Обманный Дом - Джеймс Стоддард

Лицо Лизбет медленно залилось краской. Она обернулась к Даскину. Глаза ее яростно сверкали.

– В чем ты винишь меня? Ты думаешь – я чудовище?!

– Я ни в чем тебя не виню, – нежно проговорил Даскин, стараясь успокоить девушку. – Но мы могли бы проверить, действительно ли ты обладаешь такими способностями и под силу ли тебе ими управлять.

– Нет! – вскричала Лизбет, забыв об осторожности. – Я не знаю как. Не знаю!

Она резко отвернулась и долго молчала.

Они сидели рядом в безмолвии. Даскин размышлял о силе воли Лизбет, о ее чудовищном даре, он искал слова, чтобы успокоить ее, и не находил. Первой подала голос Лизбет.

– Я должна просить у тебя прощения за вспышку. Я много лет прожила в одиночестве, и единственным мои учителем была книга, в которой множество споров и противоречий. В Иннмэн-Пике все было не так, там жили добрые люди. И все же твои слова путают меня. Ты говоришь, что я обладаю могуществом, но у меня никогда не было никакого могущества. И все же порой ночью, стоит мне закрыть глаза, я вдруг что-то вижу… И тогда мне кажется, будто я – часть стены, стул или стол. Мне виден весь дом. И это пугает меня.

– Почему? – спросил Даскин.

– Потому что… если у меня такое могущество… я могла бы бежать отсюда.

– А тебе этого не хочется?

– Хочется, но я боюсь.

– Анархисты тебе ничего об этом не говорили?

– Человек в Черном называет меня проводником. Давным-давно он сказал, что я стану аватарой Порядка, но вот только я не знаю, что такое «аватара».

– Это означает «воплощение». Они хотят, чтобы ты стала воплощением Порядка, порядком во плоти. Они хотят сотворить мир, в котором все будет распланировано, упорядочение.

– А я думала, что «аватара» – это ястреб, и все ждала, когда же я превращусь в ястреба. Бывало, я представляла, как у меня ноги становятся когтистыми лапами, а руки – крыльями. Лучше стать воплощением Порядка, чем ястребом?

– Нет. Уверен – нисколько не лучше. Я бы предпочел стать ястребом. Но мне не хотелось бы, чтобы ты стала тем или другим.

Лизбет улыбнулась:

– Мне тоже. Меня это пугает.

Они продолжили путь. Лизбет шла вперед с непоколебимой уверенностью. Тянулся час за часом, а они все шли по тускло освещенным переходам, и хотя Даскин начал сомневаться, что. этот путь их куда-либо выведет, Лизбет ни разу не ошиблась – ее словно вел вперед некий внутренний компас. Они миновали настоящий лабиринт коридоров, которые пересекались через каждые десять ярдов. Звук шагов по мраморным полам разносился негромким эхом, и оно сопровождало Даскина и Лизбет в пути. И вот наконец они подошли к лестнице. Поднявшись по ней, они оказались перед вмонтированным в стену медным колесом. Повернув колесо, они услышали шипение, и в сторону отъехала часть стены. Даскин и Лизбет шагнули в темное пространство. Судя по тому, как гулко здесь звучало эхо, Даскин сделал вывод: они попали в огромный зал.

– Ты знаешь, где мы находимся? – спросил он.

– Не уверена. Я тут ни разу не бывала, но, похоже, мы на верном пути.

Даскин кивнул. Ему было весьма не по себе – он, взрослый человек, казалось, послушно следовал инструкциям маленькой девочки, игравшей в «веришь – не веришь». И все же… Все, во что верила Лизбет, должно было быть правдой.

– Нам нужно свернуть направо, – сказала она, взяла Даскина за руку и, не дав ему даже зажечь свечу, уверенно зашагала вперед – так, словно перед ней лежала нарисованная на полу дорога.

Прошло несколько минут, и Даскин увидел впереди еле заметную белесую полоску света. Они осторожно приоткрыли дверь и оказались в великолепном по красоте зале.

Только осторожность удержала Даскина от того, чтобы присвистнуть от восторга. Зал был огромен, как внутренность собора. Стены завершались куполом, выкрашенным в небесно-голубой цвет. Откуда-то лился рассеянный утренний свет. Изображенные по краю купола виноградные лозы создавали впечатление леса, тянущегося к небесам. В самой середине купола было нарисовано солнце в зените, над горизонтом белела луна. По всему пространству купола были разбросаны облака в форме сердечек и херувимов. А на полу лежали матерчатые куклы, набитые ватой тигры, стояли деревянные домики, игрушечные парусники и еще множество всевозможных вещиц. Многие из них имели гигантские размеры, словно служили игрушками какому-нибудь младенцу-великану. Совсем рядом стояла красная деревянная повозка высотой в десять футов.

– Я бы назвала эту комнату Комнатой Дня, – сказала Лизбет. – Разве тут не красиво?

– Очень красиво, особенно после того, как столько времени пробродишь в темноте. Но погоди, что с тобой?

Лизбет была явно расстроена. Дрогнувшим голосом она ответила:

– Если бы я знала про эту комнату, я бы все эти годы приходила сюда играть. У меня было бы такое чудесное, счастливое место!

– Анархисты ни за что тебе этого не позволили бы, – покачал головой Даскин и взял ее за руку. – Сомневаюсь, чтобы они знали об этой комнате.

Пройдя дальше, они встретили на пути еще несколько предметов, которые показались им знакомыми: модели дома графа Эгиса в Иннмэн-Пике и желтого локомотива, уменьшенные в восемь раз, глиняные фигурки котят, собак, мышей, кобылы Джуди, маленькие тряпичные куклы, изображавшие Даскина, Сару, Старину Арни, графа Эгиса и даже саму Лизбет в детстве. Была и еще одна фигурка, с мрачным, не знакомым Даскину лицом.

– А это кто? – спросил он.

– Это мой отец. Он пропал давным-давно. Лизбет поджала губы.

– С тех пор ты его не видела?

– Нет. «Нет, Кэти, – скажет старичок. – Я не могу любить тебя, ты еще хуже, чем мой братец».

Некоторое время они шли в молчании. Потом Даскин не выдержал и спросил:

– Лизбет, ты понимаешь, что эту комнату создала ты?

– Я? Нет, не понимаю. Даскин взглянул ей в глаза.

– Посмотри! Ведь это все сотворила ты, все эти вещи! Посмотри на кукол, на повозку, на сердечки по углам. Это ведь то же самое, что и статуи, изображающие Сару, графа Эгиса, меня. Неужели ты думаешь, что их изваяли анархисты? Они держали тебя в темноте, потому что хотят, чтобы мир был соткан из мрака. Они дали тебе книгу «Грозовой перевал», чтобы научить тебя отчаянию, но в этом зале, которого не видела даже ты сама, ты сотворила свет!

Лизбет устремила взгляд к небесно-голубому куполу. Ее глаза тоже были небесно-голубыми, призрачными, загадочными, огромными.

– Я не могла сотворить все это, – испуганно проговорила она. – Тут слишком красиво, а во мне нет красоты.

– Как ты можешь судить об этом? О, Лизбет, да разве ты не видишь, какие у тебя чудесные глаза? Нет, ты, ты создала все это! А если бы у тебя не было сердца, ты бы ни за что не сумела этого создать.