Нам всем надоело. Но не надо этого показывать — иначе зрителям тоже надоест.

Шестой дубль был снят — и она без всякого смущения сняла лифчик. Она опустила стекло и выбросила его на шоссе. Поток воздуха от мощного вентилятора унес его назад.

— Стоп! Снято! — крикнул Клайнсингер.

Ассистент режиссера по костюмам подал Мерри халатик, и она накинула его на голое тело.

— Ну, как вам? — спросил Клайнсингер у оператора.

— Пока не знаю. Увидим на просмотре.

— Было видно, что груди накладные, как по-вашему?

— Возможно.

Мерри подошла ближе, чтобы послушать, о чем они говорят. Клайнсингер обернулся к ней и спросил:

— Скажите мне, милая, вы не согласитесь надеть накладки меньшего размера?

— Вообще-то мне с ними неудобно, — сказала Мерри. Она надевала их дома вчера вечером и когда прикладывала клейкую поверхность накладных грудей на соски, ей было неприятно. А когда она их сняла, соски болели. Мерри задумалась, а потом решила рискнуть:

— А мне обязательно их надевать?

— Сказать по правде, если вы сможете обойтись без них, я буду просто счастлив.

— Не возражаю, — сказала она.

— Ну и замечательно! Тогда снимем еще раз — без накладок!

— Тогда я пойду их сниму.

Она пошла в гримерную, сняла с грудей огромные накладки, соскоблила с сосков клейкую массу, надела новый бюстгальтер, натянула свитер и штаны.

То, что ее вдруг одолели сомнения, показалось ей куда более глупым, чем причина этих сомнений. Ее мучила не столько перспектива демонстрировать свои голые груди Клайнсингеру, сколько необходимость самой ему это предложить. Но ведь тут палка о двух концах: не предложишь — будешь выглядеть глупой ханжой, а предложишь — произведешь впечатление бойкой бесстыдницы. В конце концов принять окончательное решение ей помогло замечание Гарднера, сделанное им до начала съемок: что ее волнение сейчас очень кстати, потому что оно проявится на экране. И теперь, когда она сняла накладки с грудей, у нее на лице было написано неподдельное беспокойство. Но она решила больше об этом не думать.

Мерри вернулась к машине, залезла на заднее сиденье и повторила весь эпизод. По-видимому, она приняла правильное решение, потому что после седьмого дубля Клайнсингер сказал:

— Снято. Великолепно.

Он вообще очень редко комментировал съемки.

— А теперь мы повторим, если не возражаете, — сказал он. — И сделаем дубль через заднее стекло.

Объявили пятнадцатиминутный перерыв, во время которого Мерри накинула халатик, а рабочие переставляли юпитеры и передвигали кинокамеру. Дублерша Мерри заняла ее место на заднем сиденьи и стала подпрыгивать. Оператор в это время направил на нее объектив, а его ассистент поднес к ее лицу экспонометр. Алиса Бизли, дублерша, была совсем не похожа на Мерри, если не считать цвета кожи и волос. К тому же она была в лифчике. Мерри наблюдала за ней с каким-то отстраненным любопытством, и отметила, что у Алисы полнее грудь. Она стала думать, имеет ли это обстоятельство какое-нибудь значение для съемок.

Для женщины это, конечно, имело значение. Но мужчин, думала она, довольно легко ублажить: им нравятся груди любой формы. Женщины же относятся к собственной груди более придирчиво. Она была уверена, что ее груди невелики и слишком близко посажены друг к другу. Точнее, они обыкновенно были довольно невелики и становились больше за неделю до месячных и в этот период казались ей самой весьма привлекательными. Сносными. Но все-таки очень близко посаженными. Она вспомнила груди Мелиссы: четко очерченные, с плоской ложбинкой между ними. У Алисы груди, думала она, красивые, полненькие, но без лифчика, наверное, свисают.