Каменный след - Николай Иванович Леонов

– И ей, полагаю, – добавил Гуров.

– На это мне плевать. Сама виновата.

– Она же мать вашего сына, – напомнил Гуров. – Прошло много времени. Не пробовали с ней поговорить?

– Дорогой Лев Иванович, вы противоречите сами себе, – холодно улыбнулся Лигунов. – О чем мы можем говорить, если прошло столько времени? Когда… если окажетесь на моем месте, то, поверьте, вся ваша добродетель уйдет в нескончаемый запой. Ну если вы не Иисус Христос, конечно. Тогда да, вы отпустите любимого человека и пожелаете ему счастья. Но в жизни так не бывает. Не верьте тем, кто уверяет вас в обратном, и бегите от таких людей подальше. А лучше не верьте слухам. Даже самым правдивым. Целее будете.

– Петр Егорович, извините, что вынужден задавать неприятные вопросы – работа такая, – вздохнул Гуров. – Но давайте подробнее. Значит, ваша бывшая жена не пыталась общаться с сыном?

– Поначалу пыталась, звонила и мне, и маме, приезжала даже, – нехотя проговорил мужчина. – Но Женя, я уже говорил, не хотел ее даже видеть. Мама – человек жесткий, она все Людмиле высказала.

– А с вами Людмила пыталась поговорить? Объяснить происшедшее? Возможно, кто-то что-то не так понял. Ее же не могли видеть… так сказать, в процессе измены, правда?

Не сработало. Петр Егорович отказывался включить логику. Либо обида все еще сидела глубоко в его душе, либо он настолько верил матери и был до такой степени внушаемым, что иного развития событий не мог себе представить.

– Я отказывался с ней общаться. Слишком больно было. Это же… предательство.

Гуров попытался прикинуть на себя боль Петра Егоровича, но не смог. Все это показалось ему очень сложным и чужим. «Осталось прощупать тебя на предмет отношений с будущей женой родного сына, – подумал Гуров. – А потом отпущу».

– Я понял вас, Петр Егорович, – сказал Гуров. – Хотел вас спросить про отношения с Кариной. Во время нашей первой встречи вы назвали ее членом семьи. Хорошо ее знали?

– Сказал на эмоциях, – признался Лигунов. – Но относился к ней нормально. Она ко мне тоже. Если бы Женька решил жениться, то не стал бы спрашивать у меня разрешения. Поэтому я воспринял появление Карины как нечто неизбежное. Мы и виделись-то всего несколько раз. Сначала сын привез ее ко мне в гости познакомиться, потом мы пару раз пересекались, я передавал подарки для мамы. Карина была красивой девушкой, но Женьке она не подходила. Ему бы кого поярче. В ней не было женского шарма, это сразу бросалось в глаза. Умная, красивая, но не обжигает. Но это не мое дело, а сына. Его выбор, его решение. Его жизнь.

– А он собирался жениться? – зацепился за эти слова Гуров.

– Мне он об этом не рассказывал. Да у нас и не настолько доверительные отношения с сыном сложились, – пожал плечами Петр Егорович. – Если бы и решил – скорее всего, я бы об этом узнал ближе к свадьбе.

– Сейчас, спустя несколько дней, что вы можете сказать про отношения Карины с вашей мамой? Все еще убеждены в том, что они жили мирно?

Лигунов уставился на Гурова круглыми глазами.

– Вы снова за старое? – возмутился он. – Какие конфликты? Я звонил маме, она ни слова не говорила. Не было там ничего. Оставьте уже эту тему!

«Да, мужику, похоже, ни мать, ни сын особо не доверяли. Вытеснили его из своей жизни, отношения поддерживали постольку-поскольку», – сделал логичный вывод Гуров. Только вот причастность Петра Лигунова к убийству Карины сомнительна еще более, нежели причастность Евгения. В последнем случае мотивом может быть, допустим, ревность. Ну или скандал какой-нибудь. А здесь… Благодаря жесткому воспитанию Петр Егорович получился довольно-таки бесхребетным типом.

– А вот ваш сын другого мнения, – причмокнул губами Гуров. – По его словам, Елизавета Ильинична и Карина не смогли найти общий язык. Причем сама Карина не видела в этом никакой проблемы, а вот вашей маме приходилось несладко.

– Моя мама, если вы не заметили, находится в преклонном возрасте, – напомнил Лигунов. – Старикам мало нужно для того, чтобы обидеться на что-то, не так понять и придумать то, чего не было. То, о чем говорит мой сын, надо бы делить даже не на два, а на десять. Он в шоке. Он сейчас не совсем трезв, в конце концов! Звонил я ему прошлым вечером. Лучше бы этого не делал. Все мне припомнил, ничего не забыл. Не понимает, что нам только и осталось держаться вместе, иначе пропадем.

– Он что-то может с собой сделать? – напрягся Гуров. – Раньше были прецеденты?

– Да я не про это, – отмахнулся Лигунов. – Я про то, что он видит во мне врага. Зная его характер, можно ожидать всякого дерьма. Перестанет со мной общаться, например. Вот возьмет и вычеркнет из жизни.

– У вас же намечался общий бизнес, – вспомнил Гуров. – Открытие частной клиники – дело очень затратное. Кстати, когда планируете начинать?

Петр Егорович взмахнул рукой, отгоняя от лица невидимую мошку.

– Все сложно. Нужны деньги. У меня столько нет.

– На что же вы тогда рассчитывали?

– На маму. Она обещала помочь.

– Какая сумма требуется?

– Пока что пять миллионов. Дальше – больше.

Лигунов задержал взгляд на лице Гурова, ожидая его реакцию.

– У мамы есть сбережения, – нехотя объяснил он. – Она тоже хотела вложиться. Женька обсуждал с ней этот вопрос. Вдвоем с ним мы не потянем, даже если наберем кредитов, а продавать квартиру, чтобы начать бизнес, я не намерен. Мне больше просто некуда будет пойти. Поэтому все пока что застряло на стадии обсуждения. Вы вот что… Вы сказали, что мама, возможно, не стреляла в Карину. А кто тогда это сделал?

– Если бы я мог ответить на этот вопрос, Петр Егорович. Пока что это версия, которую нужно доказать. Для этого потребуется время. Но пока что Елизавета Ильинична находится в статусе подозреваемой. Ее чистосердечное признание что-то да значит, согласитесь?

Петр Егорович потерянно смотрел на Гурова и