Тени сумерек - Берен Белгарион

— Келегорм написал мне, что произошло на совете Нарготронда, — сказал лорд Маэдрос. — Все это так странно, что я не знаю, верить или не верить. Я не думаю, что он лжет — скорее, он что-то неправильно понял. Я надеюсь на объяснения и обещаю восстановить справедливость.

— Я ничего не хочу говорить о Келегорме в его отсутствие, — мягко ответил Финрод. — Ты знаешь своего брата лучше, чем я.

По лицу Маэдроса прошла еле уловимая гримаса досады: своего брата он действительно знал.

— Я ответил ему, что он не имел права делать то, что сделал. Несмотря ни на что. Но Келегорм писал о… том, на что феаноринги могут пойти и не пойдут, — сказал однорукий князь. — Берен, я хочу, чтобы и ты объяснился.

— Разговор тут не на один час, лорд Маэдрос. — Берен снова протянул Руско пустой кубок. — И это разговор не для пира. Давай отложим его.

Маэдрос кивнул.

Настал момент, наконец, когда пришла пора расходиться. Берен ждал этого момента, и знал, что Маэдрос найдет предлог его задержать. Правда, думал, что он задержит для разговора и Финрода, но Маэдрос с ним распрощался до завтра. Человек и эльф остались вдвоем в опустевшей комнате и Маэдрос знаком пригласил горца за собой на балкон.

Отсюда виден был весь южный склон горы Химринг — гранитная круча, кое-где на уступах поросшая низеньким исковерканным подлеском. Вдали вставала другая гора — снежная шапка вершины горела отраженным закатным огнем над затемненной долиной.

— Келегорм написал мне, что ты дал клятву добыть Сильмарилл. Это правда?

— Не совсем, лорд Маэдрос. Это Тингол поклялся, что отдаст мне свою дочь, если я принесу ему Сильмарилл. Я пообещал.

Маэдрос сжал губы.

— А ты слышал о нашей клятве? — спросил он короткое время спустя.

Берен вздохнул и слегка прикрыл глаза, вспоминая:

— Будь он друг или враг, будь он чист или нечист,

будь он выкормыш Моргота или Вала,

эльф, Майя или Послерожденный -

ни закон, ни любовь, ни воинский союз,

ни страх, ни опасность, ни сама Судьба,

не защитят его от Феанора и рода Феанорова,

если скроет он, или в руку возьмет,

или себе оставит, случайно найдя,

или выбросит Сильмарилл. В этом клянемся мы все:

смерти предадим его, и преследовать будем

до скончания мира!

Услышь наше слово, Эру Вседержитель!

Вечная тьма да будет нам уделом,

если не сдержим своего слова.

Вы, восседающие на священной горе,

будьте свидетелями нашей клятвы,

Манвэ и Варда!

— Да, суть передана верно. — Маэдрос оперся железной рукой о перила. — И что же мне теперь с тобой делать, Берен, сын Барахира?

— Ну, предай меня смерти. Прямо сейчас. То-то Моргот будет рад.

Лицо Маэдроса мгновенно потемнело, железные пальцы сомкнулись на плече Берена, одно движение — и горец оказался спиной, а точнее — задом к низким каменным перилам, через которые Маэдрос мог перебросить его легким толчком. Внизу была пропасть в шестьсот футов.

Во рту у человека сделалось сухо.

— У тебя есть совесть, Берен Беоринг? — тихо спросил низложенный король эльфов. — Ты поклялся овладеть Сильмариллом — и обратился за помощью ко мне. Ко мне!

Еще одно движение — и Берену пришлось слегка перегнуться над перилами.

— Государь Маэдрос, совесть у меня есть, и я об этом много думал… — он старался говорить так же размеренно и спокойно, как говорил бы сидя в кресле, не напрягая руку от боли — железные пальцы, казалось, вот-вот раздавят мышцы. — В свое оправдание я могу сказать три вещи. Первое: я собирался идти к тебе задолго до того, как встретил Тинувиэль, и ее отец задал мне эту задачку. Второе: я не обращаюсь к тебе за помощью. Я предлагаю союз против Моргота, и если ты его не примешь, пострадаем первыми не мы, пострадает государь Фингон, на него будет обрушен главный удар. И третье: не будем обсуждать судьбу Сильмарилла до дня падения Ангбанда. Может статься, кто-то из нас погибнет раньше и вопрос решится сам собой. А может, дело решит поединок. Хотя, честно говоря, не хочу я убивать никого из вас. Особенно тебя, государь Маэдрос.

— Я не государь, и уже давно. Мне не нужна такая грубая лесть, князь Берен. Право же, удивительные речи я слышу от человека, которого сейчас могу убить очень легко. Ты не боишься?

— Мне было предсказано, государь, что убьет меня волк. Ты — не похож.

Маэдрос вдруг рассмеялся, отступил на шаг и с усилием отогнул какой-то рычаг на железной руке — пальцы разжались. Берен сумел удержаться от того, чтобы начать ощупывать свое плечо.

— Странное дело, но и мне тебя убивать не хочется, — ответил Маэдрос. — Ты нравишься мне, сын Барахира. Несмотря на всю свою дерзость… Или благодаря ей.

Берен молчал. Не хотелось говорить о том, что именно Маэдрос из всех эльфийских владык нравился ему более всех, что много раз он просил у старших двоюродных братьев пропеть «Песнь о спасении», что из детских игр впечаталось в память, как он, старательно пряча за спину «отрубленную» правую руку, левой, преклонив колено, протягивал «корону» из ивовой ветки «Государю Финголфину» — кто же им был тогда? Хардинг был Фингоном, а кто был Финголфином? Нимрос? Брего? Он напряг память — после упражнений с Палантиром ему довольно легко удавалось, уцепившись за какую-то мельчайшую подробность, восстановить в памяти всю картину. Итак, корона из ивовой ветки, сжатая в кулак рука убрана за спину, какая-то былинка колет сквозь штанину преклоненное колено, а перед Береном стоит в величавой (как это представляют себе мальчишки) позе…

Мэрдиган, вот кто. Мэрдиган-предатель был тогда «Государем Финголфином»…

Маэдрос вернулся в комнату, налил вина в два кубка, двинул один из них по столу в сторону Берена.

— Что же нам теперь делать, — сказал он. — Что же нам делать с тобой?

Берен молча пригубил вино, потом, не отводя взгляда от Маэдроса, выпил все. Это было эльфийское «зимнее вино» — в Хэлкараксэ вода вымерзала в бочках и мехах, оставалась пряная жидкость, ледяная в руках и огненная во рту. Испытания кончились, а обычай делать «зимнее вино» сохранился — и почему-то именно у феанорингов… Тризна, длящаяся четыреста пятьдесят лет. Боль и вина. По жилам Берена побежал холодный огонь.

— Утро вечера мудренее, государь, — ответил он, ставя кубок на стол. — Время у нас есть. Немного — но есть.

— Согласен, — Маэдрос протянул левую руку для пожатия. — Иди и отдыхай, Берен, сын Барахира. Приятных снов.

Утро было холодным, как вода в горном ручье, а окна в замке закрывались только на зиму, летом ветер гулял где хотел, и ему как раз вздумалось выстудить комнату Берена.

Спустив ноги на холодный каменный пол, он поежился, и в очередной раз подивился, до чего же быстро человек привыкает ко всему хорошему: еще вчера спал под открытым небом и ничего, не ворчал…