Заря Айваза. Путь к осознанности - Ж. Славинский

У регистратуры Арджуна общался со стройненькой блондинкой, которая, вроде бы уставившись на него, говорила спокойным и неторопливым голосом. Арджуна жестом подозвал меня и сказал:

— Это Кали Шакти Ма. Она будет Учителем на твоем трехдневном «Интенсиве».

Я протянул ей руку, но она улыбнулась и прислонила свои руки к груди, как это делают в молитве, и извиняющимся тоном произнесла:

— Я не должна касаться мужчины. Я дала обет.

Арджуна внимательно посмотрел на меня.

— Начал слушать записи Йогендры?

— Уже закончил. — Он сморщил лоб и несколько раз моргнул. — Я прослушал первую кассету, и мне незачем слушать остальные. Я Мастер!

Арджуна переместил свой озадаченный взгляд с меня на молодую женщину, которая сказала:

— Мне нужно идти, — и, повернувшись ко мне, добавила: — увидимся завтра вечером на «Интенсиве». Хорошо отдохни, он будет напряженным.

Арджуна, несомненно, рассказал ей о нашем с ним разговоре, и она знала, что я не собирался записываться на мастер-курс.

Арджуна показал мне на деревянную скамейку под большим деревом с широкими свисающими ветвями, похожим на плачущую иву.

— Давай присядем. Я хотел бы поговорить кое о чем. — Он огляделся. Несколько молодых мужчин и женщин за окном плескали друг на друга водой в бассейне. Молодой человек в черной мантии и с длинной бородой сидел с закрытыми глазами на плоском камне рядом с серным источником и медитировал. С холма доносились крики птиц.

— Я не вправе обесценивать твое мнение... знаешь, что означает эта фраза?

— Обесценивать? Конечно. Я несколько месяцев провел со сциоларгами. Йогендра пил из той же чаши.

— Это так? Знаешь, у каждого есть право на мнение, каким бы оно ни было. Ты вправе полагать, что достаточно всего лишь прослушать одну кассету Йогендры, чтобы прийти к выводу, что тебе все понятно, и что ты — Мастер. Я не хочу разочаровывать тебя, но в моих обязанностях предупредить тебя: я повидал много людей, которые так же заявляли о себе, как о Мастерах, без специализированного на то тренинга. Тем не менее, для них позднее наступали очень-очень тяжелые времена. Признаюсь, что ты — первый, кто пришел к такому выводу, прослушав лишь вступительную запись.

— Люди — разные.

— Возможно, ты изменишь свою точку зрения после четырнадцатидневного «Интенсива».

Это был не вопрос, это было утверждение.

— Нет. Я распрощался с мыслью о втором «Интенсиве». После трехдневного «Интенсива» я поеду домой, чтобы вести свои собственные «Интенсивы».

Он моргнул.

— Я думаю, что ты совершишь огромную ошибку. Четырнадцатидневный «Интенсив» — самая сильная духовная техника на всей планете. Ты избавишься от многих духовных масс и загрязнений. Поверь мне, я перепробовал многое и знаю, о чем говорю, «Длинный Интенсив» в корне изменил мою жизнь.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, Арджуна, но я не хочу ждать. Я останусь здесь только в том случае, если не достигну просветления на трехдневном «Интенсиве». Если просветление придет, то сразу же отправлюсь домой. Люди здесь дружелюбные, атмосфера мне нравится... Когда-нибудь я вернусь сюда.

— Возможно, ты переменишь свою точку зрения на трехдневном «Интенсиве». Будь открыт такой возможности.

— Конечно. Да я всему открыт. — Я чувствовал себя легко и уверенно, как никогда, я шел на всех парусах: — Я знаю, что я Мастер, и что всегда им был. Мне хватило лишь пары слов Йогендры, чтобы осознать этот факт, и я ему очень признателен. В любом случае вопрос теперь закрыт. Если бы я попытался объяснить свои чувства Арджуне, то, положа руку на сердце, повторил бы слова одного индейского вождя: «Брат, мое сердце поет».

От сна меня пробудил звуковой сигнал. Молодой человек с выбритой головой, что-то читавший на соседней кровати, быстро вскочил и, надевая свои апостольские сандалии, вскользь сказал:

— Пора обедать.

Столовой оказался длинный деревянный дом с непокрытыми столами и лавками из неструганых досок. В конце комнаты стоял стол из темного резного дерева, покрытый белой льняной скатертью. На нем стояла картонная табличка с надписью: «Забронировано за Гуру и его семьей».

Я получил полную тарелку овсянки и банан. Овсянка оказалась вкуснее, чем выглядела. От утомления я ел медленно, не ощущая при этом голода. Мне было трудно не сомкнуть глаз. За столом сидело около тридцати, в основном молодых, людей, которые ели в тишине. Высокий молодой человек, стоящий у двери, глубоким сильным голосом объявил:

— Сад-гуру прибыл! Сад-гуру прибыл! Сад-гуру прибыл! Всем встать!

Йогендрой оказался маленький и изящно сложенный мужчина. Его лицо обрамляла длинная борода с редкой проседью, а на плечах лежали волосы. На нем была желто-оранжевая мантия саньясина и японские соломенные сандалии. Он осмотрел комнату, молча кивнул головой и жестом руки велел нам садиться. Во мне переплетались два противоречащих друг другу ощущения. Он был необычайно мал и казался непривлекательным, и все же я не был удивлен его внешним видом. После фотографий в регистратуре я ожидал увидеть какого-то гиганта, тем не менее, верно изображены были лишь его ясные голубые глаза.

Итак, этот человек создал «Интенсив Просветления», систему, которой не было равных на всей планете. Наблюдая за ним, я окончательно пробудился, и у еды появился более приятный вкус. Рядом с ним сидела высокая семнадцати- или восемнадцатилетняя девушка с розовым лицом.

— Дочь Йогендры? — спросил я старика с аскетическим лицом и телом, обедавшего рядом со мной.

Он кивнул головой и улыбнулся:

— У него их четыре. Странно, но ни одна из них не заинтересована в «Интенсиве». Многие бы отдали все что угодно, лишь бы оказаться на их месте. Я не знаю об остальных трех, но Шарлин, — он кивнул столу Йогендры, — сходит с ума по компьютерам. Вот такие дела.

— Ты участвуешь в «Интенсиве»?

— Завтрашнем? Нет, я провожу их время от времени. Ты новенький здесь?

— Я прибыл сегодня.

— Сатсанг начнется через полчаса. Постарайся не пропустить его. Я Галуша, Майя Галуша. А ты?

— Друзья зовут меня Боги. Скажи, а как долго ты уже проводишь «Интенсивы»?

— Некоторое время. Я был первым Мастером «Интенсива», сразу после Йогендры... На протяжении тринадцати или четырнадцати лет мы работали вместе с ним в сциоларгии.

— Так долго? Я ушел через полгода.

— Тогда процесс разложения только начинался. Теперь все они глубоко вляпались.

— Отлично сказано. Знал Лона Хибнера?

— Даже слишком хорошо. Хочу сказать, что он обокрал меня точно так же, как и многих других.

Я с интересом взглянул на него, и он продолжил:

— Он обокрал Йогендру, Джека Хорнера, Джона Макаллистера... потребуется время, чтобы всех их перечислить. Встречал комментарий в его книгах — отложить в сторону чтение текста при появлении непонятого слова? Эта формула прекрасно подходит для педагогики и психологии, но в его организации никто не хотел признавать, что важность непонятого слова открыл Йогендра, а Лон Хибнер лишь бесстыдно присвоил осознание этого себе.

— Тем не менее, его жизненная история невероятна. Он основал сциоларгию, когда ему было сорок, когда он был всего лишь рядовым сочинителем каких-то бульварных романов; он создал настоящее королевство, основанное на его методах духовного развития.

— Ты прав. Он — гений, и не только в воровстве.

Я не решался спросить, как же старина Лон ободрал его, так как наш с ним разговор начал походить на болтовню, однако не смог удержаться:

— Что с тобой случилось?

Майк примирительно улыбнулся:

— Ну, это долгая история. Видишь ли, мы с Милли, моей женой, были в числе самых старых ассистентов Лона. На самом рассвете сциоларгии он заявлял о том, что являлся воплощением Гаутамы Будды, что, конечно же, не могло не веселить. Но он вел себя так. Однажды он попросил Милли провести ему процессинг. Она была сильно напугана, Лон почувствовал это и начал оскорблять ее с самого начала сессии. Он указывал на ее тупость, говорил ей, что она только и может, что чистить ему ботинки, что не способна процессировать его, и все в таком духе. После часа или двух таких унижений она заплакала и остановила сессию. Она пришла ко мне и пожаловалась. Что я мог сказать?.. Как хорошо ты знаешь кодекс процессора в сциоларгии? Процессор обязан процессировать клиента несмотря на его иррациональные действия, так как они являются выражениями его реактивного ума. Я ей это и сказал. На следующий день она пошла на очередную сессию, где он вел себя таким же образом.

Ну, Милли выучила урок и не позволила ему спровоцировать разделение ее личности и ее профессиональной роли Процессора. Лон продолжал унижать ее всеми возможными способами, и в один момент она воодушевленно спросила его: «Как я могу тебе помочь?» Он продолжал ругаться, но она повторяла этот вопрос десять, двадцать, сто раз, медленно погружая его в процесс. Через полчаса такого вопрошания у Лона случился самый сильный инсайт в его жизни. Он обнял ее и поцеловал. Милли, необыкновенно взволнованная, пришла домой. — Он помолчал, качнув головой, словно отгоняя воспоминание. — Так вот... На следующий день мы отправились в сциоларгический центр, что в Балтиморе. Там царила праздничная атмосфера. Люди обнимались, пели, открывали бутылки с шампанским. «Что случилось?» — спросил я. «Разве ты не знаешь? — спросили они. — Старина Лон создал новую процедуру, „Процедуру Помощи“. Метод так же эффективен, как и прост. Он заключается в повторении процессором одного вопроса — „Как я могу помочь тебе?“»