Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли - Шломо Авинери

«Разве евреи собираются припереть нас к стенке из-за нашего обещания и сказать — вы обещали фунт своего мяса, платите нам фунт мяса». Джентльмены, я отвечу вам от имени самой крайней из сионистских партий: «Нет!» Если Великобритания действительно не способна это сделать (не просто не желает, а именно не способна), мы склонимся перед ее решением, но тогда мы будем ожидать, что Великобритания поступит так, как любая мандатная держава, которая считает, что не может выполнить своих обязательств по мандату: вернет мандат…

Сэр Лорри Хэммонд: Кому?

Ответ: И сделает это так, чтобы это не повредило безопасности евреев, поверивших вам и приехавших в Палестину в силу того, что в ней появились возможности сионистского будущего. Это означает установить определенный срок, покуда мандатное правительство вместе с евреями найдет альтернативное решение. Я надеюсь, что до этого никогда не дойдет. Я глубоко убежден, что в этом не будет необходимости. Я верю в Англию так же, как верил в нее двадцать лет назад, когда пошел наперекор мнению почти всех евреев и сказал: «Дайте солдат для британской армии!» — потому что я верил в Великобританию. Я и сегодня в нее верю. Но если Великобритания действительно не может выполнить условий мандата, что ж, значит, мы проиграли; тогда мы соберемся и вместе подумаем над тем, что можно сделать; но Великобритания не должна и дальше удерживать за собою мандат, делая вид, будто она его «выполнила», покуда мой народ продолжает страдать в диаспоре и остается в Палестине только меньшинством. Нет, так поступать невозможно. Это ведь не крикет. Поэтому, джентльмены, я и утверждаю, что так поступать невозможно, по такому пути идти нельзя. Я очень благодарен членам комиссии за их доброту и внимание. Прошу прощения, что продержал вас здесь в течение полутора часов.

Глава 17

Диалектика Искупления

(А.И. Кук)

Мы видели, как зародилась и развивалась сионистская мысль XIX и XX веков на фоне кризиса модернизации, просвещения и эмансипации, постигшего еврейское общество в мире, идеологические и социальные мерки которого становятся все более светскими. Мы видели также, как традиционные раввины типа Алкалаи и Калишера откликаются на вызов современности и добавляют новый аспект к традиционной, религиозной еврейской тоске по Искуплению.

Но поскольку сионистское движение и сионистская идеология были новаторскими, революционными и светскими, религиозные круги, как правило, относились к ним с недоверием, если не с открытой враждой. Несмотря на трудную борьбу, развернувшуюся между ортодоксальным иудаизмом Восточной Европы и реформистским движением на Западе, общая линия отрицания и сопротивления характеризует, как это ни парадоксально, первую реакцию обоих течений на сионизм, хотя обстоятельства были, понятно, различны и даже полярно противоположны. Поэтому большинство сионистских деятелей как Восточной, так и Западной Европы оказались втянутыми в острую полемику с официальным религиозным руководством. Память о движении Саббатая Цви и крушении его лжемессианских чаяний жила в традиционном иудаизме: раз обжегшись, он опасался новых неудач.

Однако параллельно этому в сионизме развилась и тенденция, пытавшаяся сочетать религиозное наследие с практической сионистской деятельностью.

Так, мы находим религиозные мотивы в движении Хиббат-Цион, а затем в сионистском движении, с которым связаны имена таких раввинов, как Шмуэль Могилевер и Ицхак Яаков Райнес. В Эрец-Исраэль единственное в своем роде явление — деятельность Иехиэля Михаэля Пинеса, боровшегося с антисионистским руководством старого еврейского населения Иерусалима в конце XIX века — также способствовало развитию сионистской альтернативы в религиозном лагере.

Но с идейной и интеллектуальной точек зрения, вплоть до сравнительно позднего этапа, мы не находим в религиозном лагере последовательной системы, регулирующей отношения с реальностью светского в своей основе еврейского национального движения. Шмуэль Могилевер в своем взволнованном послании Первому сионистскому конгрессу писал, правда, что «заселять Страну (Израиля) — покупать землю и строить дома, насаждать плантации и засевать поля — это одна из величайших заповедей нашей Торы, а некоторые из наших древних предков говорят, что она стоит всей Торы»; однако большинство еврейской общественности в диаспоре (да и в стране) держалось иного мнения. Иехиэль Михаэль Пинес понимал суть вызова, брошенного сионизмом религиозной традиции — необходимость нового определения коллективного еврейского Я взамен традиционных религиозных определений: поэтому в своих статьях он выступил в защиту концепции, гласящей, что сама еврейская национальность — понятие религиозное в своей основе, а никак не светское.

И только в сочинениях Авраама Ицхака Кука (1865–1935), первого главного раввина ашкеназской общины Палестины периода британского мандата, впервые предложена систематическая концепция, сочетающая центральное положение Страны Израиля в религиозном сознании с новым, революционным с религиозной точки зрения толкованием политикопоселенческой деятельности сионизма. Во времена раввина Райнеса религиозные сионисты в споре об Угандийском проекте еще не затруднялись голосовать за создание временного убежища («пристанища на ночь») в Африке, тогда как раввин Кук впервые выдвигает систему сионистского религиозно-национального мировоззрения. Так религиозное еврейство ликвидирует разрыв, существовавший между ним и национальным сионистским движением.

Богатство религиозной мысли раввина Кука более чем у других сионистских мыслителей затрудняет детальный обзор его взглядов в одной краткой главе: ведь у светских теоретиков сионизма можно сравнительно легко наблюдать связь их основных теоретических принципов с предлагаемой ими практической политикой, в то время как раввин Кук посвятил свою деятельность радикальному, революционному переосмыслению самой религиозной традиции. Наполнение старых сосудов новым содержанием всегда чревато опасностью разрушить сосуды, поэтому раввину Куку пришлось померяться силами со всем богатством еврейской религиозной мысли, выкристаллизовавшейся на протяжении жизни многих поколений, и произвести эту внутреннюю революцию, не отрываясь от центрального течения религиозной традиции. Поэтому мы сможем остановиться лишь на немногих основных мотивах мировоззрения раввина Кука, имеющих прямое отношение к идейному перевороту, произведенному им в религиозной традиции и сделавшему возможной переоценку ценностей, которая превратила религиозную общественность из врага политического сионизма в одно из центральных звеньев в развитии сионистского движения*.

* По понятным политическим соображениям религиозный сионизм не подчеркивает ныне тот факт, что политический и практический сионизм был первоначально воспринят религиозным руководством чрезвычайно враждебно. Каковы бы ни были политические причины этого стремления завуалировать историческое прошлое, оно преуменьшает заслуги раввина Кука, приведшего к одному из радикальных переворотов в традиционной еврейской политической мысли. Лишь тот, кто был знаком со всей глубиной внутренней борьбы, развернувшейся в свое время между сионизмом с его светскими элементами и религиозным еврейством, может оценить размеры исторического шага, совершенного раввином Куком с целью предотвращения отрыва религиозного еврейства от сионизма, занявшего в новейшее время центральное место в еврейском самосознании. Таким образом, именно те, которые считают себя учениками раввина Кука, преуменьшают его значение