За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести - Пол Андерсон

Она покачала головой.

— Мы не боимся. Мы и сами могли бы разработать технологию и не давать никому и близко подступиться к ней. Но мы не желаем столь жесткого контроля над миром. Мы считаем, что вмешательство мавраев должно быть сведено к абсолютному минимуму.

— Однако, — резко перебил он, — вы все-таки вмешиваетесь.

— Правильно, — согласилась она. — Это еще один урок, извлеченный нами из истории. Древние спаслись бы, если бы им достало мужества проявлять достаточную жесткость — действовать, пока события не нарастали снежным комом, если бы демократии подавляли любую диктатуру еще в зародыше, или если бы они просто навязали миру свой идеал, пока были в силах… Вот. — Она опустила глаза, — Мне жаль, что люди пострадали в тот день, на Аннаманах, но я не жалею о конечном результате. Видите ли, я всегда собиралась завести детей.

Лорн пошевелился. Его сигара потухла. Он вновь зажег ее. И первая затяжка оказалась, как он и ожидал, слишком едкой. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь жалюзи на окнах, ложился пятнами на деревянный пол, на ковер из батика, привезенный с Сматры, и статуэтку странно волнующей красоты африканского происхождения.

— Ну вот. Я сказал вам, что не держу больше зла. По-моему, вы не собираетесь вечно препятствовать развитию атомной энергии.

— О, конечно. Когда-нибудь, несмотря на все наши усилия, Земля станет однородной и скучной. Тогда вновь настанет время обратиться к звездам.

— Да, я слышал это мнение от многих ваших ученых. Что касается меня, то, с философской точки зрения, мне не нравится ваше отношение. Я, конечно, уступаю ему. Не могу же я рассчитывать на то, что всякое мое желание окажется исполненным. Но работа над этим проектом принесла мне большое удовольствие. Черт побери, Ализабета, я считаю, что вы не правы. Если ваше общество не в состоянии удерживать что-то огромное и новое, как укрощенный атом, клянусь Октаи, вы доказали, что это общество не стоит того, чтобы его сохранять.

Он вдруг пожалел о своих словах и принялся извиняться. Я, мол, не хотел вас обидеть, просто высказал другое мнение… Но она не дала ему договорить. Она, подняв голову, встретилась с ним глазами и по-кошачьи улыбнулась:

— Наше общество не в силах справиться с чем-либо новым? — промурлыкала она. — Ах, мой дорогой Лорн, а что же мы по-твоему делали в тот день?

Ветряки

И, хотя была ночь, когда на земле явно холоднее, чем в море, нам пришлось искать такой ветер, который мог бы отогнать нас от Калифорни. Наше судно тряслось и кренилось. Оплетка гондолы скрипела, снасти гремели, воздушный шар гулко гудел, пропеллер расхныкался голосом усталой пилы. Я сидел на своем месте при тусклом свечении приборной доски, вскоре совершенно поглощенной мраком. Таупо и Вайроа, на лицах которых было написано невероятное напряжение, изо всех сил старались сохранить управление, горячий пот градом катился у них по шее и голой груди, саронги были мокрыми от него даже в этой прохладе.

Однако мы двигались. В иллюминатор, находившийся сбоку от меня, я видел, как в мерцании океана под высокими звездами возобладали серые и черные краски. Сгусток мрака далеко на берегу — должно быть, развалины Лосанглиса. Несколько костров, горевших где-то там, не давали уюта, так как-известно, что гревшиеся вокруг них переселенцы могли быть грабителями и даже каннибалами. Ни один мериканский землевладелец не пытался обустроить бетонную пустыню; все, кто претендовал на владение, довольствовались тем, что и в своем убожестве она способна служить им защитой. Интересно, стали бы люди Моря…

Но я же дрейфую, разве не так, Елена Калакауа? Может быть, я пишу о том, что тебе давно известно. Тогда прости меня. Мир столь велик и таинствен, а цивилизация опутывает его такой тонкой паутинкой, укрепленной лишь несколькими радиолиниями и, кроме того, путешествиями, такими медленными, что трудно наверняка знать, что известно о нем тому или иному человеку, даже вашей любимой девушке, отец которой — член парламента. Так что я вверяю себя этому дрейфующему судну. Тебе никогда не случалось быть за пределами счастливых островов Маврайской Федерации. Я хочу передать те ощущения, ту действительность, которые я испытал и увидел во время нашего последнего похода.

Я был рад, когда Меганекрополь скрылся из виду, и мы приблизились к чистому Муахваи. Но тогда ко мне подошел капитан Бовену. Его волосы белели во мраке, но он балансировал с легкостью, усвоенной им в юности, проведенной на стеньгах кораблей. Боюсь, что нам придется высадить тебя раньше, чем планировалось. Из-за этого встречного ветра моторы жрут энергию, а заправиться можно только в С’Антоне.

То есть на севере, в Саннакрусе. Но мы не могли допустить, чтобы Главный босс дознался о нашем присутствии, поскольку предмет моих поисков находился в той стране, которую он называл своей. Мейканская империя лежала в безопасном отдалении, а ее Доны были настроены дружелюбно.

Нельзя дать аккумуляторам корабля садиться. У меня мелькает мятежное сожаление, что я не на машине или реактивном самолете. Но нет, я прекрасно понимаю, что их слишком мало, они слишком дороги, а хуже всего то, что они расходуют уйму горючего и на их производство идет масса металла; они должны быть лишь у армии. Я только рассказываю, какая у меня мелькнула мысль, потому что это поможет тебе сочувственно отнестись к моим жертвам и лишениям.

— Понятно, Реви Бовену. Можно мне посмотреть на карту?

— Конечно, Тома Накамуха. — Сев рядом со мной, он разложил карту у нас на коленях и указал, где мы находимся. — Если ты пойдешь на ист-норд-вест, то достигнешь города Надежды до обеда. Разумеется, твой путь не может быть особенно точным, поскольку у тебя нет ни компаса, ни хронометра. Но ты не отклонишься от курса настолько, чтобы не заметить ветряки, когда они покажутся на горизонте.

Он не сказал, что случится, если он не прав, или я собьюсь с курса. Канюки, а не чайки будут объедать мои кости, а эти птицы летают уж больно далеко от нашего моря.

Но мысль об этих ветряных мельницах и о том, что они могут значить, наполняла меня гневом. Потом, вы же знаете, что Вильяму Гамильтону был моим другом с детства. Мы вместе лазали за кокосовыми орехами, ныряли с маской и аквалангом между кораллами нежных цветов, взбирались на Мауна Лоа, чтобы заглянуть ей в глотку, ходили под парусами на торговом тримаране, который провез нас вокруг всего славного земного шара, а вернувшись на Авайи, пили ром и занимались с тобой и Лили любовью под луной, освещавшей наш остров. И Вильяму раньше меня отправился, чтобы ради всех нас узнать, что скрывается в поселении, которое именует себя Надеждой. Он не вернулся. И мне кажется, уже не вернется.